Ольга Митюгина - Черный пес Элчестера
И от счастья слезы засияли на ресницах.
Радость - неистовая, обжигающая, низвергалась в душу, и это было - как пить из родников Бытия.
Как падать в сияющих брызгах с мощного водопада... глотнув ветра, скользнуть над радужной бездной ввысь, в ослепительные небеса... пригубить пламень солнца...
Она узнала его сразу, она не могла не узнать его... Исток ее силы, шепот мира.
- Князь мой...
И улыбка рвалась на губы: детская, открытая - солнце и тепло цветущих лугов...
Он всегда был рядом... Всю ее жизнь.
Не в силах сдержаться, Мили провела кончиками пальцев по его щеке: так касаются ветвей деревьев, так ласкают скромную, просоленную всеми ветрами былинку на взморье...
Он улыбнулся ей - и она узнавала эту улыбку: она была в пламени костра, что хранил ее на привалах, она была в шепоте ночного леса; в августовских звездопадах звучал его смех...
- Князь мой.
Ведьма села на постели: девушка лежала, укрытая мягкой, искристой материей, нежной, как апрельское вечернее небо, а отовсюду струился свет: мягкий и дымчатый, удивительно белый - он не резал глаза и не ослеплял...
Свет Несущий ласково смотрел на нее, и вся боль, все сомнения и тревоги таяли, уходили, как снег.
- Я знала... Я верила... - шептала она счастливо, не стыдясь слез, струящихся по щекам.
Она была дома.
Она взяла его руку и, поцеловав, прижала ко лбу... И замерла, притихнув, как котенок, пригревшийся на коленях...
Князь ласково, осторожно, провел рукой по ее волосам, другой обняв девушку, как отец обнимает дочь.
- Моя девочка... Сколько еще тебе предстоит...
В голосе Люцифера тихой тенью притаилось сожаление.
- Все будет хорошо, - не разжимая безмятежно сомкнутых глаз, прошептала Милица. - Я верю тебе, Князь мой...
- Это ты правильно, - услышала она в ответ совершенно мальчишеский тон. - Но и сама не плошай.
И Князь - Князь! - кончиком пальца щелкнул ее по носу.
Милица рассмеялась, отстранившись.
Люцифер весело смотрел на нее, и огонь его короны струился и мерцал алым золотом вокруг солнечного сияния волос, а крылья - огромные и пушистые, как у ангелов, но непроглядно черные, словно осенняя ночь - так удивительно сочетались с белоснежными одеждами...
Сейчас с ним можно было говорить.
Сейчас перед Милицей сидел просто шаловливый молодой человек, пусть безумно красивый, пусть с крыльями и в короне - но такой же, как сотни мальчишек в подлунном мире... в то время, как вначале перед ней был сам Мир.
Князь Мира.
И Милица была благодарна ему за это превращение.
- Спасибо... - шепнула она.
За силу.
За свободу.
За встречу с Фрэнсисом.
За их ребенка...
И за этот разговор.
Люцифер улыбнулся.
- Будь осторожна, - тихо произнес он. - Береги сына. Я дважды дарил тебе его жизнь, но третий раз - это воля Судьбы. Над ней ни я, ни бог не властны, хотя он стал бы это отрицать... Береги сына.
Милица облизнула внезапно пересохшие губы и медленно, не сводя с Князя напряженного взгляда, кивнула.
- Ну, так пугаться тоже не надо, - ласково заметил Светоносец. - Я увеличил твои способности к светлой магии: настолько, насколько мог, не нанося ущерба твоим основным талантам. Светлая защита может понадобиться... да и способности к магии Жизни тоже. Они пойдут на пользу малышу. - Он нежно, заботливо провел рукой по ее волосам. - Исцелять наложением рук ты не сможешь, но твои лечебные зелья станут на несколько порядков сильнее. Ты умница... И мы еще встретимся. А сейчас тебе пора...
Милица согласно закрыла глаза...
...и встретила полный тревоги взгляд Фрэнсиса, когда распахнула их.
- Ты очнулась, хвала Всевышнему!..
Девушка только улыбнулась, задумчиво глядя в потолок. Каждую клеточку ее тела словно заполнял свет, весенний золотой свет, и свет этот жил в душе, сияя в глазах... А под сердцем, где сейчас мирно спало ее дитя, сейчас растекалось чудесное тепло... Милица чувствовала себя лесной поляной, на которой распускается цветок.
- Хвала Свет Несущему, - тихо ответила она.
Фрэнсис улыбнулся и сжал руку жены.
- Конечно. Прости... Ты так меня напугала!
- Я видела его.
- Кого?..
Милица повернула голову и долго, пристально смотрела на мужа.
- Князя, - наконец одними губами ответила она. И, улыбнувшись, добавила: - Благодарение ему, наш ребенок будет жить!
Фрэнсис облизнул губы. Он хотел поверить и боялся ошибки...
- Ты... как майское утро, - наконец произнес он. - Ты светишься...
В это время в дверь постучали.
- Ваше сиятельство, вы посылали за мной? - раздался снаружи голос мэтра Джеронимо.
- Входите, мэтр, - Фрэнсис встал с постели и открыл врачу.
Итальянец вошел быстро и уверенно. В руках у него был небольшой чемоданчик.
- Бьянка прибежала вся перепуганная. Я так и не понял из ее объяснений, что с мадам. То ли у нее кровотечение, то ли потеря сознания... Но я вижу, что мадам уже пришла в себя, если и падала в обморок, - Джеронимо любезно улыбнулся Милице.
- У мадам кровотечение, - вздохнул Фрэнсис, устало проводя ладонями по лицу. В душу снова заползла тревога. - Бьянка пыталась остановить его вчера весь вечер и сегодня все утро...
Медик нахмурился.
- Обильное?..
- Нет, но постоянное.
- С вечера?
- Да.
- Вам следовало сразу послать за мной, ваше сиятельство... или сказать хотя бы за завтраком, - нахмурился тосканец. - Если мадам к тому же теряет сознание...
- Мэтр, все будет хорошо, - возразила Милица, садясь на постели и откидываясь на высокие взбитые подушки. - Всех напугал мой обморок. А я просто очень перепугалась за ребенка, - она очаровательно улыбнулась. - Зато теперь чувствую себя отменно.
- Рад, что вы так настроены, - профессионально улыбнулся врач - так, как умеют улыбаться только медики, и только разговаривая с серьезными больными. Он сел возле пациентки и взял ее запястье. Не переставая вслушиваться в пульс, он задавал свои вопросы:
- Срок ваш какой, мадам?
- Дня через три пойдет третий месяц.
- Настолько точно?.. - одобрительно и восхищенно приподнял брови мэтр. - Третий через три? Значит, полных два... Отлично, отлично... - улыбка его стала чуть искреннее. - Пульс прекрасный. Ваше сиятельство, - обратился он к бледному и напряженному Фрэнсису, - вы позволите осмотреть живот мадам?
- Да, конечно!
- Приготовьте ее сиятельство, а я пока отвернусь...
Фрэнсис помог Милице поднять подол до груди и прикрыл ее одеялом, оставив свободным только живот.