Джулия Джонс - Крепость Серого Льда
Кроп нахмурился, размышляя. Если человеку завязать глаза, он ничего не будет видеть. И если эта сорока на вывеске и правда воровка, то такая, которая никому ничего не расскажет.
Очень довольный тем, что голова у него в кои веки сработала правильно, Кроп подхватил Горожанку и направился к двери. Именно такое место он и искал.
В темном и довольно холодном помещении бодрость стала покидать его, уступая место привычному страху. Как-то здешние люди его встретят? Он съежился и старался не вспоминать, что случилось с ним в прошлый раз, когда он зашел в таверну.
Комнату освещали всего две лампы из китового уса. Огонь в очаге у дальней стены загораживала тяжелая железная решетка. Перегородки делили комнату на укромные закутки. Люди сидели там, сблизив головы, и разговаривали вполголоса. Некоторые из них бросали взгляды на Кропа, но тут же снова возвращались к своим делам. Поняв, что до него здесь никому дела нет, Кроп испытал великое облегчение. Углядев у очага полированный сосновый прилавок, окованный медью, он двинулся туда.
Горожанка вылезла у него из-за пазухи и спрыгнула на пол. Она унюхала в одном из уголков другую собаку и пошла поздороваться с ней.
— Студеная ночка, — заметил стоящий за стойкой человек — крепкий, пузатый и с толстой шеей, походящий на отставного борца. На Кропа он смотрел с интересом, но без страха. — Что тебе подать?
Еще нальет, чего доброго, а платить Кропу нечем. Кроп замотал головой.
— По какому же ты тогда делу?
«Лучше не морочь мне голову понапрасну», — слышалось в этом безобидном как будто вопросе. У Кропа участилось сердцебиение. Не совершил ли он ошибки? Бывший борец скрестил руки, и на них вздулись бугры здоровенных мускулов.
Кроп нагнулся и пошарил за голенищем, отыскивая нужную вещь. Найдя ее, он выпрямился, положил вещь на прилавок и сказал:
— Друг Скорбута Пайна.
Сухожилия на шее у борца дернулись, и он протянул руку к кольцу. Оно, тонюсенькое и легкое, как прядка волос, было сделано из белого металла, более редкого, чем серебро. На внутреннем ободке было что-то написано, но Кроп так и не узнал что. Борец поднес кольцо к лампе и стал читать, шевеля губами.
Потом положил кольцо и толкнул обратно к Кропу.
— Где ты его взял? Только не ври, не поможет.
Кроп, услышав это предостережение, отчаянно затряс головой.
— Я не вру. В алмазном руднике. Скорбут дал. Сказал, сохрани. И покажи, когда надо будет.
— Ладно, успокойся, верзила. Никто тебя лжецом не называл. Рубцы у тебя рудничные, это точно. Поди-ка сюда, Квил, — позвал борец, обращаясь к сидящему в одном из закутков человеку. — Надо, чтобы и ты послушал.
Кроп и без того волновался, как всегда при разговоре с незнакомыми людьми, а при виде этого другого и вовсе запаниковал. Всякому ясно, что с таким в темном переулке лучше не встречаться. Глазки маленькие, рот углами вниз. Его сопровождала невиданной громадности собака, за которой шла Горожанка.
— Квил, вот этот человек — друг Скорбута. Встречался с ним на руднике.
Квил прищурил свои глазенки. От него пахло погребом, воском и собакой. Волосы сальные, одет, можно сказать, в лохмотья, но в ухе золотая серьга, а на пальцах дорогие перстни.
— Покажи ему кольцо, — сказал борец Кропу.
Кроп подтолкнул кольцо к Квилу, а борец рассказал, откуда оно взялось. Осмотрев кольцо с тщательностью и приемами ювелира, Квил спросил:
— Стало быть, слухи верны? Скорбут бежал?
Кроп кивнул.
— Когда?
Это было уже потруднее. Кроп напрягся, вспоминая, какая была погода, когда они вышли из рудника наверх.
— Зимой.
— И ты пошел прямо сюда? — Кроп кивнул. — Скорбут был с тобой? — Кроп покачал головой.
Квил пораздумал и спросил, глядя на кольцо:
— Знаешь, что это? Скорбут снял его с пальца своего мертвого ребенка, Катерины. Он ее Кати звал. Мужик, который изнасиловал ее и убил, не знал, что подписывает смертный приговор всей своей семье и всем друзьям-приятелям. Такой кровавой бани в Транс-Воре еще не видывали — за это Скорбут и угодил в рудники. — Квил снова взял колечко и облокотился на стойку. — Теперь скажи вот что: зачем он тебе его дал?
Кроп, глядя себе под ноги и вертя в руках посох, проговорил:
— Я разбил цепь.
— Цепь Скорбута?
— Нашу. У нас с ним одна была. Десять лет.
Квил с борцом переглянулись.
— Ты хочешь сказать, что пробыл со Скорбутом в рудниках десять лет и что ты устроил ему побег?
— Я помогал. — Кроп не забыл про Хадду. Это она своей песней привела в рудник тьму.
— Подай-ка ему еды и эля, Крепыш, — сказал Квил. — За мой стол.
— Сделаем. — И Крепыш отправился выполнять заказ, явно довольный тем, что дело уладилось.
Квил протянул Кропу руку.
— Я Квилиан Моксли, а собаку звать Большой Мокс. Друзья Скорбута — мои друзья.
Кроп пожал ему руку осторожно, стараясь не слишком давить. Квил не улыбнулся, и вид у него остался все такой же зловещий, но это ничего — главное, чтобы он не хотел зла ему, Кропу.
Они сели за стол Квила и молча стали ждать, когда Крепыш принесет еду. Горожанка и Большой Мокс, обнюхав друг дружку сзади, совершали обход таверны. Крепыш вскоре притащил хлеб, сыр, копченую колбасу и эль. Кроп старался не пялить глаза на еду, но, наверно, все-таки выдал себя, потому что Квил сказал:
— Давай налегай. У нас в «Слепой сороке» без церемоний.
И Кроп налег. Он уже и забыл, что на свете бывает такая замечательная еда. Забыл, как липнет к зубам сыр и как хрустит свежая хлебная корочка. Квил сидел, откинувшись на спинку жесткого стула, и ждал, пока Кроп не закончил. Когда дверь в таверну отворялась, Квил слегка поворачивал голову и смотрел на входящих.
Когда Кроп разделался с последним куском колбасы, он спросил:
— Так чем же я могу тебе помочь?
Кроп надеялся именно на это, как только вспомнил о кольце Скорбута, но теперь, когда дошло до дела, он не находил слов. Не знал, как сказать этому человеку о своем хозяине.
Квил задумчиво потер подбородок, сверкнув золотыми перстнями.
— Можно пристроить тебя вышибалой в таверну или в веселый дом. Ты драчунов разом уймешь, это точно. Но мне сдается, ты хочешь чего-то еще. Я прав?
Кроп с несчастным видом кивнул. Ему начинало казаться, что он собирается просить о чем-то невозможном наподобие летающей свиньи.
— Говори, не стесняйся, — подбодрил его Квил. — Я много чего могу.
Кроп набрал воздуха. Приди ко мне... За все годы своего знакомства с хозяином Кроп не слышал, чтобы тот кого-то о чем-то просил.
— Мне надо в крепость. Надо спасти моего хозяина.