НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ
«Брат мой, ведь не все погибнет. Жертва велика, но цель оправдывает средства. Твоя жизнь – спасение Арды, так спасай себя, умоляю, ты же можешь! Я вижу, так может быть!» Он знал – так не будет. А как будет, он видеть не желал, боялся – но видел…
ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА. 544-545 ГОДЫ I ЭПОХИ
– Учитель…
Вот так же она пришла в первый раз, четыре года назад – темноволосая, по-мальчишечьи стриженая, большеглазая, трогательно-угловатая. Он тогда спросил ее имя. «Ахтэнэ», – ответила она. «Ну, здравствуй, Ахтэнэ…» Она чуть склонила голову – глаза у нее были зеленовато-карие, печальные и добрые, как у олененка, он еще подумал, что за четырнадцать прожитых ею лет ей нечасто приходилось видеть радость, – и сказала с тенью смущения, но без страха: «Здравствуй, Учитель…» Было в ней что-то, вызывавшее чувство щемящей нежности, что-то смутно знакомое, но никак не понять – что…
– Учитель, позволь, я попробую вылечить – твои руки.
– Не получится, девочка…
– Но разве кто-нибудь пробовал?
Он с удивлением осознал – нет, никто. Как-то сразу поверил, что эти раны и ожоги не заживут. Она без труда разгадала смысл его молчания:
– Вот видишь! Я хотя бы попытаюсь. Я многому научилась…
Это было правдой: потому-то она и оказалась здесь. Девочка обладала редким даже для целителей Твердыни даром – чувствовать травы и говорить с ними. Алри, один из лучших целителей Аст Ахэ, только руками разводил: «Такой ученицы у меня еще не было. Бывает, я уже к ночи с ног валюсь, а ей хоть бы что – про то расскажи, это объясни… Ну, бывает, и поворчишь на нее… Но упорная девчонка попалась! Веришь ли, Учитель – я иногда думаю, что и мне не справиться, не исцелить рану, смотришь – она отвар или настой какой сделает, пошепчет что-то, листочки приложит… и ведь удается все! Бывает правда, и сама потом еле на ногах стоит, одни глазища и видны – в пол-лица…»
– Ты только не говори себе, что ничего не выйдет. Надо поверить.
Серьезный взгляд, и голос – ласковый, но твердый. Верно; эта уж, если решила что, от своего не отступится. «Что ж с тобой делать… Только ведь испугаю тебя…»
– Не думай, я не побоюсь, – словно мысли прочла. – Покажи руки, Учитель…
Только губы дрогнули. Опустилась на колени, провела рукой над его ладонями.
– Тебе рассказал кто-то?..
Дернула плечом, не поднимая глаз:
– Я знала. Всегда знала. Теперь… только поверь мне.
«Если бы ты знал, почему я выбрала этот путь…»
Она склонилась к самым его рукам, зашептала что-то – быстро, горячо, беззвучно. Он чувствовал ее теплое дыхание на своих ладонях; то ли мерещилось, то ли и вправду – боль утихала… Удивился про себя: неужто и меня убедить сумела?.. Невероятно…
Она закрыла глаза, борясь с безумным неодолимым желанием – коснуться губами этих израненных рук; стискивала зубы, чувствуя, как набегают на глаза слезы. Хотелось верить, так хотелось верить – все удастся, ведь не было еще так ни разу, чтобы – не удалось… ничего, ничего, бывали раны и страшнее… но никогда не было – таких. Незаживающих. Как долго, долго, бесконечно тянутся минуты… Если бы ты знал… если бы ты знал – все эти годы, все, все – только ради этого… Голова кружится, перед глазами – огненные круги. «Не может быть. Не может! Я не верю…»
– Не могу… больше…
Он поддержал ее, когда она начала медленно валиться навзничь. Не открывая крепко зажмуренных глаз:
– Что?..
Он молчал, глядя в ее лицо.
– Не получилось… Не говори ничего! – почти зло. – Я знаю. Значит, я так ничему и не научилась.
Одна слезинка, жгучая и злая, все-таки пробилась из-под длинных ресниц:
– Ненавижу себя.
Он не знал, что говорить. Попытался как-то успокоить:
– Мне стало легче, девочка. Поверь, это правда.
– Вот именно. Девочка. Девчонка. Глупая самоуверенная девчонка. Так и скажи. И не нужно меня утешать! – посмотрела с вызовом. – Только прости. Если сможешь. За то, что понадеялся на меня. А я… Прости.
Она стремительно поднялась и выскочила за дверь прежде, чем он успел ответить.
Потом он долго не видел ее – похоже, Ахтэнэ избегала встречаться с ним. До этого вечера…
Ей вовсе не хотелось спать в эту ночь: странное чувство непокоя, не дававшее даже на мгновение сомкнуть веки. Даже старинные книги не могли унять смятения души; может, виной тому была бьющая в окно метель…
Она не смогла бы объяснить, откуда знала, что нужно идти именно сюда, в Одинокую башню. Из приоткрытой двери тянуло холодом, но видно было, что в комнате горит светильник – значит, не спит. Не спит. Странная мысль. Грустная. Нелепая. Он говорил – Бессмертные не умеют спать.
Мысль о бессмертии заставила ее помедлить на пороге. Наверно, легче всего это понять детям – им кажется, что они никогда не умрут. И – правы: он ведь тоже говорит, что люди не умирают – уходят. Он вообще в последнее время много говорит о Дороге. Ему верят. В людях Твердыни нет страха смерти – а потому они сами подчас вызывают страх почти священный. Многие думают, что Черным Рыцарям вообще неведом страх: словно нет ничего страшнее, чем ступить за порог, словно бояться можно только за себя. Смешно. И грустно.
Бессмертие… Те, что были рядом с тобой, уходят без возврата – а ты живешь. И всегда вокруг тебя – люди, и всегда ты – один, потому что знаешь: они уйдут. Ты – останешься. И будешь помнить – всех и все. Тяжело понять, как это – помнить все. Иногда у кого-нибудь случайно вырывается: «Учитель, ты не помнишь?..» – и в его глазах появляется тень печальной улыбки. Милосердный дар – забвение: тускнеют воспоминания, и самые тяжелые и страшные из них, теряя отчетливость, оставляют по себе только смутную горечь и приглушенную саднящую боль. И человек сживается с ней, привыкает. А – когда, вспоминая, переживаешь все заново? Так, словно это происходит сейчас?.. Он однажды обмолвился об этом свойстве памяти Бессмертных, и с тех пор она часто задумывалась над этим.
Девушка тряхнула головой пытаясь отогнать грустные мысли, и тихо проскользнула в комнату.
…Стрельчатое окно в тонком переплете распахнуто настежь, вьюжный ветер врывается в комнату, швыряет пригоршни снега в лицо тому, кто стоит у окна – высокому, седому, запахнувшемуся в крылья, как в плащ…
Он стоял, запрокинув голову, закрыв глаза – она знала это, даже не видя, – и ветер развевал его волосы – белые, белые, как зимняя луна, и металось звездное пламя в хрустальной чаше светильника – огонек бесприютной души, а вьюжная ночь за окном была светлой, ветер гнал призрачные рваные облака, и в разрывах туч проглядывало черное небо с далекими искрами звезд – ночь полнолуния; тени и блики скользили по его лицу, и вздрагивали больные крылья…
