Марина Дяченко - Медный король
Шары разбухали, струились, перетекая, складываясь в подобия огромных крылатых существ. Очертаниями они были похожи на огневух, но только отдаленно. Вот огненная тварь, рожденная в трюме «Крыламы» напряжением и волей Яски, скользнула над водой по направлению к флагманскому кораблю Золотых. Едва коснувшись бушприта, изменила форму, превратившись в спрута, обвила мачты гибкими щупальцами, и золотые паруса потеряли блеск, на глазах превращаясь в черные.
Запылали мокрые весла, как горят поленья в очаге. Огненная тварь, облепившая своим телом корабль, умирала вместе с ним. Две других, из «Пузана» и «Уховертки», выбрали себе жертвы и разошлись в разные стороны, и сразу же вспыхнули еще два корабля.
– Огонь!
Три стальных трубы снова извергли пламя. Яскин перстень горел, под ее правой ноздрей набухала капелька крови. Летучие сгустки пожара снова обрели форму крылатых тварей, и только тогда до ушей Развияра донесся крик ужаса с далеких кораблей.
* * *Золотые не знают страха.
Так говорила легенда; под-адмирал Галагар дорого дал бы в этот день, чтобы в ней оказалась хоть капля истины. Увидев, как окутывается пламенем флагман, старый моряк все свои душевные силы употребил на то, чтобы не закричать от ужаса.
Если гибнет адмирал – командование флота переходит к первому под-адмиралу; на плечи Галагара упал сейчас этот бой и этот чудовищный враг, явившийся под черными парусами, вооруженный неслыханным магическим оружием. Люди с горящих кораблей прыгали за борт; Галагар сдавленным голосом велел спускать шлюпки. Может быть, кого-то удастся спасти.
Три черных корабля еще и еще извергали огонь. Нечеловеческая, отвратительная война – убивать огнем на расстоянии; в чьей темной душе могла зародиться подобная мысль, и какова должна быть эта душа?! Преодолевая орущий в ушах страх, Галагар лихорадочно соображал. Если три черных корабля не замолчат сейчас – сражение будет проиграно. Надо заставить их замолчать. Надо заткнуть им огненные пасти.
Над под-флагманом взвились флажки: Галагар отдал единственный возможный приказ и теперь мог только надеяться, что выполнить его – в человеческих силах.
* * *В трюме «Крыламы» ревел огонь в печах. Люди, не выдерживая страшного жара, менялись каждую минуту возле топки, возле мехов, возле черного стального механизма, с хрустом перемалывающего дымящиеся яйца огневухи. Каждое яйцо было помечено красным росчерком – черная женщина-маг помечала их собственноручно.
Корпус был пропитан желчью двухголовой болотной змеи, предохраняющей от пожара. Кочегары горбились под тяжелыми доспехами, дочерна вылизанными пламенем. Приказы гремели в жестяной трубе, прорываясь сквозь рев печи, эхом отдавались от стен: «Огонь! О-онь!»; тогда шестеро кочегаров вместе налегали на рычаг, и печь испражнялась пламенем в широкую, раскаленную добела трубу.
Угасало пламя, и в трюме на мгновение делалось темно и обморочно тихо. Потом снова скрежетал механизм, перемалывая огневушьи яйца; печь, будто опомнившись, ревела с новой силой, и люди, сменяясь каждую минуту, не знали и не ведали, что происходит наверху.
* * *Голубое небо затянулось дымом. Развияр стоял, раздувая ноздри, почти как Яска; женщина небрежным движением стерла кровь с губ. Природа огневухи была проста и бесхитростна, как ревущий океан или снежная лавина. Только великий маг мог обуздать ее, расчленить и собрать заново, превратив в безотказное оружие; каждая огненная тварь содержала полтора десятка огневух. Она не боялась воды, была неуязвима и была мертва – у нее не было воли, кроме Яскиной. Женщина стояла на носу «Крыламы», и по ее воле клубы огня обретали форму и убивали флот Золотых корабль за кораблем.
Поднимался ветер, но не попутный, а боковой.
– Зачем?
– Это не мой ветер, – проговорила Яска сквозь зубы. – Я не могу держать все сразу.
– Убрать паруса! – рявкнул Развияр.
– Сбоку, – пробормотал Лукс.
Золотые парусники-треуголки ловили ветер, прорываясь по флангу, приближаясь с невиданной скоростью. Развияр знал этот тип кораблей – на них обычно ходили пираты.
– Стой, – Развияр схватил Яску за холодное запястье. – Не жги. Ветер. Накроет нас.
– Шуу, – выругался Лукс.
– Арбалетчики – к борту! К бою готовьсь!
Яскины глаза сузились. Боковой ветер стал стихать, но «треуголки» лихорадочно ударили веслами и, разрывая волну, достигли «Крыламы». В истыканный стрелами борт вонзились абордажные крюки. Развияр вскочил на спину Лукса, чувствуя отрешенную радость: наконец-то честный бой.
– Жги тех, – велел он Яске. – Этих удержим.
Золотые посыпались на палубу с высокого борта «треуголки». Будто в насмешку над врагом, они были обнажены до пояса – демонстративно бесстрашные, нечувствительные к ранам и боли. Их короткие золотые волосы были похожи на оперение стрел.
У Развияра тонко, жалобно звенело в ушах. Он полагал, что смуглая кожа Золотых окажется такой же прочной, как стальные латы. Но это была человеческая плоть. Всего лишь.
Тем временем подошли корабли эскадры под синими, красно-зелеными, желто-голубыми парусами. Их команды в ужасе глядели на огненных тварей и на догорающие вражеские корабли, но времени на ужас в бою не отведено. Снова началась стрельба. Загрохотали катапульты, перебрасывая с борта на борт каменные шипастые ядра. Треща, валились мачты вместе с закрепленным на них такелажем.
* * *Морской хапун смотрел вверх сквозь толщу воды. Обычный корабль был слишком крупной добычей – хапун не умел разинуть пасть так широко. Сегодня кораблей было много, невообразимо много, и у их бортов барахтались люди.
Хапун любил людей, по случайности или недомыслию свалившихся за борт. Такая удача выпадала нечасто, и, насытившись, он всякий раз засыпал на дне на месяц или два. Сегодня море подарило хапуну столько пищи, что хватило бы впрок – на всю жизнь, но хапун не спешил начинать трапезу.
Огонь прыгал по волнам. Море горело. Хапун инстинктивно боялся огня; три черных корабля, низко сидящих в воде, приводили его в ужас. Там, за сталью и досками, билось и росло чудовище невообразимой силы, чудище, рядом с которым хапун был слизкой улиткой без раковины. Люди ли сковали горячую тварь? Или, может быть, люди служили ей – в том числе пищей?
Утопающие так соблазнительно барахтались в черных волнах, но хапун уже уходил, струясь всем своим длинным щетинистым телом, в глубину, прочь от страшного места. Может быть, он вернется – потом. Когда три черных корабля уйдут из моря, и погаснет огонь, и воцарится наконец спокойствие.
* * *У Развияра красно было перед глазами. Они с Луксом кружились, прикрывая своих, снося врагов, но Золотых не становилось меньше – наоборот, они прибывали. Все новые и новые абордажные крюки впивались в борт «Крыламы». Развияр видел смуглые лица, искаженные яростью и напряжением, и сталь, жадная до крови, носилась вокруг, иногда на волосок не дотягиваясь до лица. Крики, вонь, скрежет, хруст; Развияр жил до сих пор лишь потому, что умел убивать и ранить, и еще – у него было четыре руки.
