Милые обманщицы. Грешные - Шепард Сара

Разумеется, у нее не было причин видеть соперниц в этих девчонках. В самом деле, не влюбилась же она в этого Исаака! А разряд, пронзивший ее и до сих пор резонировавший в кончиках пальцев, не что иное, как… глюк. Ложный импульс. Да, точно. И тут кто-то тронул ее за плечо. Вздрогнув, девушка обернулась.

Это был Исаак. И он улыбался ей.

– Привет.

– Э… привет, – поздоровалась она, игнорируя трепет в груди. – Я – Эмили.

– Исаак. – От него пахло апельсиновым шампунем, таким же, которым на протяжении многих лет пользовалась и сама Эмили.

– Мне понравилась ваша версия Nobody’s Home, – ляпнула она, не раздумывая. – Эта песня буквально спасла меня, когда пришлось лететь в Айову.

– В Айову? Да уж. Суровый край, – пошутил Исаак. – Как-то раз я гастролировал там со своей группой. А тебя каким ветром туда занесло?

Эмили медлила с ответом, потирая затылок и чувствуя, что ученицы католической школы смотрят на них во все глаза. Пожалуй, зря она упомянула Айову – и то, как ей близки по настроению отчаяние и безысходность, которыми пронизан текст песни.

– Навещала родственников, – наконец произнесла она, теребя край своего пластикового стаканчика с кофе. – Мои тетя и дядя живут близ Де-Мойна.

– Понятно. – Исаак отступил в сторону, пропуская группку детей детсадовского возраста, игравших в пятнашки. – Нет ничего удивительного в том, что тебе близка эта песня. Меня на смех подняли, когда я первый раз начал петь про девчонку, но, думаю, эта песня импонирует каждому. Вопросы, которые она поднимает… «Где мое место?», «Почему я не могу найти никого, с кем можно было бы поговорить по душам?»… По-моему, у каждого время от времени возникают такие чувства.

– Ты прав, – согласилась Эмили, радуясь, что нашелся человек, которому понятны ее переживания. Она глянула через плечо на маму. Та все еще о чем-то увлеченно беседовала со своими подругами у буфета. И слава богу, подумала Эмили. Она сомневалась, что прямо сейчас выдержала бы испытующий взгляд матери.

Исаак забарабанил пальцами по облезлой спинке скамьи, возле которой они стояли.

– Ты ведь не из академии Святой Троицы?

Эмили покачала головой:

– Я учусь в роузвудской частной школе.

– А-а. – Исаак застенчиво опустил глаза. – Слушай, мне пора на сцену, но, может, поговорим о музыке и прочем как-нибудь в другой раз? Например, за ужином? Или во время прогулки? В общем, на свидании.

Эмили чуть не поперхнулась кофе, который только что глотнула из стаканчика. На… свидании? Девушка хотела поправить его – она не встречается с парнями, – но язык почему-то отказывался произнести эти слова.

– Прогулка в такую погоду? – вместо этого спросила она, показывая на снежную опушку, обрамлявшую витражи.

– Почему бы нет? – пожал плечами Исаак. – Можно, например, покататься на санках. У меня есть пара «ватрушек», а за Холлисом – большой холм.

Эмили широко открыла глаза:

– Тот, что за химфаком?

Исаак убрал со лба волосы и кивнул:

– Он самый.

– Раньше я постоянно таскала туда подруг. – Самые приятные зимние воспоминания Эмили были связаны с тем, как она, Эли и другие девчонки катались на санках с холма Холлис. Правда, Эли сочла, что после шестого класса девочкам не годится заниматься такими вещами, а новых компаньонов Эмили так и не удалось найти.

– На санках – с удовольствием, – сказала Эмили, сделав глубокий вдох.

– Отлично! – Взгляд Исаака вспыхнул.

На глазах у шокированных девиц из академии они обменялись номерами телефонов. Исаак махнул ей на прощание, и Эмили, двинувшись в сторону матери и ее подруг, недоумевала, на что сейчас согласилась. Нет, это не будет свиданием, рассуждала девушка. Они просто покатаются на санках как друзья. В следующую встречу она сразу расставит все точки над «i».

