Кэролайн Черри - Эльфийский Камень Сна
Берег остался далеко позади, и Мев плакала из-за матери, из-за Барка, Донала и Ризи, и всех остальных.
— Стойте! — кричала она.
И Келли ей вторил:
— Помогите!
Но ничто не могло остановить уносящий их ураган, как ничто не могло остановить фиатас.
Теперь они нагнали предводителя — эльфийского военачальника. Он был без доспехов, как и прочие лучники, стрелы его разили светом. Белый конь его несся по собственной воле, без поводьев, как и фиатас. Казалось, он был молод, как и все Ши, молод и прекрасен — ибо никто из них не знал возраста. Они лучились холодным светом, и были ужасны.
— О, поверни, — взмолился Келли. — Хотя бы оставь кого-нибудь помочь им!
— Это не наш народ, — ответил эльф, — не наша война.
— Тогда отпусти нас! — вскричала Мев.
— Не я вас влеку за собой, а то, что на вас надето, — ответил эльф.
Мев прикоснулась к дару в ладанке. «Дар нахождения», — вспомнила она.
«Они бессердечны, — донесся до нее шепот. — Они повесили их на деревья, чтобы забыть эту землю, забыть все, что они сделали здесь».
— Это дракон говорит, — промолвил военачальник, глядя вперед. — Не слушай его, заткни свои уши.
«И этого зовут Ниеракт. Он не любит людей. Он отнимет у вас то, что вы носите — он отнял бы, если бы мог. Берегитесь его».
— Заткнись, старый червяк! — выкрикнул Ниеракт.
«Кто вы им? И кто был им ваш отец? Они убили его и бросили вашу мать умирать…»
Внезапно их окружили деревья и мгла — кони петляли меж ветвей.
— Не отставайте от нас! — закричал Ниеракт. — Не отставайте, юные Ши! Не слушайте этот голос!
«Король без королевства и королева, рожденная от воров и убийц, о, слушайте меня, юные души: смотрите, к чему ведет благородство — вот, что оно сделало с вашим отцом».
«Замолчи, замолчи», — повторяла Мев, сжимая эльфийский дар в руке и думая лишь о Келли — только вместе могли они заслониться от дракона.
Она успокоилась и внутри все затихло — может, ей удалось это сделать самой, а может, ей помогло холодное сердце Кили. Рядом бежал пука, чувствуя себя в этой тени как дома. Она увидела лицо брата, но оно было окрашено скорбью, что делало его очень похожим на Ши. Темные твари возникали перед ними, и летели эльфийские стрелы, разящие страшным светом.
«Нам не годится здесь быть», — с отчаянием подумала она и тут же взяла себя в руки, вспомнив Лиэслиа и доброту его глаз. Она почувствовала, как окрепла ее рука, как молодое деревце — пусть листьев на нем осталось мало, но оно было живо, даря ей тепло и жизнь.
«Найди их, — послышался голос в ее сердце, журчащий, как вода. — О держись, держись, держись, сокровище, на моей спине, темные воды, темные пути — фиатас не боятся их».
Она боялась, боялась всем земным страхом за оставшихся любимых, за последний свет и последнюю красоту, за тот крохотный отряд, что остался стоять во тьме где-то позади них. «Домой, — думала она, вспоминая их лица. — Домой, домой, домой».
И брат ее был рядом с ней. Он лучился светом, как и она, и эльфийские дары испускали сияние.
В руке его был меч дроу — тусклое отравленное серебро. Его соратники окружили рощу тьмой, холодной от ненависти.
— Я не стану сражаться с вами, — промолвил Далъет, — ни с тем, ни с другим. Это уже ничего не принесет, разве что новые раны. Сдавайтесь, брат и сестра.
Лиэслиа напряженно наблюдал за каждым его движением; а за их спинами кружили две лошади, погрохатывая громом, очерчивая круг вокруг того, что осталось от Элда, и защищая Арафель.
Арафель, как могла, встала на ноги. Но круг все сужался, и чернела трава.
— Лиэслиа, — сказала она, и рукоять меча прикоснулась к его руке. Он взял его, поднял, и лезвие засияло на фоне тьмы.
— Мы уже занимались этим, — напомнил ему Далъет.
— Не достаточно хорошо, — откликнулся Лиэслиа.
И новые стрелы травы полегли, словно выжженные. Умер цветок. Дроу приближался во всполохах тусклого света. Клинки взвились и скрестились, вспыхивая при выпадах и обманчивых движениях, которые делали тот и другой.
Быстрей и еще быстрее. Граница зелени застыла. Они сражались на этой границе, которую Лиэслиа мог перейти, а дроу не мог; и ветер дул все сильнее, и холод все нарастал. Он услышал, как его окликают по имени, услышал голос дракона.
— Берегись! — закричала Арафель.
И граница тут же подалась — трава почернела, умер еще один цветок и рассыпался в прах: Далъет сделал выпад, и Лиэслиа поднял руку, встречая острие — ведь он был без доспехов. Лезвие проникло внутрь, ледяное и отравленное. Но и его лунный меч нащупал брешь в доспехах и, войдя в плоть, повернулся в ране.
— Брат! — взвыло то, что было Донкадом.
И погибло. Дроу еще помедлил, тая — прекрасное холодное лицо, вой и последнее содроганье. Зазвучали рога — то были новые всадники; и дроу кинулся отступать, туда, в сторону Дун Гола.
Деревья померкли, но мгла еще сохранялась. Всадники окружили их; и у двоих, что ехали на фиатас, на двух жеребцах, черных и гладких, волосы горели, как солнечный восход. Загремел гром; эльфийские кони заржали, приплясывая на месте, и рощи осветились светом.
— Арафель! — вскричал Ниеракт, спрыгивая на землю. — Лиэслиа!
И тогда он увидел его рану, холод, пронзивший его руку, почувствовал, как вместе с темным потоком крови из него вытекают силы. Покачиваясь, Лиэслиа встал на ноги, и друзья окружили его; перед ним была Арафель — после стольких веков он видел ее перед собой.
«Стойте, — донесся из-под земли голос, ласкающий и соблазняющий шепот. — О, останьтесь, Вина Ши. Не уходите».
— Не слушай, — сказал Ниеракт. — Ладьи ждут нас, Аовель. Ему не убедить нас. Пойдем. Здесь больше нечего делать.
— Нечего делать, — повторил Лиэслиа. И он посмотрел на нее — за ней стояли века надежды и ожидания, но что-то в камне замутнило ее образ. Она словно померкла от печали, и кровь окрасила ее тьмой — в глазах ее стояла скорбь, а камень разрывался от боли.
— Вы поймете, — сказала она. — Вы бы поняли.
— Торопись! — вскричал Ниеракт.
— Нет, — ответила Арафель.
— Держаться за это? — спросил Лиэслиа. — О Аовель, довольно.
— Но здесь остались люди, — сказала она, — если мы бросим этот мир на произвол судьбы, мы оставим их на милость червяка. У нас есть оружие. Мы не обречены… О, братья, неужто мы ничему не научились? То, что происходит здесь, очень важно.
— Если мы возьмемся за это, — сказала Лиадран, — о Арафель, это опасно…
— Очень важно, — повторил Лиэслиа. Он все еще держал в руках сломанный меч, слышал дракона и чувствовал, как холод поднимается вверх. Он прикоснулся к камню — остальные были их лишены. — Я помню. Я помню Кер Ри, прежде чем он стал Дун Голом. Мы создали и то, и другое. Лично я… я с Арафелью.
