Мария Семенова - Валькирия. Тот, кого я всегда жду
— Быстренько ты, — по-словенски сказал он Велете, стараясь больше для нас. — Да с добычей!..
Мы поздоровались. Ярун принялся неуклюже объяснять, зачем мы пришли. По-моему, он был очень доволен, что нарвался не на вождя.
Молодой варяг слушал вполуха, щуря смеющиеся глаза и. поглядывая на меня, и я боялась всё больше. Наверняка он давно забыл обещание, в шутку брошенное когда-то, и ему не терпелось узнать, какая нелёгкая принесла меня в Нета-дун. Но он был здесь хозяин, а вежливые хозяева приступают с расспросами к гостю не прежде, чем гость оттает с мороза, оживёт и сытно поест.
Его спутнице скоро наскучило ждать; она недовольно дёрнула плечом под вышитой свитой и пошла дальше одна. Славомир и не заметил.
— А где Бренн? — спросила Велета.
Бренн!.. Меня как толкнули. За ворот хлынули муравьи. Я слышала уже это имя… И мне было страшно, когда я его слышала прошлый раз. Я это помнила точно.
Славомир ответил беспечно:
— У Бренна Марах опять застоялся. Да вон он, на льду… Сейчас здесь будет.
Бренн, лез ва, наконец припомнила я. Голос Славомира помог. А я-то гадала, как на самом деле звали вождя. Ой, щур, спаси меня, щур!..
Я вгляделась, заслоня глаза рукавицей. У берега были сделаны лунки; согнувшись, сидели над ними терпеливые рыболовы — мальчишки, удившие рыбу на ужин. Я увидела всадника, подъехавшего к лункам. Мальчишки тотчас окружили его, наперебой принялись хвалиться уловом, гладить коня. Всадник не гнал их. Я робко понадеялась, вдруг к добру?
Потом он тронул коня и рысью пустил его к берегу. Я напрягла зрение… это в самом деле ехал Мстивой, и спасения не было. Ни спасения, ни отсрочки.
Он заметил нас, ждавших его, шлёпнул ладонью по сытому крупу, и жеребец взнял наверх сяжисто и легко, точно и не сидел на нём человек в меховых сапогах и зимнем плаще. У копыт шерсть коня была почти чёрной, а выше светлела круглыми пятнами, блестевшими, как старое серебро. Разумные добрые глаза оглядели нас и запомнили. Конь налетел, Мстивой соскочил наземь и перекинул поводья через луку седла. Жеребец зафыркал и прыгнул в сторону, как играющий хорь — спинка дугой. Подбежал к Велете, упёрся лбом и начал тереться. Велета наступила лыжей на лыжу и обняла баловника за шею:
— Марах, бедненький! Совсем тебя Бренн загонял…
…Но всё это я замечала каким-то краем сознания, ибо рука уже комкала шапку, и спина сама гнулась перед вождём.
— Здрав будь, воевода… — выговорили мы с Яру-ном тряскими голосами. Меж тем из ворот друг за другом выглядывали любопытные воины; косища моя разостлалась поверх кузовка, и кто-то раскрыл рот в изумлении:
— Девка!
— Ну вот!.. — захохотал Славомир. — Кому сказывали — придёт?
Тут посыпались шуточки из тех, какими всегда полон рот почти у каждого парня. Сам вождь молчал, не оказывая ни радости, ни гнева, но мне что-то подсказывало — он был бы рад пришибить веселившихся о брёвна забрала. Да, кажется, и меня заодно. Вот повернулся к Яруну, и воины мгновенно затихли.
— С чем пожаловал, удалец?
— В дружину… в отроки… тебе хочу послужить, — вконец оробев, сипло выдавил мой отчаянный побратим. Он поверить не смел, что мечта была готова исполниться, боялся спугнуть легкокрылую из самой ладони… но я-то видела, как потеплели глаза вождя.
— Дашь ли, — спросил он, — копьё парню носить, Славомир?
Ярун обернулся, с отчаянием и надеждой закусывая губу. И мы услышали:
— Как не дать! Да с топором наконец выучу обращаться!..
Вокруг опять засмеялись, а Ярун даже шагнул к Славомиру в благодарном нетерпении следовать за ним, нося обещанное копьё… Кажется, наступал мой черёд.
Шея чесалась оглянуться и загадать в наставники кого подобрее. Но в это время Мстивой тяжело посмотрел на меня и спросил:
— А ты, девка глупая, здесь что потеряла? — Как будто крепким снежком пустили в лицо! Вот и рухнуло, и оказалось вотще. От одного берега я сама оттолкнулась, от другого жестоко отталкивали. В ноги броситься — кашу хоть оставьте варить? Я угрюмо ответила:
— Я тебя первой не лаяла. И ты меня не бесчести!
— Хорошо сказано, — вполголоса похвалил Славомир. Громко при вожде хвалить не посмел. Мстивой как-то устало посмотрел на него, потом на меня и приговорил, кивнув в сторону изб:
— Переночуешь — и ступай, откуда пришла. Наверное, я шатнулась. Ярун подпёр сильным плечом:
— Она из рода извергнулась. А я с ней оберегами поменялся, погонишь прочь, гони и меня. Вождь ответил без всякого выражения:
— И погоню.
