Софья Ролдугина - Моя рыжая проблема
Рыжий стушевался и уткнулся взглядом в пол, крепче сжимая мою руку.
— Ну… в долине свободных. На полпути к океану.
Мастер расширил глаза; словно две лампы вспыхнули или два ярко-золотистых угля. Между полуразомкнутых губ на мгновение померещилось что-то раздвоенное, черное.
— Ты их выследил сам.
— Да, мастер.
— И охотился на них, скрываясь в тени.
— Да, мастер.
— Ты выждал момент и забрал их добычу.
— Да… Мастер? — ответил Тейт уж слишком неуверенно. От него веяло предчувствием нагоняя.
Синее — чудо, чудовище? — прикрыло изумительные глаза и испустило долгий вздох, скупым движением щупальца сворачивая свиток.
— Ты ведь понимаешь, что это строго запрещено? Ты нарушил правила, уже покинув пределы Лагона без разрешения. Ввязаться же в охоту на свободных… Немыслимое безрассудство. Ты мог дать им в руки оружие, способное обрушить мои стены, Танеси Тейт, и все — из-за твоей беспечности и жадности. Ты осознаешь глубину своего падения?
Рыжий беспокойно поежился.
— Ну… да. Наказывать будете? — добавил он обреченно.
Мастер разомкнул веки, завораживающе плавно, как он делал все. Черные губы снова изогнулись в улыбке.
— Да. Но не я… — Он сделал паузу и усмехнулся. — И не за своевольный побег. Я признаю твое право собственности на добычу, Танеси Тейт, и хвалю за успех.
— Спа… — Рыжий прерывисто выдохнул и украдкой смахнул капельки пота на виске. — Спасибо. Вы очень добры, мастер Оро-Ич.
— Мне нравится твоя дерзость. Но только до тех пор, пока ты побеждаешь. Помни об этом, глупый ученик, — улыбнулся тот. — А теперь ступай к мастеру Аринге и получи наказание за разрушение площадки. Добычу свою оставь здесь, я позабочусь о ней… со всем тщанием.
Конец фразы прозвучал по-змеиному шипяще и, признаться, пугающе. Мастер быстро и плавно развернул кольца одного из щупалец и шлепнул рыжего по виску. На месте удара вспыхнул символ. Тейт цокнул языком и угрюмо скосил глаза, хотя, конечно, разглядеть собственный висок никак не мог.
— А…
— Ступай, — улыбнулся мастер. — Знак пропадет, когда милейшая Аринга сочтет, что ты полностью искупил свою вину. Тогда возвращайся.
Рыжий стиснул мою руку так, что пальцы хрустнули, и волна боли докатилась до самого плеча. Он сместился, загораживая меня от взгляда мастера, и одновременно слегка наклонился. Поза выглядела откровенно угрожающей.
— Я не оставлю Трикси. Она пока ничего не знает. Я обещал ее защищать.
Мастер красиво изогнул бровь. Свободные щупальца у него за спиной шевельнулись, свиваясь в спирали и кольца.
— Неужели и от меня тоже?
На висках у меня выступили капельки холодного пота.
Может, в местных реалиях я не очень-то разбиралась, но зато хорошо представляла, чем может обернуться для нас двоих гнев псионика высшей ступени, к тому же не отягощенного правилами и моральными запретами моего мира.
Решение надо было принимать быстро.
Шрах, почему дядя Эрнан никогда не упоминал о том, что от самого рационального выбора могут так подгибаться коленки?
— Тейт, не надо, — сказала я тихо, успокаивающе заглядывая рыжему в глаза. — Все будет хорошо, думаю. Иди и разберись со своим наказанием.
Взгляд у Тейта стал угрюмым.
— Я обещал защищать.
— Знаю. И у тебя уже получается очень хорошо. Но ведь от тебя я как-то сама защитилась, верно?
Как ни странно, аргумент подействовал. Тейт выпрямился, глядя на мастера, приложил руку к груди на секунду — и, разбежавшись, прыгнул в дыру. Только и мелькнули концы алого шарфа. Я была теперь наедине… наверное, все-таки с чудовищем, а не с чудом, потому что рыжий никак не походил на парня, который беспокоится по пустякам, а с мастером он категорически не хотел меня оставлять.
— Значит, Трикси Бланш.
Мое имя не напевное. Оно шипящее и колючее, как сердитая кошка. Но этот чешуйчатый Оро-Ич умудрился произнести его так тягуче, плавно и мягко, что оно прозвучало строкой языческого гимна. В голове приятно зазвенело.
Плохо.
Уже не говоря о том, что Тейт ни разу не упоминал мою фамилию.
— Да, мастер, — ответила я, стараясь копировать произношение рыжего.
Чешуйчатую помесь осьминога с пауком это изрядно позабавило. Знать бы еще почему.
— Приложи руку к груди, у сердца — так будет вежливей. Голову можешь склонить к плечу, если хочешь проявить высокую степень уважения. Когда-то давно такой жест означал, что ты готов подставить свою шею под удар господина, но, к счастью, немногие помнят эти времена. Подойди ближе, Трикси Бланш. Мы будем говорить.
Говорить? Очень хорошо. Поговорить я совсем не против.
Похоже, само понятие о приватности и о праве личности на неприкосновенность здесь отсутствовало, потому что стоило сделать пару шагов, как мастер выкатил одно из щупалец и, обхватив меня под грудью, поднял на добрых два метра. Чешуйки оказались шелковистыми и горячими, да и пахло от него не по-змеиному кисло, а чем-то пряным и дурманящим, вроде благовоний. Но все равно стало не по себе. Он бесцеремонно повертел меня, разглядывая с разных сторон, затем пересек террасу, выбирая более светлое место.
Я продолжала болтаться в чешуйчатой петле, и это начинало нервировать.
Он словно подслушал последнюю мысль и усмехнулся.
— Мы похожи, Трикси Бланш, — сказал мастер, усаживая меня на одно из своих щупалец так, что мы оказались почти на одном уровне. Получалась беседа лицом к лицу, глаза в глаза; весьма опасно, учитывая, какое гипнотическое действие оказывал его взгляд. — Ты сильный маг. Но прискорбно неумелый.
Так. А вот подобного рода недоразумения следует устранять как можно скорее.
— Не маг, а псионик, — поправила я тихо. Надеюсь, он это не сочтет за дерзость.
Мастер заинтересованно улыбнулся. С такого близкого расстояния было видно, что зубы у него острые и длинные, чем-то напоминающие острые иглы. Наверняка и ядовитые… Жуть какая.
— Покажи, что ты имеешь в виду.
Занять правильную позу для концентрации, расположившись на гладком щупальце, — все равно что медитировать на автомобильной покрышке, балансирующей на ребре. Щиколотки я кое-как скрестила, но равновесие позорно потеряла. Если б не упругая петля, сомкнувшаяся на талии, точно полетела бы на пол.
Который это по счету переход на сверхчувства за последнее время? Без отдыха и нормального питания?
«Соберись, Трикси», — приказала я себе сурово. На околице сознания мелькал то образ дяди Эрнана, почему-то в камуфляже и с тугой повязкой на светлых волосах, то личико дорогой кузины с презрительной гримаской. Интересно, как бы они себя вели на моем месте?
