Стэлла Соколова - Становление (СИ)
Устало опустившись на холодные камни и чувствуя, как тело пробирает нестерпимый холод, Рейн заплакал и не совестно ему было, ни чуть. За те несколько дней, что прошли со дня смерти этого проклятого бродяжки, Черная Королева забрала с собой две трети жителей города. Буквально несколько минут назад, перед тем, как подняться на городскую стену, Рейн прошел по пустым улицам своего города, некогда прекрасного и такого живого. Отголосками прошлого, в ушах его звучал детский смех и крики базарных торговок. А сейчас... Сейчас в городе не было ни одного живого, кто не удостоился поцелуя Черной Королевы. Всего несколько дней понадобилось этой жадной старухе для того, чтобы поглотить целый город, один из старейших южных городов... И, кто бы мог подумать, что проснется Королева так далеко от того места, где была погребена многие десятилетия назад? Ниран де Майен - тот, кто смог усмирить проклятую болезнь, победил ее на самой границе Империи, под стенами Заставы. Сейчас уже никто не помнит, что произошло в те времена, но исцеление, словно воды Великого Моря, хлынуло в Империю с Юга, от самой границы Великой Пустыни.
Именно из-за того, что бывший Император был тем, кто сумел победить болезнь, люди, заперевшись в своих домах, шептались, что он и был тем, кто вновь пробудил ее. Ведь если может исцелить, значит может и...?
Приступ тошноты скрутил Рейна, белая масса, с вкраплениями крови, потоком хлынула на желтые, испещренные выемками камни. Озноб, пробирающий до самых костей перешел в нестерпимый жар, по холодному, бледному лбу, покатились крупные капли пота. Городской маг, перед тем как отправиться на поклон к Светлым, только и успел прошептать обметанными губами:" Владыка...". Люди, те что были в доме старика, решили будто это предупреждение и понеслась весть по Югу - дескать, сам Владыка Ардейл наслал на людей Черную Королеву. Ведь люди, исконные жители этой земли, всегда мешали проклятым демонам, а теперь, когда прав у людей этих стало больше, смогли они гордо поднять склоненные доселе головы. Видимо это и послужило причиной пробуждения Черной Королевы, а все, сделанное молодым Императором - не более чем завеса, дабы бдительность людскую усыпить. Лживые улыбки и обещания, призванные для того, чтобы узреть незащищенную спину, в которую вонзится отравленный клинок.
Утерев белые до синевы губы, Рейн с трудом распрямился и протянул левую руку к небу, как если бы пытался дотянуться до самого солнца. С пронзительным криком, вниз, словно брошенный меткой рукой камень, опустился сокол. Вцепившись кривыми когтями в предплечье, сокол посмотрел своими желтыми глазами в затуманенные глаза Рейна. Чувствуя, как острые когти впиваются в кожу даже сквозь ткань уставного кафтана, Рейн криво усмехнулся - боль - это хорошо, значит он все еще жив. Воины, охранявшие погребальный костер и бывшие теми единственными, кто все еще имел хоть какие-то силы для того, чтобы отдать последнюю дань усопшим, медленно опускались на землю. Еще до соприкосновения с землей, глаза их мутнели, а души отправлялись к Светлым. Рейн, начальник городской стражи, уроженец Торины и верный воин Его Императорского Величества, впервые в жизни пошел против самого себя - он предал. С самого детства его, потомственного воина, хоть и человека, растили с мыслью о том, что будущее его - защищать Торину и Империю, во всем и всегда следовать Императорскому велению. Все годы, проведенные на службе, Рейн свято соблюдал эти нехитрые правила. Жители Торины, были для него семьей и их интересы всегда стояли для него превыше собственного благополучия. И в момент, когда душа его практически покинула тело, на последнем вздохе, Рейн Корс извлек из-за ворота своего кафтана свернутое в тугую трубочку сообщение и, едва найдя в себе силы, он прикрепил бумжку к стальному кольцу на лапе сокола. Едва дернув рукой и отправляя птицу в небо, Рейн закрыл глаза и слабо улыбнулся - теперь, когда он сделал то, что велела ему совесть, он может спокойно отправиться на суд Светлых, а там уж пусть они сами решают, в своем ли праве он был или же нет.
Когда Солнце, словно бы нехотя поднялось над горизонтом, лучи его осветили мертвый город, на стенах которого развивались ярко-алые погребальные ленты. Лица тех, кто испустил дух совсем недавно были сведены судорогой и лишь один человек улыбался, как если бы исполнил то, ради чего родился - свое истинное предназначение. В то же время во многих южных городах люди, уходя от черный гор жирного пепла, что остался после погребальных костров, направлялись в свои дома, где, за плотно закрытыми дверьми, погружались в тяжелые мысли. Черная Королева, вновь проснувшаяся и явившая свой уродливый лик живым, продолжила свое торжественное шествие по Империи. Ни у кого не возникло сомнения в том, кто действительно виноват в происходящем. Спустя несколько минут люди поднимались и шли в общинные дома или же к центральной городской площади где, как они знали, их ждут с надеждой. Повстанцы, долги года скрывавшие свои лики среди теней, явились к своим братьям для того, чтобы призвать их к оружию. Ведь горе, оно общее и лишь в Черном Замке пируют, забыв о том, что люди в этот час проливают свои слезы над мертвыми телами.
В это утро все, кто только мог держать в руках оружие, подняли его. Южную часть Империи захлестнуло восстание, коего не было с тех пор, как Райдан Темный объединил племя людей с племенем демонов.
Глава четырнадцатая.
Танцующий на острие клинка.
Он спал и в то же время - не спал. Он плыл над Империей, с ликованием глядя вниз, - туда, где под плотной завесой облаков жизнь кипела словно река. Слегка нахмурившись, он покачала головой - нет, не кипит жизнь. Отнюдь... Это он по привычке решил, что по дорогам идут обозы, которые тянут мохнатые, кривоногие клячи. А крестьяне, как и каждое утро на протяжении всей его долгой жизни, вместе с лучами солнца выдут в поле, где, с улыбкой щурясь на солнце, примутся за работу. А когда раскаленный до бела солнечный диск зависнет в своем пике, над посевами понесется песня. Он всегда любил слушать, как над полями разносится песни - глубокие, с легкой хрипотцой голоса мужчин, легкие, чистые, женские голоса и звонкие, словно серебряные колокольчики, детские голоса. Поднимаясь к лазурному небу, они переплетаются, сливаются воедино, устремляясь все выше и выше до тех пор, пока, будто бы ударившись и разбившись о небесную твердь, не осыпаются обратно на землю хрустальными осколками. Он всегда любил этот момент - когда песня, побывав на небесах, возвращается туда, где родилась.
Еще в детские свои годы он - презренный полукровка, не признаваемый ни племенем отца Ааш'э'Сэй, ни племенем матери - человеческой ведьмы, любил затаиться среди деревьев и тихо, чтобы не заметил никто, слушать как возносится к самым небесам пронзительно-грустная или наоборот - залихватски-разбитная песня. Сколько бы его не гоняли за то, что и не человек, и не Ааш'э'Сэй, он все равно любил и тех и других. Полукровки они живут как бы между двумя мирами. Дело тут не в воспитании, а в памяти души. Кто-то может не верить в то, что воспоминания о прошлом не покрыты мраком и любой помнит, пусть даже интуитивно, помнит всех своих предков. Кровь, что течет по жилам, она же не просто вода, а ведь даже вода имеет память. Вот и он всегда помнил о том, чему свидетелем не был. Пусть и не было это воспоминаниями разума, но так ведь душа помнит значительно больше.
