Марина Ефиминюк - Ловец Душ
– Все и так закончится, когда Ловец Душ будет нами выкраден, – спокойно пожал плечами Савков и зашагал по едва заметной просёлочной дороге.
Я хлопала ресницами, плохо понимая, что же произошло. Он что, отказался?!
– Послушай, Носков...
– Савков!!!
– Савков, тебе просто нужен этот Ловец! – выкрикнула я каким-то чужим голосом. – Я видела твою чёртову татуировку на руке! Ты жаждешь получить заклинание не меньше самого Копытина!
Коля остановился как вкопанный и медленно развернулся. На заросшем чёрной щетиной лице злобно поблёскивали два маленьких тёмных глаза, складки у носа стали ещё глубже, губы сжались в одну линию. Тут я поняла, что все мои слова – правда. Все, буквально до последней буквы. Не буду врать, открытие меня не порадовало.
– Какую татуировку? – раздался испуганный голос Лу.
– Повтори, – процедил Савков.
– Ты все слышал! – Я усмехнулась уголками губ. Он думает меня напугать? Меня?! Он забыл, с кем имеет дело!
– Покажи её нам! – потребовала я.
Лу от волнения топтался в луже рядом с Николаем, разбрызгивая жидкую грязь и не замечая, как та оседает каплями на портах.
Николай, стараясь сдержать ничем не объяснимое торжество, стал неторопливо и спокойно закатывать рукава – слишком спокойно, слишком неторопливо. Поросшие чёрными волосками руки с синими прожилками вен были испещрены отвратительными незажившими рубцами от диметриловых наручников, и никакого изображения дракона на них не было.
Я с сомнением рассматривала сильные, все ещё загорелые руки и не верила собственным глазам. Чертовщина какая-то! Рисунок был там, чуть повыше запястья! Если бы он попытался скрыть татуировку заклятиями, я бы сразу это почувствовала: магия – это цвет, запах, прямые линии, правильные окружности. Но рука оказалась чистой, татуировка словно испарилась сама собой.
Я молчала, чувствуя, как щеки заливает румянец.
– Ну? – хмыкнул Савков.
Похоже, я попалась! Так оконфузиться!
– Хорошо! Ты победил! – сдалась я и протянула руку.
Савков колебался, но потом всё-таки пожал её сильно, по-мужски. Ладонь у него оказалась загрубевшей, мозолистой, в таких руках только кирку держать, а не энергетические шары творить.
Мы тронулись в путь на поиски давно забытого, но, похоже, вполне реального замка Мальи.
К вечеру, уже затемно, мы добрались до большой деревни. Поистершийся от времени указатель, на котором дремала одинокая ворона, гласил: «Благостная Малиновка». Деревня выглядела плачевно, нас встречали заброшенные дома и покосившиеся заборы. На окне вросшей в землю избы на одной заржавелой петле скрипела чудом сохранившаяся ставенка. Сквозь пустые окна-глазницы виднелись тёмные внутренности комнатёнки с облезлыми стенами. Дороги здесь были такие же, как и во всем королевстве – размытые дождями, развороченные ползками и лошадиными копытами. Изредка в домах виднелся скупой свет лучин, из-за заборов хрипло брехали шавки.
– Вы думаете, здесь есть постоялый двор? – Лу с сомнением огляделся вокруг. Его длинный, некогда дорогой плащ тащился по грязи, шпага все время стучала по дорожным камням, скрытым в грязных лужах.
Постоялый двор нашёлся, вернее, это была таверна с двумя общими комнатами для постоя. Находилось сие заведение между облезлой церквушкой с высокой звонницей без колоколов и избой-читальней, закрытой ещё в прошлую зиму. Судя по количеству народа, толпившегося у крыльца, таверна была единственным благостным местом в Благостной Малиновке. Под насторожённые взгляды местных завсегдатаев мы зашли в пропитанное табачным дымом тёмное помещение. Зал оказался переполнен гудящим и что-то страстно обсуждающим народом. В центре стоял большой стол, на нём между плошек с квашеной капустой и глиняных стаканов топтался бородатый мужичишка в грязных сапогах с лихо загнутыми носами. Его с интересом слушали озабоченные крестьяне, запивая ругань дешёвым кислым пивом. За этим же столом на колченогом табурете потирал подбородок относительно молодой, но уже несколько поистрепанный жизненными обстоятельствами господинишка с прилизанными сахарной водой вихрами. Он внимательно разглядывал полосатые порты бородатого оратора и хмурил брови. Народ, толпившийся на пороге, заприметив нас, немедленно расступился, так что мы втроём оказались в живом коридоре.
Оратор вдруг замолчал, хлопнул белесыми ресницами и, не сводя с нас заинтересованного взгляда, вытянул руку в призывном жесте бунтарских вождей:
– Они! – указал он пальцем на нас.
Я торопливо огляделась, от всей души надеясь, что бить нас не будут. Этих крестьян не разберёшь, то целуют в обе щеки, то лопатой оходить норовят!
Прилизанный понял не сразу, что произошло. Но стоило ему увидеть наши удивлённые рожи, как он вскочил и, широко расставив руки, бросился к нам:
– Хвала небесам! Вы приехали!
Похоже, гостеприимные хозяева нас с кем-то перепутали. Мужики загудели пуще прежнего, заулыбались, закашляли в кулаки. Прилизанный между тем жарко обнял Савкова, потряс руку Лу и нацелился на меня, пытаясь продемонстрировать свою сердечность.
– Мадам, – пропел он, обтирая рукавом губы.
– Мы. Тоже. Очень. Рады, – выдавила из себя я, пятясь к выходу.
– Ага. – Он кивнул и, схватив меня под руку, потащил к столу, откуда, кряхтя, слезал давешний оратор. – Я – Саволка, новый староста деревни.
– А старый где? – не удержалась я.
– Так съели его! – Мужик посмотрел на меня так, будто я спросила удивительную несуразицу. Действительно, мелочи какие – старосту сожрали, а я изумляюсь!
Нас едва ли не силой усадили за стол, хозяин таверны в заляпанном фартуке быстро смахнул грязь со столешницы и пододвинул к Савкову плошку с заветренной квашеной капустой. Как по взмаху волшебной палочки передо мной возникла крохотная треснувшая тарелочка с горкой чёрной икры. Демонстрация невиданного крестьянского гостеприимства на том закончилась.
– Так кто же старосту сожрал? – Николай деловито вонзил двузубую вилку в гору капусты.
– Как хххто? – крякнул новый староста и махнул головой, отчего по его блестящим сахарным волосам пробежали красивые блики. – Он! – и ткнул пальцем в закопчённый потолок.
Я не хотела, но всё равно подняла голову полюбоваться чёрными разводами на посеревшей побелке.
– Так откуда Он появился? – Савков без зазрения совести хрустел капустой.
Лу между тем подхватил вилкой мочёное яблочко, попытался разломить его, умылся брызгами кислого рассола, попавшего в глаз, и обиженно плюхнул угощение в тарелку. Я взяла ложечку и отправила в рот слипшийся сгусток чёрных шариков, нестерпимо воняющих рыбой.
– Как откуда? Из барского склепа, конечно!