Ирина Котова - Королевская кровь. Книга 4
Глава 20
Бермонт, суббота, 13 декабряНа юге Бермонта, в замке рода Ровент собрались главы кланов, приглашенные линдмором Ольреном Ровентом. Широкий, крепкий Ольрен держал речь. И его внимательно слушали. Виталисты уже срастили ему руку, сломанную в бою с Демьяном Бермонтом, вылечили ранение в ногу, хоть и хромал он немного. Но он продолжал оставаться главой одного из сильнейших кланов, и даже сейчас опасно было бы схватиться с ним в бою.
Ни слуги, ни женщины клана не имели доступа в этот зал, да никто бы и не посмел из любопытства или бесстыдства подслушать, о чем говорилось здесь под вой стучащего в окна ледяного горного ветра и треск поленьев в огромном очаге. Слишком скор был на расправу Ровент и клан держал он в уважении и страхе.
— Братья, — говорил Ольрен, веско роняя слова, — пришла пора думать, как нам быть дальше. Король фактически мертв, хоть и удерживают его, по словам старейшин, на грани жизни и смерти. Но мы-то помним и знаем, что надежды поднять его нет. Кому мы давали клятвы? Живому и действующему королю, славному воину, который доказал свое превосходство и право на трон. Но не сумасшедшему, недееспособному, который поражен бешенством.
Он замолчал, внушительно глядя на сидящих за столом хмурых берманов и проверяя их реакцию.
— К чему ты клонишь, Ольрен? — зычно спросил один из линдморов, седоусый Теодор Бергстрем, который в свое время оспаривал решение короля жениться на женщине из другой страны.
— К тому, что страна наша оказалась в руках иноземки, братья, — веско проговорил Ровент. — Пока Бермонт не жив и не мертв, она будет править нами. И это может продолжаться годами, десятилетиями! Разве это дело?
— Она увела его от нас, — возразил еще один, Ньямал. — Мы все это видели. Мы могли быть уже мертвы.
— Или он мог быть мертв, — задумчиво, словно рассуждая вслух, проговорил Ольрен. — А если она и наняла этого Эклунда? И все это подстроено, чтобы захватить власть? Очень она резво защищала его, зачем он ей, больной и обездвиженный? Думаю я, что решила она так получить корону. И теперь будет править именем Бермонта.
— Да он ее подрал, Ольрен, — с досадой сказал линдмор. — Как не убил, непонятно. Женщина смела, надо отдать ей дань. И против нас встала, не побоялась. Не пуля ли в ноге сейчас говорит за тебя?
— Видимо, надеялась, что муж ее не тронет, — невозмутимо пожал плечами Ольрен Ровент, не отвечая на укол. — Брачные путы должны были ее защитить. А вот что я скажу: семь лет назад род Рудлог свергли с трона, и много говорили о том, что они ведьмы. И точно ведь — кто из нас видел, чтобы берман так с женщиной носился? Слухи, что околдовала она его, ходят еще с ее приезда в Ренсинфорс на прошлое полнолуние. Неужто не настораживает вас, что Бермонт, всегда уважающий традицию — вдруг женился на чужестранке? Околдовала она его, точно вам говорю. И старейшин околдовала, раз так защищают ее вопреки нашей традиции.
Он сделал эффектную паузу и продолжил:
— Я чту Демьяна Бермонта как сильнейшего из нас, сына Хозяина Лесов. Но мертвый король — не король. Он не примет решение, не защитит людей, не примет вызов. Неужто допустим над собой власть красной ведьмы? Даже если она понесла, хоть и мала была еще месяц назад — что, будем ждать, пока поднимется медвежонок, заматереет, а она будет править как мать будущего короля? Да и станет ли он королем — кровь-то уже разбавлена, наполовину не наша кровь будет у наследника, если он вообще будет. Ты, Бергстрем, будешь подчиняться женщине? Или ты, Ньямал? Нужно брать замок Бермонт, хоронить Бермонта честь по чести, выдворять ведьму из страны и становиться перед Хозяином Лесов на выбор короны.
— Наш первопредок поддерживает ее, — четко сказал Ньямал. — Я сам это видел, когда говорила она со старейшинами. Так же хорошо, как вижу сейчас тебя, Ровент.
— Если она ведьма, то наколдовать образ ничего не стоит, — отрезал Ольрен.
— Образ да, — его оппонент вскочил, уперся ладонями в стол, — но я, Ньямал, говорю вам, что чувствовал силу Хозяина лесов. И все чувствовали. Скажи, что я лгу!
Он оскалился, и хозяин замка рявкнул в ответ. В зале стремительно накалялась атмосфера, и от предчувствия доброй драки мужчины застучали кулаками по столу, зарычали.
— Успокойся, Ньямал, — остановил его Бергстрем, и молодой линдмор неохотно опустился на стул. — Я верю тебе. Что скажешь, Ольрен?
— Скажу, что Ньямал молод и может ошибаться, — угрожающе отозвался глава клана Ровент, — и его ошибка может дорогого нам стоить, если мы примем власть иноземки.
— Народ Бермонта все равно не согласится видеть ее на троне, — с сомнением сказал один из линдморов.
— Люди, — с презрением ответил Ольрен, — примут все, если будет объяснение. Она молода, красива, печальна, если будет носить наследника — ее будут обожать. И торопиться надо, пока не придумали они, как объясниться с людьми. Надо опередить их. Надо взять корону.
Названный Бергстремом вздохнул и встал. Поднялись еще с десяток берманов, и Ньямал в их числе. Стало тихо, и в тишине этой седоусый Теодор спросил:
— И, конечно, ты, Ольрен, думаешь, что корона будет твоей?
— Хозяин лесов решит, кто достоин, — дипломатично ответил Ровент. — Кто угодно из нас — и я поклонюсь выбору бога. Даже если господин наш повелит победителю взять красную ведьму в жены, я приму и это, клянусь.
— Клятвы твои ничего не стоят, Ольрен, — хлестко проговорил Бергстрем. Вставшие с ним линдморы мрачно закивали. — Блеск короны застил тебе честь и разум. Мы обещали служить Бермонту, пока он жив. А он жив. Мы обещали служить его королеве, как своей госпоже, и как бы мое сердце и дух мой не противились этому, я лучше буду целовать ноги иноземной ведьме, чем нарушу клятву. И слушать твою крамолу больше не желаю. Знай, что если ты пойдешь на столицу войной, я встану против тебя. Лучше умереть в чести, чем жить бесчестным. И вы, братья, подумайте. Нужна ли нам война? Кланы цветут в мире — хотим ли мы окропить снега кровью наших братьев и детей и слезами наших женщин? Не торопитесь продавать свою честь за власть. Власть приходит и уходит, честь мужчины бесценна, даже если ты нищий. Нельзя жить бесчестным.
— Лучше жить болваном, — насмешливо сказал Ольрен. — По-твоему, честь — это оставить страну в руках захватчицы? Ты стал стар и осторожен, Бергстрем.
Он не осмелился бы оскорбить старика, если бы не чувствовал поддержку окружающих. Больше половины берманов осталось сидеть, и были среди них и главы крепких кланов.
— Уходи сейчас, я не желаю сражаться с тобой. Вам дадут уйти свободно, в моем замке вас никто не тронет. Встретимся на разных сторонах, братья.
