Андрей Лазарчук - Темный мир
У меня был компас, я хорошо помнил карту, так что заблудиться не боялся. И Маринка со своими ролевиками довольно часто бывала в лесах. Ночь, как вы понимаете, в это время и в этих местах – понятие условное, тут много светлее, чем в Питере: совсем ранние сумерки, свободно можно читать. Ну, в лесу под деревьями было, конечно, потемнее…
Шел я – быстро, иногда даже пытался бежать – около часа. Определить расстояние до Маринки я не мог, но чувствовал, что по-прежнему иду верно.
На пути оказалась какая-то горка, не очень высокая, но довольно крутая. Я взобрался наверх. Это была даже не горка, а длинный вал – как будто копали канаву и всю землю откидывали в одну сторону. Канава тоже имела ожидаемое место – заросшая густым кустарником и, пожалуй, непроходимая. Из нее отчетливо тянуло болотом. Я покрутился наверху – и пошел по гребню вала налево. Потому что налево было правильней, чем направо. И буквально через пятьдесят метров наткнулся на Маринку.
Она стояла застыв – в какой-то неустойчивой позе, остановившись на полушаге; а в нескольких шагах перед нею присел, расставив лапы и наклонив тяжелую башку набок, белый зверь. Похожий на собаку.
– Хороший песик, – сказал я, опускаясь на корточки и правой рукой вытаскивая из кармана нож, а левой пытаясь нашарить камень или сук – и, разумеется, ничего не подворачивалось. – Хороший песик… ты чей? Я тебя видел где-то…
И тут до меня дошло, что это один в один кошмарное Лилино домашнее животное. Просто брат-близнец. Или сестра.
– И хозяйка твоя, наверное, где-то тут ходит, да? Грибочки собирает, траву целебную? Ты к ней сходи, к Лилечке, привет передай, скажи – ребята извиняются, мол, что не попрощались…
Я нес еще какую-то ахинею, а собака явно ждала, когда у меня кончатся слова. И, в общем, дождалась. Слова у меня кончились.
Тогда она повернулась и убежала.
– Ф-ф… – выдохнула Маринка. – Это ты. Как ты меня нашел?
– По запаху… Как-как. Шел и нашел. Ну ты даешь. Ночью – в тайгу…
– Дура, – равнодушно сказала она. – Лучше бы сдохнуть.
Она села на землю и обхватила руками колени.
– Зачем все? – спросила она кого-то – явно не меня. Но за неимением этого кого-то постороннего отвечать пришлось мне.
– Ну… У меня есть предположения, но тебе они могут показаться нелепыми.
– Ой, слушай, у меня еще та лапша на ушах не обсохла…
– Ты спросила – я честно попытался ответить.
Она помолчала.
– Костик… я дура, да?
– Без сомнения.
– А почему так? Я ведь умная на самом-то деле.
– В чем-то и умная. Одно другое не отменяет. Да и вообще – любая настоящая женщина должна уметь быть дурой.
– Уметь… Ха. Уметь. У меня это само получается. Все умная, умная, умная, и вдруг бах – и дура набитая. Потом снова умная.
– Кстати, дура набитая – это просто тряпичная кукла.
– Знаю… Тут они у каждой бабки есть. Спрашивала, зачем, что означают, – плечами пожимают: обычай, мол. Но смущаются при этом.
– Пойдем?
– Не хочу. Будут ржать и тыкать пальцем. Я завтра уеду.
– Ага. А потом уйдешь из универа и утопишься в Смоленке. И будешь утопленницей по ночам приходить к Артуру…
– Да ну тебя.
В голосе Маринки уже совсем не было слез. Радости, конечно, тоже не было…
Мы поднялись и пошли обратно.
И заблудились.
11
Чтоб было понятно: когда я шел по Маринкиному следу, я время от времени поглядывал на компас и еще удивлялся мельком, что иду практически по прямой – то есть на запад, просто нарезаю при этом петельки, удлиняющие путь. Теперь смотрите: берег озера представляет собой такую пологую дугу (лукоморье, да), направленную, в общем, с юго-востока на северо-запад. То есть я – мы – удалялись от него под углом в сорок пять градусов. Шли час, что по этой местности – ну никак не больше трех километров. Обратно мы пошли на восток, все так же петляя, но в общем и целом с курса не сбиваясь. То есть опять же через час мы должны были или выйти к хутору, или на дорогу, по которой приехали, или уткнуться в берег. Четвертого не дано.
Как же.
Через полтора часа я начал беспокоиться. Через два – реально испугался. Не сдох ли компас? Покрутил его так и этак, однако стрелка упорно показывала в одну точку. Даже если тут какая-то магнитная аномалия, то все равно мы шли в обратную сторону от первоначального маршрута и сбиться могли на несколько сот метров, не больше. Однако ни берега, ни дороги не было.
– Давай отдохнем, – сказал я.
