Джулия Джонс - Чародей и дурак
— Вот и умница. А теперь послушайте меня хорошенько. Я не знаю, что вы наговорили Кайлоку, но знаю одно: вы его дурачите. Надеюсь, в следующий его приход вы будете гораздо послушнее.
Мелли испытывала смутное чувство, что когда-то у них с Баралисом все это уже было. Вот так же он трогал ее, так же говорил, что она должна делать. Даже чувствовала она то же самое: удовольствие, смешанное со смятением, и так же давило в голове. Что же он такое с ней делает?
Он больше не держал ее за руку, и она отстранилась. При этом она уловила его дыхание и замерла, ожидая, что сейчас его пальцы коснутся ее спины. Но нет, это только воспоминание. Отчего же, отчего ее так тянет к нему?
Сцепив зубы и напружинив шею и челюсть, Мелли принудила себя мыслить здраво. Это было трудно: мысли ее отяжелели, как и тело. Она вонзила ноготь большого пальца здоровой руки в мякоть указательного. От боли в голове на миг прояснилось, и Мелли удалось встать с постели.
Баралис последовал за ней, не отставая ни на шаг. Она пятилась от него, но вскоре отступать стало некуда: она уперлась икрами в сундук у стены.
— Вы разочаровываете меня, Мелли. Я так хотел уладить все к обоюдному удовольствию.
Вот оно. Сумятица в мыслях улеглась, и горячее биение в висках утихло. В холодном свете разума Баралис предстал перед ней злобным демоном с колючими глазами. Никакой он не загадочный любовник — он человек, готовый употребить всю свою власть, чтобы добиться цели. Ее влекло к нему только потому, что он ей это внушал. И во время ее заключения в кладовке тоже так было, только тогда она не понимала этого. А она-то, глупая, льстила себе, воображая, что он питает к ней какие-то чувства. Стоит только посмотреть на него сейчас, когда его лицо расчерчено тенями от стоящей позади лампы, чтобы понять: ни к кому он ничего не чувствует. Он живет одним только разумом.
Рассеялся образ могущественного человека, уступившего ее чарам. Мелли впала в гнев, поняв всю меру своей наивности. Баралис делал с ней все, что хотел, — да не один раз, а два или даже три, если верить смутным воспоминаниям детства. Он вторгся в ее мозг и овладел ее мыслями. Он все равно что изнасиловал ее — и сделал это не моргнув и глазом.
Баралис хотел схватить ее за руку, но Мелли отпрянула. Колени под ней подогнулись, и она хлопнулась на сундук. Баралис, не дав ей опомниться, тут же завладел ее запястьем, и его пальцы скользнули к месту перелома.
— Экая дурочка, экая упрямица, — сказал он, поглаживая вздутие. — Пора бы уж научиться вести себя как следует.
Рука Мелли медленно, очень медленно кралась вдоль стенки сундука назад — к щели, где она прятала разные вещи на случай побега. Чтобы отвлечь Баралиса, Мелли сказала:
— А что будет, если я опять прогоню Кайлока?
Пальцы надавили на кость.
— О нет, не прогоните, дорогая. Ничего подобного вы не сделаете.
Мелли просунула левую руку в щель, чуть-чуть отклонилась назад и спросила:
— Это почему же?
— Потому что мне придется наказать вас за ослушание.
Пальцы Мелли сомкнулись вокруг холодной ножки бокала.
— Вот как. И в чем же будет состоять наказание?
— Пожалуй, вас следует наказать загодя. — Баралис сжат ее руку чуть ниже локтя, а другой рукой стиснул запястье. Сейчас он сломает ей кость!
В панике Мелли выхватила бокал из тайника и разбила его о стену. Острый осколок, оставшийся в кулаке, она сунула прямо в лицо Баралису. Тот отскочил назад, отпустив ее руку. Стекло до крови порезало ему подбородок. Мелли увидела, как шевелятся его губы, и запах расплавленного металла наполнил комнату.
— Нет! — закричала она. — Посмейте только причинить мне вред, и Кайлок вас уничтожит.
Баралис сомкнул губы. Мелли выставила осколок вперед точно щит.
— Он полагает, что я — его единственный путь к спасению. Отнимите у него эту надежду, и он никогда вам не простит. Никогда.
Баралис, с глазами темными как свинец, кулаком вытер кровь с подбородка.
— Вы совершили сейчас роковую ошибку, Меллиандра. Неужто вы всерьез думаете, что сможете помыкать мною? Мною, лепившим людей и страны, жизни и судьбы? Я менял генеалогию королей и подписывал смертные приговоры герцогам — так неужто мне помешает какая-то дурочка из рода, давшего миру множество глупцов? Не думайте, что одержали надо мной верх. Даже и не мечтайте об этом. Из каждой схватки я выйду победителем. Мне незнакомо поражение — вся моя жизнь состоит из побед. И вы, дорогая моя Меллиандра, при всей своей хвастливой гордости и при всем проворстве языка, для меня не соперница.
Он сделал шаг в ее сторону. Мелли вскинула стекло. Баралис улыбнулся, и она вдруг почувствовала себя ребенком с игрушкой в руке.
— Так вы полагаете, что я не могу причинить вам вреда? Я мог бы убить вас на сто разных ладов, и Кайлок никогда не узнал бы, кто это сделал. Я мог бы остановить ваше сердце, или уплотнить вашу печень, или закупорить ваш мозг сгустком крови. Мог бы застопорить воздух в ваших легких или соки в желудке или помешать вашим почкам выводить наружу яд. Нет ничего такого, чего я не мог бы проделать с вашим телом. Вот этим, дорогая Меллиандра, — он пренебрежительно указал на осколок стекла в ее руке, — вы только что пресекли собственную жизнь. Попробуйте еще раз отказать Кайлоку — и я назначу вам смерть столь медленную и мучительную, что вы сами будете молить о кончине. Если же вы подчинитесь его желаниям, я убью вас милосердно — одним ударом. Выбор за вами.
Он задержал на Мелли пристальный взгляд, повернулся и вышел.
Как только дверь закрылась за ним, Мелли выронила осколок. Она сильно порезала себе ладонь, но даже не почувствовала этого. Прижимая к груди правую руку, она встала с сундука и вернулась в постель. Забившись под одеяло, она наконец отпустила натянувшуюся в ней тугую струну и расплакалась навзрыд.
Она устала быть сильной, устала полагаться только на себя, она не могла больше ждать. Где Таул? Почему он не приходит спасать ее?
Госпожа Тугосумка в те ночи, когда ямы бывали закрыты, тоже, как правило, запиралась рано. Нет боев — нет и зрителей, а нет зрителей — нет и дохода. Отчаянных бойцов не остановили бы ни слякоть, ни дождь, ни снег, да вот беда — факелы в такую погоду гаснут, а бой в темноте для кровожадных бренцев не бой.
Однако теперь, даже в такую сырую ночь, дела Тугосумки шли как никогда бойко. Завтра поутру большая партия новобранцев уйдет на четырехдневные учения к северу от города — вот они и ищут утех перед уходом.
Много с них, конечно, не выручишь — да и с кого в эти дни выручишь много? — но и ведерко медяков все же лучше, чем ничего. Со дней победы над Высоким Градом жить стало чуть полегче, но и теперь на девках много не наживешь. Приходится хвататься за все, что подвернется.
