Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
Сама знаешь: у тебя все-все быстренько зарастет, чистенько заживет, регенерирует, надежно закупориться…
Станешь ты у нас опять, так сказать, чиста и девственна…
А чтоб у тебя, нечестивого творения, не возникло пошлое желание заново как-нибудь раскупорить сосуд зла, чтоб ты и думать о сексе-койтусе страшилась, предписано тебе испытать ранее тобой непознанные женские родовые муки.
Страшно, небось… О вижу ты совсем готова, моя миленькая! У тебя кровь быстрее сворачивается, скелетные мышцы красивенько релаксируют.
Приятненько иметь дело с такой послушной пациенточкой.
Но рожать ежиков колючих ты, ведьмочка, у нас равно станешь в адских муках. Как положено нечестивому творению. Не раз и не два…
Чтоб и думать, вспоминать боялась о пагубном сосуде зла промеж ног…
Кстати, одна колдунья-задрыга у меня как-то раз загнулась уж на третьих родах. Ты же у нас и пятого, и шестого ежика выдержишь. Молодецки шестериком опростаешься…
Филипп бесстрастно наблюдал, как Вероника точно выстрелила шестью фармацевтическими зарядами в нижнюю часть живота ведьмы в четкой конфигурации гексаграммы. Но до окончательного проявления на теле черной вдовы "Звезды царя Давида", призванной вовек ее запечатать было еще не скоро.
Тем более для объекта экзорцизма, получившего от инквизитора страшное заклятие искаженного времени. Краткие минуты ритуала станут для нее долгими часами, днями, ночами ужасных родовых мук и схваток…
Позднее Филипп предпочел не вспоминать об увиденном в ту ночь. В отличие от доктора Вероники, он не обладал профессиональным акушерским опытом, заставляющим притерпеться к родовспомогательной неприглядности. И вовсе не желал таковой наглядно приобретать, пусть его соратница не преминула в деталях комментировать жуткий процесс, разрывающей тело и душу роженицы. В назидание всем и каждому, как неизменное суровое напоминание о первородном грехе.
— …Опаньки! Из тебя уж третий ежик пошел, моя миленькая. Ну тужься, тужься…
Пущай! Вот и наша долгожданная печатка-звездочка проявляется…
Осталось нам только тебя, милашка, закупорить чисто-начисто хирургически… Эт-то мы лихо спроворим…
Эк тебя колбасит, вдовушка ты наша разлюбезная…
Непоколебимый инквизитор Филипп видел, как в нижней части живота и на лобке черной вдовы, твердой рукой размеченных шестью выстрелами дамы-зелота, понемногу проявляются очертания "могендавида".
"Ага! Почти запечатали гадину."
Вскоре теургическая "Звезда Давида" станет похожа на обыкновенное клеймо-татуировку в интимном дамском месте, обычно скрываемым от посторонних взглядов…
"Наконец-то, Господи Иисусе милосердный! Хоть передохну. Устал безбожно. Нике тоже можно посочувствовать…"
Немного погодя Филипп вновь себя ощутил неофитом, ассистирующим опытной даме-зелоту. В тот момент измученная и постаревшая Вероника неприятно ему напомнила тетку заведующую поликлиникой, некогда увиденную им в детстве. У его напарницы был такой же самовластный вид человека, привыкшего деловито, хладнокровно, безлично и апатично распоряжаться жизнью и смертью всякого, попадающего к ней в руки, на хирургический стол, под скальпель, в операционном поле…
"Ничего личного. Дело есть дело. Процессуально, дамы и господа…"
В самом разгаре процесса гинекологической хирургии Филипп подошел к Веронике и абсорбирующей салфеткой мягко промокнул у нее пот на лбу.
Он было подумал прикурить для госпожи главного хирурга сигарету, дать ей пару раз затянуться. Но счел такой жест излишним:
"Пускай заканчивает ее кромсать и штопать по быструхе."
Тело черной вдовы также значительно постарело. Если ранее оно представлялось рыцарю Филиппу от силы двадцатилетним, то нынче спокойно тянуло не меньше, чем на сорок лет ее беспутной бесовской жизни.
Когда дама-зелот Вероника вернула умиротворенный и запечатанный объект под общий наркоз, Филипп глуповато, отныне как неофит, спросил:
— Что теперь с нею будет, Ника?
— Точно не скажу. Как решат клероты Сибирской конгрегации. Возможно, поместят в кунсткамеру в качестве наглядного пособия для начинающих неофитов и ноогностиков…
Может, в живом весе к другим уродам… Либо в мертвом, закатанную под оргстекло… Или куклой-манекеном в затвердевающем пластике, введенном в тело как бальзамирующая жидкость…
Давай-ка, братец Фил, передохнем и перекурим это дело. Нам еще кое-что остается сделать. Сверх плана…
Я тут надумала… Чтоб добру не пропадать, коли его зло нам предоставляет.
Затянуто и малодушно курить Вероника не намеревалась. Она прикрыла набрякшие веки и мучительно сосредоточилась.
Через пару минут кавалерственная дама-зелот открыла глаза, по-сержантски насупилась и как начнет по-арматорски отдавать распоряжения:
— Встанешь у нее над левой грудью, неофит! И вертикально динамисом вниз остановишь ее сердце. Притом не тряси ни руками, ни м…ми. Смотри, чтоб в меня не попал…
Тем временем я из нее краденый ею дар самоисцеления выдерну. П… у нее сама собой потом заживет, на общечеловеческих основаниях.
Можно было бы и вас, рыцарь-неофит сим дарованием обеспечить… Оно полезно самому себе, например, сифилис излечить, паховую грыжу вправить…
Но куда тебе с твоим недозрелым модус оператум! Месяц в посвященных — не срок. Рановато покуда тебе, милок, разноплановые дары скопом на душу принимать…
Ладноть. Не будем-ка понапрасну время терять, неофит. Ну начали с Богом!..
С видимым трудом преодолев отвращение, Вероника возложила руки на лоб ведьмы, впавшей в клиническую смерть. Со своими чувствами и ритуалом извлечения дара доблестная кавалерственная дама управилась за неполных две минуты.
С огромной неохотой она потянулась за контактными утюжками дистанционного дефибриллятора. Остальными реанимационными процедурами заведовал ее компьютер, вернувший теургически обработанный организм заново в жизнь и нарколептический сон…
Бесчувственное, но вполне живое тело бывшей черной вдовы, освобожденное от датчиков и капельниц, Филипп, словно заправская больничная нянечка, чудодейственно обмыл, подмыл…
Засим физически вернул, откуда эту натуру взяли, на кровать под балдахином. Не слушая сержантские понукания Вероники, бережно облачил в нижнее белье, целомудренно прикрыл простыней. Потом, вздохнув, грустно и печально приступил к наведению служебной чистоты и благопристойности в зоне состоявшейся операции.
— Не в дружбу, а в службу, салага! Чтоб у меня блестело как яйца у Медного всадника…
