Сергей Волков - Затворник
— Озвереешь тут! — воскликнул Коршун — Ведь в эту зиму от Ясного Перевала до самой Дубравы у нас ни одного человечка не было! Все от голода и холода подались на равнину!
— Да, это мы уж потом узнали!
— А вы, оказывается, в два рыла удержали все, что князь с войском навоевал за год!
— Чего сдуру не сделаешь! — с ложной скромность ответил Хвостворту.
— Да вас не в дружину Беркута надо было брать за такое, а подарить вам по городу, и самих посадить с князем за стол!
— А ты, как в Струг вернемся, попроси Скалу, чтобы отписал об этом в Стреженск. — сказал Рассветник — Я думаю, после вашей последней беседы он тебе ни в чем не откажет!
Перед закатом засада от разбитого обоза вернулась ни с чем. Ыканцы так и не объявились. Новых дымных столбов тоже не увидели за день ни одного.
За густой зеленью деревьев Пила не видел солнца, подошедшего на западе к окоему, но каждый миг до полного заката он словно ощущал нутром. Будто что-то грозное росло и приближалось, готовилось вступить в полную власть над всем вокруг, и ждало для этого лишь угасновения последнего луча солнца. И еще он чувствовал ту тревожную и тоскливую маяту, которая мучила, кажется, всех в лагере. Разговоров нигде не было слышно, даже кони не храпели. Хвостворту, который весь вечер болтал то с одним, то с другим, теперь сидел на месте и теребил пальцами завязку своего ворота. Костры разжигать запретили, песни — подавно, да и без запрета никому не пришло бы сейчас в голову запеть. Онемевший стан окутывала тень. Еще миг — и последний луч солнца сверкнул на закате.
По роще промчался порыв ветра с каильской стороны, резкий но короткий. Прошелестела листва, покачнулись волной ветки и снова все затихло. Пила поежился — ему вдруг стало зябко. Сумерки быстро сгущались, словно тяжелея с каждой минутой.
— Как темнеет быстро! Как будто солнце повернулось на зиму раньше времени — донесся со стороны одинокий голос, и пропал, окутанный мертвой тишиной.
— Ну что, брат? — спросил Клинок Рассветника. — Как там?
— Тревожная будет ночь, брат! — ответил ему товарищ.
— Не впервой! — буркнул Коршун со своего места.
Уже почти в полной темноте к Рассветнику подошли Смирнонрав с Месяцем. Князь со вторым воеводой обходили лагерь. Третьим с ними шагал позади Лихой, неотступно сопровождавший князя. Их с Месяцем ссору бояре, кажется, оставили, по крайней мере до времени.
— Ну как у вас, друзья? — спросил Смирнонрав.
Рассветник будто одернулся ото сна. Но он не спал.
— Они здесь, светлый князь. — сказал он
— Кто? — спросил Смирнонрав.
— Табунщики? — предположил Месяц.
— Табунщиков тоже слышу, но только издалека. — сказал Расветник — А вожаки уже здесь. Телами — там, за холмами, а духом — здесь.
— Откуда знаешь? — спросил воевода.
— Вижу их — сказал Рассветник — прямо перед собой, лицом к лицу. Они идут нам навстречу. За ними — как муравьиная куча кишит.
— Слыхали? — сказал Коршун — Как муравьи кишат! Наверное, правда с большой силой идут.
— Идут, и открыто. — говорил Рассветник — Не скрывают себя, словно совсем ничего не боятся. Они не только там, на восходе, они… Они как будто везде… Вся призрачная сторона у них как на ладони. Чувствую как глазами рыщут повсюду, просматривают каждый куст, каждый камушек…
— Они нас видят? — спросил Коршун.
— Не похоже. Их взгляд как будто насквозь проникает, и смотрит дальше, куда-то вдаль. Переговариваются друг с другом.
— А что говорят, можешь сказать?
— Нет. — покачал Рассвветник головой — Не могу. Только отзвуки их шепота в голове, как будто солома шуршит…
— Ты что, — удивился Месяц — можешь злыдней видеть издалека, что ли?
— Это редко, когда получается. — сказал Рассветник — Обычно они свое существо прячут за человеческим обликом, тогда их тяжело узнать, даже вблизи. А сейчас не скрываются, все как есть, вот и видны далеко. К тому же ночь, их время. Как будто разрослись, так что все на той стороне заполнили собой.
Месяц поглядел на Рассветника с изумлением, и даже некоторым страхом.
— Так ты ясновидец? — спросил он тихо — И говоришь, злыдни сюда идут. И молокососы с ними?
— С ними.
— Дай-ка, я это проверю.
Месяц вышел из рощи, нашел открытое место, где земля была потверже, и воткнул в нее меч глубиной на целых две ладони.
— Что он делает? — спросил шепотом Пила у Хвоста.
— Волк его знает. Смотри…
Встав возле меча на четвереньки, Месяц нагнулся, зажал клинок своими редкими зубами, и так замер.
Через полминуты он поднялся и стал отряхиваться от пыли.
— Ну что? — спросил его Смирнонрав.
— Идут. — сказал Месяц, кивая головой, словно подтверждая слова Рассветника — Идут, точно! И много, земля так и гудит, но издалека. Думаю, еще где-то за Сонной, на каильской стороне. Где к утру будут — небо знает. Что делать, светлый князь?
— Пока ничего не делать. Так, Рассветник?
— Да. Пока ничего. Сидеть потише. Караулить во все глаза. Кто свободен — пусть высыпаются. Что еще сейчас сделаешь!
На небо выкатила едва ущербная луна, и засияла как огромный бледный фонарь. Но сквозь полог рощи свет почти не проникал.
Не Коршуну, ни обоим братьям-пильщикам не назначили стоять на страже. А Клинок с Рассветником договорились поделить ночь пополам. Пост их был не на окраине лагеря, как у других сторожей, а прямо возле спящих товарищей. Клинок, которому выпало охранять первому, просто сидел лицом на восход, поджав под себя ноги, и на вид как будто тоже дремал. Его чуть слышное бормотание походило на несвязный разговор спящего.
Пила улегся на земле, завернувшись в плащ — подарок Орлана — и быстро прикимал. И сон его был необычным: без всяких образов, только чернота вокруг, так что Пила сам не мог понять, спит он, или просто лежит, окутанный ночным мраком. Пелена, укрывшая стан, где-то поверх крон деревьев, не давала просочиться снаружи не одному видению, Еще снился Клинок — самого его не было видно, но раздавался голос витязя, звучавший здесь громко и четко. Только разобрать его слов Пила все равно не мог — они как будто влетали в ухо, и миновав мозги, вылетали из другого.
А потом привиделся шатун. Такой же, как прежде, белый длинный и тощий дух шагал сквозь черноту, хорошо различимый в ней, но не светился как турьянские духи-шаманы из рассказа Хвостворту, а просто был виден. Он шел широкими неспешными шагами, и в такт шагам мерно размахивал ручищами, огромными и сухими как дерево. Чуть приблизившись к Пиле он прошествовал прямо сквозь него, как сквозь воздух, и стал удаляться, все так же отчетливо видный.
