Ян Ирвин - Врата трех миров
— Я не знаю, с чего начать, — глупо ответил Лиан.
— Начни с Альцифера. — Рульк прикрыл глаза и замер, потом, по-видимому, обрел новые силы. — Мы вымираем, летописец. Кароны будут жить лишь в твоих сказаниях. Ты сложишь их для меня?
Лиан снова вытер ему губы. Из бока Рулька не переставая струилась кровь. Смуглое лицо стало пепельно-серым.
— Да, клянусь, — воскликнул Лиан, обуреваемый чувством вины и стремлением искупить ее.
— Но только расскажи правду. Всю правду!
— Но Предания и есть правда! — возразил Лиан. — В них истина, которую мы можем извлечь из прошлого.
Рульк посмотрел на него с жалостью:
— Милый мальчик! Ты провалился на финальном испытании. Ты веришь в то, чему тебя учили. Все другие пусть верят, но мастера должны знать правду. История такова, какой ее напишут, — вот единственная правда. Но довольно об этом. Я хочу поговорить с Тензором, прежде чем умру. Принесите его сюда!
Тензора перенесли и положили рядом с Рульком и Караной.
— Карана! — просипел Тензор. Ее веки затрепетали, и она открыла глаза. Она мучилась от боли. — Прости меня за то, что я пытался уничтожить твои таланты троекровницы. Я сделал это из лучших побуждений.
Своей маленькой бледной ручкой Карана взяла огромную смуглую руку Тензора. Рука у него была еще холоднее, чем у нее самой, и совсем безвольная. С трудом повернув голову, она заглянула ему в глаза.
— Я ненавидела тебя за это, но какое значение имеет это теперь? — прошептала Карана и снова прикрыла глаза.
— Итак, враг мой! — сказал Рульк. — Вы, аркимы, в конце концов получите свою свободу и свой мир.
— Слишком поздно, — ответил Тензор. — Наш народ склонен к безумствам, но нам недостает мужества. Мы так долго использовали вас, каронов, в качестве отговорки, что теперь уже не знаем, как нам встретиться лицом к лицу с собственным миром.
— Но аркимы будут продолжать жить на Аркане. И здесь.
— Униженные! — гневно произнес Тензор. — А скажи мне, как там поживает наш народ?
— На Аркане? Их великое множество, и, несмотря на рабство, число их не особенно сократилось.
— Мне бы так хотелось снова увидеть Аркан!
— Но ты его никогда уже не увидишь.
— Да, никогда. Но я хотя бы уйду, зная, что наконец-то разобрался с тобой.
— Поздравляю тебя с этой победой, — сказал Рульк, протягивая Тензору руку.
Лицо аркима исказилось.
— Нет, это ты меня победил и преподал урок хороших манер. — Едва закончив фразу, Тензор опрокинулся навзничь — мертвый.
Магрета, которую поддерживала Вартила, подошла к Рульку. Она стояла над ним, как мраморная статуя, глядя на ужасную рану в боку своего возлюбленного.
— Ты отдал за меня жизнь, — произнесла она.
— Мы же поклялись друг другу, — ответил он просто. И этим было все сказано.
— Я никогда тебя не забуду, — прошептала Магрета.
— Я навсегда останусь частью тебя.
— Что теперь будет с твоим народом, любовь моя? — Рульк поднял глаза на Магрету:
— Мы не станем вырождаться, превращаясь в ничто. Бездна — это единственное место, которое для нас осталось. Возможно, она нас переделает, но скорее всего полностью уничтожит, подобно десяти биллионам других рас, которые пришли и ушли. Если мы должны исчезнуть, то мы мужественно отнесемся к этому. Мы пойдем навстречу своей гибели.
Опустившись на колени, Магрета положила голову Рульку на грудь:
— Что мне делать?
Рульк обнял ее одной рукой:
— Как больно, Магрета! Прости. После того как ты оплачешь меня (как сочтешь нужным), следуй своему предназначению.
— Но я не знаю как, — жалобно произнесла она. — Как я смогу восстановить равновесие между мирами?
Рульк закашлялся и сплюнул кровь на пол.
— Только Ялкара знает, что она намеревалась сделать. Забери мою машину на Аркан. — Он задохнулся. — Если Ялкара осталась в живых, расскажи ей о моей смерти и попроси у нее помощи. — Его веки затрепетали.
— Как мы любили бы, ты и я, — продолжал он. — Но не судьба.
Магрета схватила его за руку.
— Я любила однажды, и любили меня. — Она коснулась его век легчайшим и нежнейшим поцелуем.
— А плод нашей любви сотрясет три мира до самого основания. Но это конец каронов. — И Рульк в последний раз закрыл глаза.
Его смерть поразила Магрету, и ее спокойствие мраморной статуи сменилось скорбной яростью от бессмысленности того, что произошло.
— Я этого не допущу! — кричала она, обращаясь к машине Рулька, Стене Непреодолимой Преграды и к тому месту, где находилась Феламора до своего исчезновения. — Я отниму его у смерти!
Мендарк спокойно дожидался своего часа, наблюдая за происходящим с балкона. И хотя он почти не верил, что у него появится шанс, наконец он дождался. Машина осталась без присмотра. Он жаждал заполучить ее с той самой минуты, как услышал о ней. С ее помощью он запечатает Непреодолимую Преграду и навсегда избавится от своих врагов.
А когда с этим будет покончено, какие возможности она ему предоставит! Он наведет на Сантенаре такой порядок, о котором всегда мечтал. Возможно, и в других мирах. Мендарк ощутил сильное волнение, какого не испытывал уже лет сто.
Он тихонько спустился по лестнице. Феламоры нигде не было видно. За ним никто не наблюдал. Все были заняты умершими и умирающими. От остальных его отделяла машина Рулька. Он взобрался на нее с той стороны, с которой его никто не мог заметить, упал на сиденье и несколько минут сидел в тишине, наслаждаясь своим торжеством. Положив руки на рычаги и потрогав кнопки, Мендарк начал мысленно настраивать себя на управление машиной.
Он нажал на несколько кнопок, потянул на себя рычаги и приготовился разделаться с первым из своих врагов — Иггуром! Однако ничего не произошло. Он предпринял новую попытку завести машину, но та осталась недвижима.
Снизу донесся пронзительный крик.
— Это Мендарк! — Тоненькая рука Лилисы указывала прямо на него.
Мендарк прихлопнул бы девчонку, если бы мог. Что такое один ребенок по сравнению с безопасностью мира, по сравнению с его собственным предназначением? Видимо, это был не его шанс: через несколько секунд машина была окружена.
— Спускайся! — холодно произнес Иггур.
— Назад! — воскликнул Мендарк, подняв флейту так, чтобы ее увидели все. — У меня и флейта, и машина Рулька.
— Остановись, а не то погибнешь! — сказал Шанд.
— Заткнись, старый дурак! Я еще увижу твой конец.
Поднеся флейту к губам, Мендарк извлек из памяти ноты и заиграл такую дикую мелодию, что его собственный разум едва ли мог ее постичь.