– Давай. Устал? Ты меня извини…
– Да ладно… свои люди…
– Я просто… я как не своя была. Честное слово.
– Забей.
– Пытаюсь…
– Ты не пытайся. Ты просто забей.
– Забью. Буду опытной стервой. Дай сигаретку.
– Ты же не куришь?
– Только когда выпью.
– А пьешь, когда в карты много проигрываешь?
– Ага.
– На.
Мы покурили и помолчали. Потом я сказал:
– Ты знаешь… мне неловко признаваться, но мы, похоже, заблудились.
– Я догадалась, – сказала Маринка.
– Что будем делать?
– Как ты думаешь, нас ищут?
– А толку? Восемь человек… Думаю, Рудольфыч уже связался со спасателями, утром они будут на хуторе… Самое разумное – сидеть на попе ровно и ждать.
– Надо тогда какую-нибудь полянку найти или горку.
– Это да. И теперь смотри… – Я пальцем на ладони показал расположение берега и наш маршрут. – Если даже что-то у меня в голове сбойнуло, то получается, что мы шли параллельно берегу и дороге. Но если свернуть на север, то мы неизбежно упремся в озеро. Оно большое, его не проскочить. То есть пойдем на север – или до полянки-горки, или до берега, как получится. Согласна?
Она подумала.
– Разумно. Только…
– Что?
– Я ногу стерла. Точнее, обе. Но одну сильно.
– Ну, мать…
– Да, дура. Я уже говорила, по-моему?
– Да, что-то такое говорила…
Я полез по карманам. Обычно я всегда таскаю в карманах необходимые мелочи – особенно когда не в городе. Но я мог забыть переложить их из рюкзака…
Так, нож здесь, фляжка с НЗ здесь, фотоаппарат и диктофон здесь, сменные носки здесь…
Не забыл. Пластырь, фломастер с йодом, анальгин. Анальгин нам пока не понадобится…
– Подставляй.
Да, левый ахилл Маринка сбила капитально, в кровь. Правый – только натерла мозоль.
Я обработал рану, заклеил. Проколол мозоль и тоже заклеил.
– Будешь как новенькая.
– Спасибо, Кость. Что бы я делала без тебя…
Я хотел сказать что, но вовремя прикусил язык. Как сказал Козьма П., «не шутите с женщинами, эти шутки глупы и неприличны». В четырнадцать я этого не понял, счел просто афоризмом, фразочкой от избытка остроумия, а с девятнадцати не устаю восхищаться: уже и не счесть, от скольких неприятностей уберегло лично меня буквальное следование, казалось бы, простеньким хохмам.
– Аккуратненько двинулись. Будет больно – говори сразу.
– Хорошо.
И мы пошли на север. На часах уже перевалило за полчетвертого, небо стало совсем светлым, думаю, начинался медленный северный восход. Вдруг как-то разом исчезли камни, лес поредел, стало больше берез. Наверное, из-за ярких белых стволов и светлой зелени я не обратил внимание на то, что за этими деревьями леса уже не видно. А потом туман стремительно сгустился и поглотил нас.
– Руку, – сказал я Маринке. Она послушно дала руку. Пальцы теплые, это хорошо. Мерзнуть – это хуже, чем голодать. Черт, зачем только я вспомнил про еду!
Было светло. Так бывает в горах, когда попадаешь в тонкое облако. Светящаяся пелена. Поминутно сверяясь с компасом, мы шли на север – неторопливо, поскольку торопиться было некуда.
И опять прошел час. Ни берега, ни дороги – ничего.
– Перекур? – предложил я.
– Давай, – согласилась Маринка. – Только…
– Что?
– Мы не можем ходить по кругу?
– Вслед за магнитным полюсом?
– Я читала – есть такие места… аномальные зоны…
– Я тоже читал.
– Может, и здесь? Недаром тут почти никто не живет.
– Не знаю, – честно сказал я. – В любом случае – надо выбираться на открытое место.
– Это да. И еще чтобы там был ручей. Или ключ.
– Или озеро.
– Лучше всего озеро.
– Тихо, – сказал я.
Где-то вдали, на пределе слышимости, возник звук мотора. Он медленно перемещался.
– Вот и дорога, – сказал я. Сверился с компасом. Судя по звуку, дорога оставалась справа от нас – а значит, мы вот-вот выйдем к озеру. Ну, если не вот-вот – то все равно выйдем. Проявив завидное упорство.
Мы прошли еще немножко вперед – и буквально выскочили на поляну. Туман все еще держался, светился, и поэтому, увидев контуры построек, мы оба подумали, что это наш хутор. И бросились со всех ног…
Но это, ребята, был не наш хутор.
Стоял покосившийся забор, подпертый зарослями такой густой крапивы, что я даже попятился. Ворота были без створок – только столбы и перекладина. Судя по неприбитой траве, в них давным-давно никто не входил. За воротами виднелся один дом, за ним угадывался амбар или хлев.
