Урсула Ле Гуин - Легенды Западного побережья (сборник)
Я была знакома с теми немногочисленными августейшими особами, которые не разделяли этого всеобщего обожания. Старый принц Фофорд, например, явно испытывал ко мне особую приязнь, хоть я и была иностранкой. Двоюродный брат короля и дядя моего друга герцога, Фофорд очень гордился своим нонконформизмом и радикальным мышлением. Ему страшно нравилось нарушать здешние условности. «Мятежник — так меня называют в семье», — добродушно ворчал он, поблескивая прячущимися в глубоких морщинах глазами. Дома он держал фленни, а не горки; и простолюдинов он терпеть не мог, даже Сисей недолюбливал. «Слабая слишком, — бурчал он. — Никакой жизненной силы. Да и откуда ей взяться — совсем ведь беспородная! Все слонялась под стенами дворца, все надеялась, что ее принц увидит, вот и простудилась. От простуды и умерла. Да все они какие-то дохлые! Дохлые и невежественные. И попрошайки. И в домах у них грязь и вонища. Только и умеют, что изо всего, даже из собственного горя, шоу устраивать! Выходят на улицу все перемазанные, вопят, горшками друг в друга швыряются, дерутся, грязно ругаются — и все напоказ! Сплошное притворство. Кроме того, уж парочка-то герцогов в этой охапке дров точно замешалась — пару поколений назад, не сомневайтесь!»
И действительно, когда я более внимательно присмотрелась и прислушалась, когда я почитала все эти дурацкие книжонки с любительскими фотографиями, когда обратила внимание на то, как сами пресловутые простолюдины ходят по улицам столицы, все это показалось мне довольно плохим театральным действом. Эти коммонеры на редкость упорно, даже с некоторым вызовом, демонстрировали свою принадлежность к низшему классу. В этом было даже нечто профессиональное — да, именно это слово подошло бы тут лучше всего. Нет сомнений, Чики вряд ли сама хотела забеременеть от собственного дяди, но когда это произошло, она использовала случившийся инцест на полную катушку. И каждой августейшей особе непременно сообщала — а они с готовностью заносили это в свои записные книжки, — как дядя Тагг выдавливал ей прямо в рот забродивший виноград, пока она не упилась в стельку, а потом сорвал с нее платье и «снасильничал» над ней, бедняжкой. История в последующих пересказах разрасталась, обретала все больше «духовитых» подробностей. Собственно, первым рассказ Чики записал тринадцатилетний принц Ходо. Надо сказать, уже и в этом повествовании хватало подробностей о том, каким ужасно тяжелым было волосатое тело дяди Тагга, как Чики яростно сопротивлялась насильнику, но все же не выдержала — по словам самой девицы, ее предало собственное тело: соски затвердели, бедра раздвинулись, и он с силой «рванул» между ними. В этом месте юный принц поставил четыре звездочки. А одной из молодых герцогинь Чики призналась, что пыталась избавиться от ребенка, но горячие ванны ни черта не помогали, бабушкины травы оказались полным дерьмом, а уж к вязальной спице она прибегать не стала — так ведь можно и вовсе себя угробить. А дядюшка Тагг тем временем ходил повсюду и хвастался, что его родственники дразнят его, что он, мол, «трахает все, что движется», пока отец Чики (впрочем, весьма сомнительно, что ее отцом был именно он, а не сам дядюшка Тагг) не подкараулил его с куском свинцовой трубы и не избил до полусмерти. Все королевство невольно содрогнулось, когда дядюшку Тагга нашли во дворе собственного дома в луже крови и мочи.
У Гэтов и Таггов не было ни водопровода, ни канализации, ни электричества. Предыдущая королева в неуместном порыве сострадания или того, что называется «ноблесс оближ», приказала, правда, провести электричество в основной дом старинного хозяйства, состоявшего из бесчисленных лачуг и сараев, то есть собственно «коммонс», и грязного двора, где сопливые пострелята играли в загаженных автомобилях-развалюхах и огромные собаки, натягивая короткую цепь, все пытались дотянуться до покрытых свалявшейся шерстью овец. Овцы принадлежали двоюродной бабушке Йоли; они постоянно слонялись по двору среди вонючих бочек, где вымачивал кожи красильщик дядюшка Агби. Однако в первый же день мальчишки перебили все электрические лампочки из рогаток, а бабушка Гэт ни за что не соглашалась включить электродуховку, предпочитая печь пирог из плодов хлебного дерева в старой проржавевшей насквозь дровяной плите. Мыши и крысы постоянно жрали изоляцию и устраивали короткие замыкания. В общем, основным ощутимым результатом, достигнутым при электрификации дома коммонеров, был омерзительный липучий запах зажаренных заживо крыс.
