Сергей Смирнов - Сидящие у рва
— Эта звезда по-нашему называется Екте, — внезапно проговорил хуссараб на почти чистом аххумском языке.
Ахтаг лежал, не шевелясь. Потом взглянул нехотя на звезду, заглядывавшую в щель. Это была не звезда, а планета — слеза матери-Хуаммы.
— Если ты… — с трудом выговорил он, поскольку эта наука — говорить — все еще не давалась ему, — если ты тронешь девочку хотя бы пальцем…
Хуссараб повернул к нему голову. Подождал.
— Я мог бы излить в тебя мое семя, если бы захотел, — сказал он. Подумал, и добавил: — Но не хочу.
И снова замолчал.
Ахтаг молча проглотил слезу, а хуссарабский тысячник сказал, будто обращаясь к самому себе:
— «Екте» — значит, «нет слез».
* * *— Великий каан приказал смести с лица земли все живое. Так велели ему боги, — рассказывал хуссараб.
Прошло несколько дней, и хотя Ахтаг начал постепенно поправляться, он больше предпочитал молчать.
— Боги сидят у рва. Во рву сгорает все живое. Они ждут и торопят нас… Но я думал раньше и думаю теперь: когда мы победим, на нас поднимутся другие, и сметут нас. А потом и их постигнет та же участь… Я не знаю. Кончается ли все рвом?
Люди жили раньше и будут жить позже. Они идут, как волны.
Волна за волной. Если так — екте. Не может быть слез.
— Удел богов — дорога. Как и людей. Живет тот, кто в пути… — прошептал Ахтаг, и, подумав, добавил с неожиданной яростью: — Мы завалим этот ров, завалим собственными телами. И погасим огонь — если понадобится, зальем его своей кровью.
— Кровью? — хуссараб вздохнул. — Разве ты не знаешь? Кровь человеческая горюча. Так же горюча, как «кровь земли» — та вонючая черная смола, которая течет из земли у нас в Голубой степи…
* * *— Назови мне их имена, — попросил Ахтаг однажды ночью.
Хуссарабский тысячник прервал нудную песню, которую он напевал вполголоса и с удивлением взглянул на Ахтага.
Глаза Ахтага горели в лунных стрелах, пробивавших кровлю. Он полулежал, опершись на одну руку; другая рука оставалась за спиной — он все еще не мог шевелить ею, не потревожив перевязанный бок.
— Чьи имена? — спросил хуссараб.
— Имена Сидящих у Рва, — раздельно сказал Ахтаг.
Хуссараб пожал могучими плечами.
— Зачем?
Ахтаг продолжал глядеть на него горящим взглядом.
— Это и есть самое важное. Узнав имена, я узнаю их тайну.
Хуссараб длинно и сладко зевнул, почесал голову, которая уже стала обрастать седоватой колючкой:
— Нет имен у Тех, Кто сидит у Рва…
И тогда мгновенно взлетела рука, которую Ахтаг прятал за спиной, и кинжал вонзился хуссарабу прямо в ямочку под горлом.
Хуссараб дернулся, захрипел, широко открыл глаза.
Ахтаг навалился на него всем телом, погружая кинжал все глубже и своим весом удерживая хуссараба. Длинные мускулистые руки тысячника обхватили Ахтага, сжав железными клещами.
Потом хватка ослабла. Он выгнулся и замер. Ахтаг внезапно почувствовал, как запульсировала в боку открывшаяся рана, обжигающая боль пронзила его от затылка до кончиков пальцев.
Ахтаг вскрикнул, из последних сил пытаясь оттолкнуться от хуссараба, или отодвинуть его — сделать хоть что-нибудь, чтобы умереть — если ему суждено было умереть — не в объятиях врага.
И не смог.
* * *Двумя колоннами с юга в город вошли войска.
Впереди, вслед за отрядом агемы, как и положено, ехали командиры, и самым первым — Каррах. Рядом, в открытой повозке, везли Музаггара — старик совсем не мог двигаться из-за распухших суставов. Под его голову подложили седло темника — и Музаггар глядел вокруг больными глазами, не в силах вытереть старческих слез.
Потом стройными рядами следовала агема бессмертных, а за агемой вели толпу пленных. Большая часть из них была босиком, и все — в ошейниках, скованные цепью. На каждой цепи, как бусины — пленные из разных стран. Так было положено во все времена. Даже в эти.
На отдельной цепи вели киаттцев. Два брата шли рядом, но Ибрисс — впереди. Он с веселым любопытством оглядывался вокруг и, полуоборачиваясь, кричал брату, чтобы перекрыть бряцанье оков:
— Ушаган, Фрисс! Единственный город, где я ни разу не был…
Ты подумай! Вот я побывал и здесь. Теперь можно и умереть.
* * *В тронном зале Ушаганского дворца все было готово к церемонии.
Царица ожидала, стоя возле трона. Она была облачена в царскую мантию, но без короны и скипетра. Корону держали два жреца, служители Двух Храмов, по одному с каждой стороны трона — над головой Аххага Второго.
Царица стояла справа от трона. Слева стоял Ар-Угай, — на той же ступеньке.
Сначала царю будут присягать темники, затем — тысячники. Потом будет пир.
Еще через несколько дней царь примет присягу всего остального войска — на параде, на самой широкой и самой главной улице мира.
А потом он велит приготовить жертвенных ягнят и отвезти его в степь — чтобы говорить со звездами.
НУАННА (АББАГУ)
На несколько дней город-порт Аббагу, стоящий у входа в устье Желтой реки, обрел прежний свой вид: гавань была забита кораблями, улицы — людьми.
Хаммар сделал в Аббагу короткую остановку, загружая провизией все корабли, какие ему удалось собрать за столь короткий срок.
Хаммар смотрел на причал, забитый солдатами: полуголые, обливаясь потом, они сновали по сходням, нагруженные, как муравьи.
Рядом с ним, опустив плечи, стоял сын, которого, впрочем, ненавязчиво сторожили несколько вооруженных воинов.
— Мы плывем в Эль-Мен, — сказал Хаммар. — Твоя воля выбрать — остаться с отцом или… с остатками армии, — тем сбродом, который сейчас, я думаю, предается грабежу и разгулу в окрестностях Нуанны.
— Хуссарабы дойдут до Эль-Мена, — сказал Аммарах.
Хаммар гневно взглянул на него:
— Дойдут! Но сначала им придется пройти через Данах, Чужие Территории, переправиться через Неррайну, перейти Огненные горы… А потом — встретиться с эльменцами, которые умеют воевать.
— Да, умеют, — криво усмехнулся Аммарах. — Не то, что мы…
Хаммар ударил его наотмашь — Аммарах отшатнулся, на его щеке остался красный отпечаток.
— Мы не в Аххуме, — тяжело дыша, сказал Хаммар. — Там я смог бы остановить орду. А здесь, в Нуанне, коварной и подлой, я чувствую себя в ловушке… Это родина предателей. Она сделала предателем и тебя.
— Не меня, а тебя, отец, — упрямо сказал Аммарах и поднял руку, чтобы защититься от нового удара. Но Хаммар только сплюнул.
— Как хочешь. Оставайся. И жди хуссарабов. Может быть, выпросишь у них пощады…
