Вальтер Моэрс - 13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь
Вольцотан Смейк выглядел абсолютно довольным. Такого единодушного поклонения одному гладиатору и уничижительного презрения ко второму в Мегатеатре еще не бывало. Возвращение Нусрама Факира обещало стать настоящей сенсацией.
Так продолжалось целых пятнадцать раундов подряд. В каждом раунде он менял музыкальный стиль, голос, внешний вид и жанр повествования. Под заунывное хныканье поющих пил он исполнял блюз, под гром тарабанов чеканил военный марш, на смену которому пришла ария из оперетки, а потом без всякого аккомпанемента кристально чистым голосом исполнил номер а капелла, а еще виртуозно играл на вольтробасе, весьма оригинально дирижировал оркестром, наяривал на стеклянной арфе ногами, бегал вверх-вниз по лестнице и отколол пару-тройку таких акробатических номеров, которых я, учитывая его годы, от него уже просто не ожидал. За все это он каждый раз стабильно получал свои десять баллов. Зельцы даже запалили промасленные початки кукурузы и, подняв их высоко над головами, раскачивались в такт музыке.
Терпение и стойкость. А от меня потребовались навыки, еще ни разу не опробованные мной за все время моих выступлений в Мегатеатре, — умение сохранять выдержку и спокойствие под оглушительный свист недовольной публики. А между тем именно так большинство гладиаторов лишились своей короны, и только самые стойкие умели достойно выдержать это испытание. Ведь дуэль можно закончить в любой момент, стоит только признать свое поражение, поэтому гладиатор, который находит в себе силы остаться на сцене, вместо того чтобы в панике бежать за кулисы, действительно заслуживает уважения.
Я стоял столбом, а в голову мне летели обглоданные початки кукурузы. Можно ли представить себе что-либо худшее для артиста? Внутренний голос настойчиво требовал все это прекратить, развернуться и бежать со всех ног, спрятаться где-нибудь в катакомбах канализации, но я оставался на сцене, молча снося весь этот позор — крики, свист, шипение, огрызки кукурузы, пивные банки, выломанные из сидений доски и даже здоровенного зельца, которого приятели в сердцах выбросили на сцену. Я даже не стал садиться, хотя стоя унижения воспринимаются гораздо острее, потому что приходится еще и бороться с дрожью в коленях. Но я заставил себя остаться стоять, чтобы они поняли, насколько все это мне безразлично.
Публика знала, что гладиатора невозможно прогнать со сцены одними лишь криками. Ведь прибор реагировал и на негативные эмоции тоже: чем громче крики, тем выше баллы. Поэтому шум в зале постепенно стих. Пережив этот момент, можно считать, что худшее уже позади. Злые окрики сначала стали тише и слабее, потом перешли в недовольное бормотание и в конце концов превратились в робкие аплодисменты. Толпа как дикая лошадь, управлять ею можно только посредством железной воли. А это до сих пор удавалось лишь самым лучшим из гладиаторов.
Нусраму Факиру это было прекрасно известно, поэтому мою стойкость он оценил гораздо выше, чем все предыдущие истории, вместе взятые. Он наконец-то понял, что имеет дело с равным противником.
На последних пяти номерах Факира аплодисменты стали заметно хиреть, за свои вокально-музыкалные выступления он получал по девять, восемь баллов. После семьдесят второго раунда он не показал уже ничего выдающегося, его репертуар иссяк. Устав от танцев и ликования, публика снова расселась по местам.
Оркестр вольтигорков смылся со сцены, снова воцарилась долгожданная тишина, и я, собравшись с духом, рассказал очередную свою историю. Зал опять был готов воспринимать спокойное повествование, поэтому мое выступление встретило лишь незначительный, вялый протест.
Раунды с семьдесят восьмого по девяностый
На дне. В следующих тринадцати раундах мы оба получали самые низкие баллы за все время нашей дуэли. Зрители были измотаны танцевальными номерами Факира, сам он тоже заметно обмяк, явно поставив на то, что сумеет сжить меня со сцены своим музыкальным ревю. Но этого не произошло, я все еще не сдавался, а его репертуар давно подошел к концу. Он снова обратился к старым, добрым, надежным традиционным историям, набирая по минимуму. Мне же приходилось выкарабкиваться со дна, так что для меня и те два-три балла были вполне хороши.
В результате он выиграл три раунда, а я десять, и тот и другой с минимальным количеством баллов. У публики не было больше сил ни радоваться, ни хлопать.
— Долой! Долой! — скандировали йети.
Мы провели в общей сложности девяносто раундов, 45 из них выиграл я, 45 — Факир. Мы полностью обессилели, нам едва хватало сил на один вялый жест и усталый взгляд.
Зрители аплодировали только из вежливости, ни одна из наших историй не заслужила больше одного балла. Но не буду утомлять вас их пересказом, до сих пор стыдно вспомнить, какую чушь мы оба мололи. Фантазия вытекла у нас из мозгов, мы выжали ее всю до последней капли. Сдаваться после такой напряженной борьбы, естественно, ни один из нас не хотел. Все шло к тому, что будет ничья. В отчаянии я скользил глазами по залу, как будто надеялся отыскать там какой-нибудь новый мотив.
Мой взгляд остановился на Смейке, который по-прежнему наблюдал за мной с ледяной гримасой. А ведь это с него все началось. Мне вспомнилось, как он смеялся, когда я рассказывал ему истории из своей жизни. Он принял их за искусно сплетенную ложь, — так началась моя карьера гладиатора.
Истории из жизни.
А что?
Если они понравились Смейку, возможно, понравятся и остальным. Уж он-то знает, чего жаждет толпа. Правда, будет не совсем честно, ведь эти истории я не придумывал. Да только кто это проверит? Музыкальные номера Факира тоже не соответствовали правилам.
Раунд девяносто первый
Я начал с карликовых пиратов, рассказал о ночных фейерверках и невезении с добычей, о том, как я вырос, потому что меня кормили питательными водорослями, и о том, как научился завязывать узлом даже рыбу. Публика притихла. Зрители уже начали забывать, что такое хорошо скроенная ложь. Они все еще не очнулись от своего летаргического сна, хлопали вяло (три балла), но мне однозначно удалось их расшевелить.
Начало было положено. Начало жизни после смерти.
Нусраму пришлось нелегко, он явно не ожидал, что я сумею оправиться после такого. Но он все же собрался и быстро состряпал какую-то дежурную ложь, за которую получил свои два балла.
Раунд девяносто второй
Следующий мой рассказ был о химериадах. Для начала я старательно описал жуткие картины ночного леса, потом резко перешел к появлению духов, изображая их отвратительные пение и походку. Затем подробно изложил историю моих выступлений в качестве тенора-ревы и в заключение поведал публике о том, как извращенно питались химериады.
