Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы
Частички Тьмы.
А в руке — хлыст из тех же черных искорок. Длинный, с девятью хвостами.
Красиво. Я даже позавидовал. Я-то еще маленький, мне до такого расти и расти…
Стою, молчу. Он стоит, меня разглядывает. Марта ни стоять, ни молчать не стала. Сделала шаг вперед — и говорит:
— Хватит тут яйцами трясти. Уменьшайся. Шею ломит на тебя глядеть!
И тут он расхохотался. Башня ощутимо вздрогнула, Марта поежилась, а я вдруг… почувствовал гордость? Мне понравилось, что вот эта сила, эта мощь — мой отец. И захотелось быть таким же страшным и грозным.
А демон тем временем как-то обернулся крыльями — и вдруг стал уменьшаться. Минута — и в пентаграмме стоит этакий симпатяшка-аристократ. Не зная, кто это, — в жизни не догадаешься!
Волосы светло-золотые, глазки голубенькие, кожа белая, как мрамор. Фигура щупленькая. Дунешь — переломится. А вместо хлыста в руке — розочка.
Эта розочка меня окончательно добила. Слов не было. Зато заговорил демон. Словно ветер зашумел за окнами старой башни.
— Хамишь, — говорит, — некромантка. В тот раз грозила, в этот раз ругаешься… Не боишься, что я твою душонку после смерти поуродую? Будешь века гусеницей ползать…
Голос у него был…
Холодный. Скрипучий. Как будто две сосульки трут друг об друга. И вот они не звенят, а хрустят и трещат. Неприятно так, жалобно… Уши зажать хотелось.
Марта улыбнулась. Потом я понял — она мне давала время в себя прийти. Чтобы демон моей неуверенности не видел.
— Не боюсь, — говорит, — демон. Я свое самое важное дело уже сделала. Теперь что будет, то и будет.
И в голосе чувствуется — ей и правда не страшно. Вот ни капельки. И демон это понял. А смелость Темные уважают. Именно смелость. Демон даже выражение лица изменил. Уже не надменно-брезгливое, а просто холодное. Спокойное такое.
— А в этот раз зачем звала? — спрашивает.
И я шагнул вперед. К пентаграмме.
— Это я звал.
И голос у меня не дрогнул. Я уже не боялся.
Демон уставился на меня в упор. И улыбнулся. Улыбка была… замечательная. Сначала она просто преобразила его лицо. Даже ямочки на щеках появились. А потом губы раздвинулись. Оскал острейших зубов и раздвоенный змеиный язык. Как у меня. Я такое же в зеркале видел по утрам, когда зубы чистил. И всякий страх я потерял. Чего бояться-то? Сам такой!
— В таком виде вы с моей матерью меня делали? — спрашиваю.
Демон головой тряхнул — и подходит еще ближе к краю пентаграммы.
— С твоей матерью, — говорит. А глаза голубые. Насмешливые. Холодные. — Это та блондиночка? — и смотрит на Марту. — Да. В своем истинном облике я для нее великоват.
— Да и частицы Тьмы вещь неприятная, — соглашаюсь я.
Демон мне еще раз улыбнулся.
— А ты меня зачем позвал… сынок? Сестренку хочешь? Вот от этой, черненькой?
Я только головой покачал. Ответить не успел. Марта вмешалась:
— Не издевайся над ребенком, демон.
— Если он меня вызвал, значит, уже не ребенок, а некромант, — резонно возражает ей демон. — Можешь называть меня Аргадон, мальчик.
— А я — Алекс. Александр Леонард Раденор.
— Раденор… страна в этом мире?
— Да, — говорю. — А ты разве не должен знать?
Демон… отец только плечами пожал.
— Алекс, ты знаешь, сколько миров во Вселенной? А сколько вселенных? И ты хочешь, чтобы я помнил одно захудалое средневековое местечко?
Я тоже улыбнулся.
— Ты же демон войны, — говорю. — А тут тебя вызвали по такому оригинальному поводу. Неужели не запомнилось?
Аргадон расхохотался еще раз.
— А ты и правда мой сын. Гляди-ка, у той безумной ведьмочки получился хороший мальчишка…
— Не говори так о Мишель!!!
Марта аж ногой топнула. Но Аргадон только пожал плечами.
— Это правда. Твоя мать, Алекс, была безумна. От горя и ярости. Ее кто-то предал. И она поклялась отомстить.
— Она умерла.
— Это тоже нормально. Если бы она родила от инкуба, у нее были бы шансы. А я — слуга войны. Ворон боя. Как она еще родить-то смогла… Сколько месяцев длилась беременность?
— Восемь лун, — ответила Марта.
— Ага. Неплохой результат. Она была… огонь, да? Алекс, ты огнем владеешь?
— Да. Мало.
— Это неудивительно. Ты еще ребенок.
— Некромант.
— Верно запомнил. Но для меня ты будешь ребенком, пока первый раз не сменишь форму.
Вот тут я уши навострил. Знаете, как хотелось?! Рик с семьей на ярмарку — я дома. Анри в деревню — я дома. Слугам — и тем на глаза без амулета показаться нельзя.
— А когда это будет?
Демон на меня поглядел, как на корову, которую покупать собрался. Внимательно так. Серьезно.
— Тебе сколько лет?
— Восемь.
— Ну вот еще лет через пять-десять. Тогда сможешь менять форму по своему желанию… наверное.
— Наверное?
— Ты же полудемон. Я не знаю, что ты от меня унаследовал, а что — нет.
Я уже окончательно осмелел. И спрашиваю:
— А проверить никак нельзя?
Демон аж головой дернул. А потом расхохотался. Знаете, как демоны хохочут?
Страшно?
Нет. Так же, как не страшна гроза. Или молния. Или ураган. Дико, яростно, хищно, безумно, неистово, но красиво. По комнате плеснуло холодом. В углах пентаграммы заклубился дымок, а Марта еще сильнее побледнела. Она за меня боялась. Что не удержу демона. Или сам не удержусь и шагну к нему.
Но я этого делать не собирался. Слишком хорошо я помнил, что демонам не доверяют.
— Вы, люди, вконец обнаглели, — говорит. — Палец дай — на шею сядете! С чего это я проверять буду?
— А самому не любопытно? — спрашиваю.
— А ты мне достаточно доверяешь, — спрашивает демон, — чтобы войти в круг и дать мне свою кровь?
Тут я задумался. С одной стороны — это самоубийство для некроманта. С другой — любопытно. И все-таки это не абы какой демон, а мой отец. Марта хотела что-то сказать, но демон поднял ладонь — и она замолчала. Я видел, как они переглядывались, этак понимающе, словно что-то сказали друг другу и теперь ждали меня, но тогда мне было не до взглядов. Я размышлял. Дать? Не дать? Шагнуть? Остаться? И наконец покачал головой.
— Нет уж. Настолько я тебе не доверяю. Другого способа нет?
Я прямо-таки увидел, как расслабилась Марта. Оказывается, все это время она готова была хватать меня, убеждать, тащить и не пущать… А демон только улыбнулся.
— Молодец, мальчик. И запомни на будущее. Демонам не верят. Не потому, что мы — порождение Темного Искушающего или как там его у вас зовут. Это все глупости. А потому что люди — наша пища. И торговаться с ними… это все равно что тебе — разговаривать с колбасой. Все равно ведь скушаешь. Что бы она там ни говорила. Так что не забывай этого.