Но наблюдая, как Исаак пробирается сквозь толпу, то и дело останавливаясь, чтобы переброситься словом с другими ребятами и членами конгрегации, она сомневалась, что желает быть ему просто другом. Внезапно Эмили осознала, что не знает, чего вообще хочет.

7

Хастингсы: одна большая счастливая семья

Во вторник рано утром Спенсер вслед за сестрой поднималась по лестнице здания суда, чувствуя, как в спину ей хлещет ветер. Ее семья и родственники встречались с Эрнестом Каллоуэем, адвокатом Хастингсов, которому предстояло огласить завещание бабушки.

Мелисса придержала для нее входную дверь. По сумрачному вестибюлю, где горели всего несколько желтых лампочек – в столь ранний час никто из работающих здесь еще не появился, – гуляли сквозняки. Охваченная дурным предчувствием, Спенсер поежилась. Последний раз она приходила сюда на заседание, на котором Йену официально предъявили обвинение. И опять придет в конце этой недели, чтобы дать показания против него в суде.

По мраморной лестнице они поднялись на второй этаж, оглашая вестибюль эхом своих шагов. Конференц-зал, где мистер Каллоуэй назначил им встречу, был еще заперт: Спенсер с Мелиссой прибыли первыми. Спенсер прислонилась к стене и опустилась по ней на пол, покрытый ковром с восточным орнаментом. Девушка разглядывала большой портрет Уильяма У. Роузвуда, которого изобразили с таким выражением лица, будто у него запор. В XVII веке Уильям Роузвуд с горсткой других квакеров основал этот город, более ста лет принадлежавший семьям трех фермеров. В ту пору коров здесь было больше, чем людей. Торговый центр King James построили на огромном пастбище.

Мелисса села у стены рядом со Спенсер, промокая глаза розовым бумажным платочком. У нее слезы не просыхали с тех пор, как пришло известие о смерти бабушки. Сестры слушали завывание ветра, сотрясавшего окна и все здание целиком. Мелисса отпила капучино, который успела прихватить в Starbucks по дороге к зданию суда.

– Хочешь глотнуть? – предложила она, поймав взгляд сестры.

Спенсер кивнула. В последнее время Мелисса держалась с ней непривычно мило, ведь обычно сестры постоянно ссорились, стремясь поставить одна другую в невыгодное положение. Успех, как правило, сопутствовал Мелиссе. Перемена в ее отношении, возможно, объяснялась тем, что на Мелиссу родители тоже злились. Она несколько лет лгала полиции, утверждая, что в вечер исчезновения Эли все время была вместе с Йеном, с которым тогда встречалась. На самом деле, проснувшись посреди ночи, она увидела, что Йена рядом нет. Но умолчала об этом, боясь позора: тогда они с Йеном перебрали спиртного, а выпускницы-отличницы, которым поручают выступить с прощальной речью, не напиваются вдрызг и не спят в одной постели со своими парнями. Однако сегодня утром Мелисса была сверхмилостива к Спенсер, и это настораживало.

Мелисса приникла к стакану с кофе, пытливо глядя на сестру.

– Слышала последние новости? Говорят, улик недостаточно, чтобы осудить Йена.

Спенсер напряглась.

– Да, утром в новостях передавали что-то такое. – Но она слышала и другое мнение. Окружной прокурор Джексон Хьюз утверждал, что улик предостаточно, а жители Роузвуда заслуживают того, чтобы это чудовищное преступление было наказано и забыто. Мистер Хьюз неоднократно встречался со Спенсер и ее бывшими подругами для обсуждения судебного разбирательства. Со Спенсер чаще, чем с остальными, ведь, по словам прокурора, ее показания – то, что она видела Йена вместе с Элисон за секунду до исчезновения, – наиболее важны для суда. Он очертил круг вопросов, которые ей могут задать, объяснил, как на них отвечать и как себя вести на свидетельской трибуне. На взгляд Спенсер, ее выступление будет мало чем отличаться от исполнения роли в спектакле, только в конце вместо аплодисментов кое-кому дадут пожизненный срок.

Мелисса шмыгнула носом, и Спенсер взглянула на сестру. Та сидела, опустив глаза и плотно сжимая губы от волнения.

– В чем дело? – с подозрением спросила Спенсер. Тревожный колокольчик в ее голове звенел все громче и громче.

– Знаешь, почему говорят, что улик недостаточно? – тихо спросила Мелисса.