Вот сейчас обратится спиной и уйдёт. И что же тогда?
Но отчаяние сгорело в бешеной ярости вроде той, что когда-то впервые меня разбудила. Я сплеча швырнула шапку на снег и выпрямилась, стряхивая кузов.
— Погоди, воевода, — сказала я громко. И переговаривавшиеся кмети почему-то снова умолкли. — Яруну ты летось велел силу пытать. Невелика твоя правда, если мне в этом откажешь!
Мне потом говорили — глаза у меня были дикие и голос звенел. Может быть. Сама я видела только, что красное яблочко всё-таки покатилось мне в руки: воины одобрительно зашумели и вождь вроде поколебался. Не мог же он, в самом деле, совсем ни с кем не считаться.
— Или боишься? — добавила я наудачу, не зная, чем ещё его зацепить.
— Бояться тебя, — усмехнулся варяг. И покосился через плечо на мохнатые от инея брёвна: — Ну, пробуй.
Я была почти готова к тому, чтобы он снова указал на Славомира, но он ничего не добавил, и я поняла: он ждал меня сам. Тогда я не глядя вытащила топор и стала подкрадываться к нему на лыжах, пригибаясь и понемногу отводя руку назад… Воины молча смотрели на нас, уважая таинство поединка.
Я бросила топор шагов с десяти. Бросила снизу вверх, почти без замаха, одним движением кисти — дедушкина наука. Отточенное лезвие вспыхнуло, с тонким звоном пронзая морозный светящийся воздух. Вождь почти не увидел броска, потому что я позаботилась зайти против солнца. Но слишком опытен был этот воин, не по моим зубам. Он успел отшатнуться, поворачиваясь на пятках и вскидывая правую руку. Топор скользнул по его груди и гулко ударил в мёрзлую стену, пригвоздив метнувшийся плащ. Прозрачной пеленой отплыла прочь невесомая снежная пыль…
Кмети выдохнули все разом. Или мне так показалось. Наверное, зима была скучной, забава перепадала нечасто.
— Бери девку, Бренн!.. — первым закричал Славомир. — Не пожалеешь, бери!
Не отвечая, вождь выдернул топор из бревна, бросил его мне под ноги и растянул безнадёжно испорченный плащ, любуясь дырой. И вдруг улыбнулся. Умел, оказывается, улыбаться.
— Девка глупая… — сказал он почти весело. — Вам, девкам, что-нибудь разреши…
— Сам виноват!.. — крикнула я, и голос сорвался. Я нагнулась за топором, но левая лыжа поехала, и я неуклюже, больно села на гладкий утоптанный снег. И тем было исчерпано моё небогатое мужество: я горько расплакалась. Я сжала зубами рукавицу вместе с рукой — не помогло. Умом я понимала, что воеводе стало как будто нечего возражать, что теперь соколиное знамя и впрямь, глядишь, осенит мой тул и пряжку ремня… но унять себя не могла и знай размазывала слезы, беспомощно ожидая, чтобы жестокий Мстивой отстегал ранящими словами… Он ничего мне не сказал.
— А где она спать будет? — радовались весёлые кмети.
— Если в дружинной избе, чур, рядом со мной!
— И в баню с нами?
— А за кем щит да копьё станет носить? Кто её усыновит?
— Удочерит, бестолковый…
Ни дать ни взять прилюдно стаскивали одежду. И сил не было постоять за себя во второй раз. Ярун сопел рядом, хотел ответить обидчикам и не решался.
— А ну-ка, где эта девонька?.. — послышался вдруг густой голос. На мой затылок легла большая рука. — Вы-то через одного мне пасынки, а внучки ещё не бывало… — И уже мне: — Пойдём, дитятко. Хватит слушать их, болтунов.
Я вскинула голову. Надо мной стоял могучий старик в длинной шубе и шапке. Когда смотришь на человека, особенно незнакомого, всегда первым делом ищешь глаза. Так вот, вместо глаз у него были две глубокие ямы. Кмети, однако, слушали старика с уважением. Даже вождь.
Славомир легонько толкнул меня коленом в плечо:
— Земно кланяйся, девка. Хаген плохому не выучит. Мне некогда было раздумывать об именах, что они все тут носили. Бренн, Велета, теперь ещё Хаген. Я взяла руку деда, прижалась щекой… Ярун отряхнул и нахлобучил на меня шапку.
— Дружить со мной можно, — вдруг сказала Велета, о которой, честно сказать, я почти позабыла. И добавила, кивнув на Мстивоя: — Брат разрешил.
Брат!.. У меня опять запрыгали губы: да поняла ли, беспечная, что я кидала топор совсем не ради игры?.. Отколь же было мне знать — Велета посечённый братнин щит под голову клала, кукол прятала в его старом туле… И ведала куда получше меня, легко ли было обидеть его один на один.
Тогда я не узрела толком ни крепости, ни деревни: с испуга да от волнения много ли разглядишь! Но поведать надобно ныне, а то будет некогда, да и не всякий поймёт потом, про что говорю.
