Сергей Шведов - Шатун
– Сыряй прав, – сказал Доброга. – Пропадать нам в Берестене не с руки, дел дома много.
– Выпустят ли еще нас? – засомневался осторожный Кисляй, которого, в отличие от старшего братана в дружине звали Молодый. – Усыга-то не зря на нас щерился.
– Надо рискнуть, – стоял на своем Доброга. – Пока что, по вечевому слову, Осташ и Буряга помощники воеводы, мечники не должны им воспрепятствовать.
К воротам двинулись, сев на коней. Усыгины мечники, толпившиеся вокруг, косились на боготура и его дружинников враждебно, но останавливать не пытались.
– Открывай ворота, – приказал Буряга одиноко стоявшему у колеса мечнику, – боготур Осташ едет в дозор.
Мечник замешкался было, тогда Буряга с Сыряем, оттеснив его в сторону, сами провернули колесо. Подъемный мост, заскрипев, опустился. Распахнулись внутрь створки ворот, и Осташ, облегченно вздохнув, выехал из негостеприимного города Берестеня. Дружина его трусила следом. Опасались стрел вдогонку, но все обошлось. Видимо, мечники не рискнули стрелять в спину боготура без приказа.
Глазастый Молодый первым увидел в ночи надвигающуюся рать. До стен Берестеня было рукой подать, поэтому Хабаловы ратники даже не шли, а крались, не зажигая факелов, почти в полной темноте. Видимо, Хабал с Бориславом заранее сговорились о ночном напуске.
Дабы не попасть под ноги наступающей рати, Осташ с дружинниками отвернули круто в сторону и укрылись в березняке. Хабаловы шалопуги надвигались хоть и бесшумно, но стремительно: всадники на виду у городских стен перешли на рысь, а пешие побежали. Осташу даже показалось, что ратников много более трех тысяч, о которых говорил Сыряй.
Судя по тому, что рать шла не останавливаясь и не перестраиваясь, ворота перед ней уже распахнули. За короткое время истоптанное тысячами ног заснеженное поле опустело, и тихий перестук металла о металл смолк.
– Потерял князь Рогволд город, – тяжело вздохнул Доброга. – Как в воду глядели те, кто говорил, что из этого буяна не выйдет ни мудрого судьи, ни толкового воеводы. Городом править – это не купцов грабить.
Огорченный едва ли не до слез, Осташ промолчал. Сам-то он тоже явил себя не в лучшем виде. Будь на его месте другой боготур, Вузлев, скажем, или Торуса, не отмахнулись бы от них берестяне столь пренебрежительно. А у Осташа не хватило ни ума, ни красноречия, чтобы открыть людям глаза на предательство Борислава Сухорукого.
Глава 21
ОТЕЦ И СЫН
Стольный град засыпал, сморенный накопленной за суматошный день усталостью. Расходившиеся лучами от Торговой площади улицы были пустынны, и только мерный шаг гнедого по деревянной мостовой нарушал привычную ночную тишину – Торуса ехал почти в полной темноте мимо крепких заборов с тесовыми воротами, которыми селившиеся близ детинца старейшины отгораживались от бродяг. Бродяги в открытую не шалили, но исподтишка могли нагадить любому доброму хозяину. В таком обнесенном крепким тыном дворе под одним, а то и под двумя-тремя кровлями проживало порой до полусотни человек, включая чад, домочадцев и челядинов. Были в городских усадьбах родовых старейшин и мечники, но число их ограничивалось княжьим указом. Для ближних к князю – десятью, для дальних – пятью. Может быть, поэтому крупных и кровавых ссор в стольном граде почти не случалось, а уж попытка поднять здесь бунт и вовсе была обречена на провал. Борислав Сухорукий не мог этого не понимать. Можно было, конечно, спрятать за стенами теремов сотню-другую решительных людей, но это только в том случае, если князь Всеволод и боготур Скора вдруг ослепнут. Любая замятия[30] на городских улицах, где обыватели в случае нужды всегда готовы подсобить Великому князю, если кто-то вздумает столкнуть его со стола, может носить только отвлекающий характер. Или оправдывающий убийство какого-нибудь человека, которого устранить по суду слишком хлопотно, а мешает он многим.
Двор дома, где остановилась кудесница, был переполнен вооруженными людьми. Торусу хоть и не сразу, но опознали и пропустили на красное крыльцо. Дом принадлежал новгородскому купцу, обосновавшемуся в радимичском граде. Вместимостью он не уступал теремам старшины, но ставлен был скромнее – в один ярус.
Всемила сидела у очага, хотя в доме было жарко натоплено. Лицо ее показалось Торусе усталым и злым. Кажется, эта женщина уже приняла не самое легкое в своей жизни решение и готова была пойти по избранному кровавому пути до конца.
– Здравствоваться не будем, – сказала Всемила, указывая боготуру на лавку. – Сам видишь, какие наступили времена.
– Вузлев пропал. – Торуса сказал это не только Всемиле, но и стоявшему рядом Божибору.
– Вузлев изменник, – холодно отозвалась кудесница. – Он действует заодно с боярином Драгутином.
– Вины боярина еще никто не доказал, – возразил Торуса.
– Против Драгутина под пыткой показала Рада, – Всемила бросила на боготура сердитый взгляд, – и тем подтвердила подозрения мои и князя Всеволода.
– Твои подозрения разбудил я, – вздохнул виновато Торуса. – И, как выяснилось, разбудил напрасно. Искар действительно сын боярина Драгутина, но родила его не Милица из рода Молчунов.
– А кто же? – вскинулась Всемила.
– Ты, – с нажимом произнес Торуса. – Чтобы спасти свою внучку от преследований, Горелуха поменяла младенцев.
Всемила стала белее мела и откачнулась к стене, на лице ее был такой ужас, что боготуру стало не по себе. Жалеть он ее, однако, не стал. Торуса вдруг понял, что она все знала о готовящемся убийстве Драгутина. Знала и о замыслах Багуна, собиравшегося натравить на Драгутина Шатуненка, и о замыслах Борислава Сухорукого, который руками Рогволда и Богдана готовил заварушку на улицах стольного града, дабы подстраховать Искара, если тому не удастся устранить боярина. Торусе очень хотелось высказать кудеснице все, что он думал о ней в эту минуту. А думал он о ней скверно. Допустим, Всемила возненавидела Драгутина и жаждала его смерти, это Торуса мог понять, а простить он ей не мог другого: орудием мести кудесница избрала Искара, про которого точно знала, что он сын боярина. В мести тоже надо знать меру, а Всемила эту меру переступила, за что могла последовать страшная и почти неотвратимая кара богов.
– Божибор, – прохрипела Всемила, – сделай же что-нибудь.
Торусе никогда еще не доводилось видеть «белого волка» в такой растерянности и даже страхе. Божибор все знал или, точнее, почти все, но это вдруг открывшееся «почти» не могло не привести его в ужас.
– По моим сведениям, Искара в городе нет, – сказал Торуса. – Видимо, засаду они устроят где-то на дороге.
– Позови Ляну, – приказала Всемила. – Она последней видела Искара.