Как правило, коммонеры избегали иностранцев и взирали на них с тупым равнодушием — как, впрочем, и особы королевской крови. К тому же в коммонерах то и дело вскипал патриотический фанатизм, и они начинали швыряться в туристов мусором. Когда об этом сообщали королю, он тут же опубликовал краткое заявление о том, что пребывает просто в шоке: оказывается, жители Хегна совсем позабыли о традиционном гостеприимстве! Но на королевских приемах я и сама частенько слышала довольные смешки и шепот: «Пусть, пусть эти иностранные попрошайки получат как следует!» Ведь, в конце концов, туристы здесь тоже считались простолюдинами; хотя у нас некоторые из них простолюдинами отнюдь не были.
В итоге тамошние простолюдины переняли у нас одну отвратительную привычку. Они все лет с шести-семи стали курить американские сигареты; у всех пальцы пожелтели от никотина, дыхание стало зловонным, и всех мучил ужасный мокрый кашель. Кузен Кэдж, один из бледных толстяков, которых я видела на похоронах Сисси, занимался весьма доходным бизнесом — добывал контрабандное курево с помощью своего сына-карлика по кличке Коротышка, который работал в гостинице АПИМа — чистил там туалеты. Молодежь из числа августейших особ частенько прибегала к его помощи, покупая у него сигареты и тайком их покуривая. Эти глупцы прямо-таки наслаждались собственным дурным поведением, тошнотой и ощущением того, что хотя бы на несколько минут стали действительно вульгарными, превратились в настоящее отребье.
Я покинула Хегн еще до того, как у Чики родился ребенок. Внимание августейших особ было уже полностью приковано к этому событию, сильно подогретое публичными заявлениями Чики о том, что, как она абсолютно уверена, маленький ублюдок будет полным идиотом и родится без рук и без ног — а чего же еще ожидать в таком случае? Августейшие особы четырех королевств и не ждали ничего иного. Точно завороженные этим ужасным грядущим событием, этим генетическим несчастьем, они ждали появления на свет омерзительного крошечного плебея, чтобы потом всплескивать руками, гневно стучать ногами, вздыхать и содрогаться от ужаса. Не сомневаюсь, Чики свое дело знала отлично и обеспечила им именно то, чего они и ожидали.
СТРАШНЫЕ СКАЗКИ МАХИГУЛА
Когда я оказываюсь в Махигуле — в наши дни на редкость мирном, хоть он и обладает исключительно кровавой историей, — то большую часть времени всегда провожу в Имперской библиотеке. Многие наверняка сочли бы это чрезвычайно скучным занятием, тем более в ином мире, но я, подобно Борхесу, считаю, что рай — это нечто, очень похожее на библиотеку.
Большая часть Имперской библиотеки Махигула расположена под открытым небом. Архивы, книгохранилища, дискеты, компьютеры — все это, разумеется, находится под землей, в подвальных помещениях с высокими сводчатыми потолками, где температуру и влажность можно легко контролировать; а над этим огромным комплексом вздымаются воздушные аркады и горбатые мостики, взгляду открываются таинственные пещеры и бесчисленные зеленые лужайки, скверы и маленькие парки. Это и есть Читательские Сады Библиотеки. Здесь можно найти и аккуратно выложенные плиткой внутренние дворики, похожие на двор монастыря, и широкие парковые аллеи, и лесистые долинки, и небольшие холмы с зелеными рощами, и заросшие травой поляны, окруженные изгородью из цветущих кустарников. Все это исключительно тихие уголки. Там не встретишь толп народа; там можно поговорить с другом или устроить небольшую групповую дискуссию; там всегда можно наткнуться на какого-нибудь поэта, который громко выкрикивает свои стихи, считая, что вокруг больше никого нет, и там действительно всегда найдется возможность уединиться для тех, кто мечтает об одиночестве. Во дворах и патио библиотеки всегда есть фонтан; иногда это просто тихий спокойный бассейн, постоянно пополняющийся из артезианской скважины, а иногда — каскад водопадов, где вода устремляется вниз по широким ступеням. По всему просторному парку вьются многочисленные притоки большого чистого ручья, и на них тут и там устроены миниатюрные живописные водопады, так что постоянно слышишь журчание воды. В парке сколько угодно очень удобных и почти невесомых кресел, которые легко передвинуть или перенести с места на место; некоторые из них вообще лишены ножек и представляют собой просто раму с полотняным сиденьем и спинкой, так что, если угодно, можно устроиться прямо посреди лужайки на короткой зеленой траве, удобно откинувшись на спинку шезлонга. Есть там, разумеется, и обыкновенные столы со стульями, и большие шезлонги в тени под деревьями. Но что особенно замечательно, все эти сиденья подсоединены к центральному компьютеру, и вы всегда можете включить ваш трансломат, не вставая с кресла.
