Николай Бородин - Хозяин Пророчества
Внутри все было почти так же, как обычно, только у самых границ зрения все заволакивало радужной пленкой, а во рту появился противный металлический привкус. Тоннель шел под уклон, и чем дальше спускались бойцы, тем жарче становилось вокруг.
— Так вот, друзья мои, — Оцелот неопределенно покрутил рукой в воздухе, — пора продолжить прерванный разговор. Касательно демонов, фениксов и их роли в истории Империи. А тебе, Альтемир, наверняка будет интересно услышать еще кое-что, имеющее отношение лично к тебе. Я, правда, могу ошибаться в деталях, но суть происходящего, думаю, уловил.
— Фениксы, они же высшие демоны, — это твои Солнечные птицы, парень, — вмешался Кьяр. — И если я правильно понимаю вашу историю, их пришествие в Империю случилось примерно пятьдесят лет назад. Очень близко к той дате, когда сила Штройн погибла в извержении. Я не слишком-то верю в такие совпадения, но связи между этими событиями пока не вижу.
— Так или иначе, — взял слово Оцелот, — с появлением фениксов в истории Церкви началась новая, славная страница. Из общины сельских пастырей, призывающих благодать на поля и освящающих могилы, церковники стали мощным стальным кулаком, созданным и отлично подходящим в первую очередь для битвы. Ты, думаю, помнишь, кому мы обязаны всем этим.
— Отто фон Остеру, — проговорил паладин, пощипывая кончик носа.
Радимир одарил его дружелюбным взглядом: если парень решился начать думать, значит, все хорошо. Пожалуй, он действительно успел сильно вырасти за эти несколько дней.
— Верно. Он был первым, кто встретил феникса, еще семилетним парнишкой. Обычным крестьянским мальчуганом из пригорода Остера… казалось бы. За несколько месяцев до этого случилось восстание колдунов, которое покрыло несмываемым позором всех имперских чародеев, да и меня лично. Да, потом мы основали Гильдию, мы загнали магию в рамки печатей, а я ушел в тень, чтобы следить за своими же собственными магами… И, как выясняется, не ошибся. Но доверие народа к волшебникам оказалось подорвано, и я не знаю, исправим ли мы когда-нибудь эту ошибку. В том восстании колдуны убивали всех, кого видели. И среди них оказалась семья Отто. Как выжил сам парень, совершенно непонятно. Еще более непонятно, зачем он отправился на запад, к горам Армон-Дарон.
Оцелот прервался на мгновение, словно оценивая, не сказал ли он больше, чем пока собирался, но затем продолжил:
— И уж совсем загадочно, как он смог пересечь всю страну, да еще по самым разоренным восстанием землям, где вовсю буйствовала остаточная магия и новорожденные твари Глорнского леса. В общем, обычным такого человека не назовешь. Что лишь подтвердили его деяния. Он не только встретил феникса где-то на склонах горной цепи. Он еще и доказал свою полезность этой твари, и смог заключить с ней союз. Я имел удовольствие пообщаться с Отто, — архимаг улыбнулся своим воспоминаниям, — и поверь мне, мальчик, это действительно было удовольствие. Он был невероятным человеком. Хешель не стоит даже одного его ногтя, он просто бешеный фанатик… Хотя то, что Отто его воспитывал, иногда заметно. А фон Остер, я уверен, стал бы превосходным чародеем. Если бы не ненавидел нас и магию вообще всей душой. Тяжелое детство, ничего не поделаешь. Он, как и большинство остальных, не проводил особых различий между восставшими колдунами и моими сторонниками, что истребляли этих бешеных собак.
Радимир снова прервался, задумчиво глядя на молнию в своей ладони.
— В чем-то он был прав. Мы действительно опасны. И во многом сами для себя.
Чародеи вокруг слушали все это с каменной невозмутимостью. Все благодаря долгим тренировкам. Хотя можно было не сомневаться, каждый сейчас благодарит судьбу за редкую возможность послушать столь охотно распространяющегося Оцелота. Тем более что их великий руководитель говорил поистине интересные вещи.
— В общем, это предыстория. Фениксы дали своим последователям силу, с которой они принялись в буквальном смысле творить чудеса. — Архимаг покрутил пальцем в воздухе. — Церковь росла, матерела и занимала в людском сознании место магов. Я сам увел Гильдию в Аленор, чтобы избежать стычек между магами и обозленными людьми, решил, пусть страсти улягутся. Но это уже отступление. Теперь нам интересны события, произошедшие тринадцать лет назад. Если следовать хроникам, то с промежутком в полгода погибают Отто фон Остер и тогдашний Император. Между прочим, отец Альтемира.
— Опа, — в избытке чувств выразился Снор.
Кьяр предупреждающе положил руку ему на плечо, но ярл и так не думал продолжать.
— Только маленькая ремарка. — Улыбка на лице Оцелота стала по-настоящему неприятной. — Отто погибает от лап демонов. А Император убит за связь с ними.
Паладин смотрел прямо перед собой, а кончик его носа уже начал краснеть. Эрдессоны и Ширш напряженно слушали.
— Вот, собственно, и все. И до совсем недавнего времени я так и не мог понять, что же во всей этой истории меня смущало. До тех пор, пока я не узнал, что фениксы — это и есть демоны. Все внезапно переворачивается с ног на голову, верно?
Альтемир молчал, стиснув зубы до скрежета. Оцелот покачал головой:
— Это, конечно, лишь догадка. Но я полагаю, что раз фениксы в конечном итоге напали на Армон-Дарон… тогда, демонову дюжину лет назад, они просто решили взять власть. Отто, пусть и первосвященник собственной же Церкви, был слишком умен, чтобы слепо видеть в них посланцев Бога-Солнца, в которого, к слову, и сам-то не шибко верил, а потому служил препятствием. А смерть Императора… После его, так сказать, казни, которая была проведена лично новым первосвященником Хешелем, без лишних свидетелей, Церковь вытребовала себе право участвовать в выборах нового правителя Империи. И заодно начала раздувать демоническую угрозу, организовав даже новый орден — отцов-инквизиторов. Древние братья-щитоносцы, обладавшие старыми взглядами на роль религии в жизни страны, по собственной воле ушли на север, основав свою новую цитадель в Солтаре. А тебя, парень, мне пришлось спасать, создав отца Диомира. И, судя по всему, с задачей я все-таки справился.
— Оцелот, — паладин говорил медленно, тщательно подбирая слова, — если ты такой умный, то почему в таком случае ты ничего не сделал тогда?
Окончание фразы далось ему с явным трудом, голос практически пропал, выдавая волнение. Но Альтемир все-таки взял себя в руки, сжав кулаки до хруста в пальцах, хотя и не был уверен, что сможет держаться долго. Все прошлое, которое он так долго гнал от себя прочь, считая своим клеймом, обрушилось на него, словно лавина. И это было не во сне, не в одном из кошмаров, что иногда мучили человека, отрекшегося от собственной памяти, — это было наяву.
