Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается
В этом месте размышлений его все-таки сморил сон, а когда он проснулся на следующий день, вынырнул, словно из небытия, по-прежнему в непроглядной тьме и затхлом воздухе кельи, решение пришло само собой. Ему не нужна охрана. Совершенно. Это все равно что в какой-то момент обзавестись кинжалом и обнаружить, что оружие притягивает к себе неприятности, которых раньше не возникало. Всеми видимая охрана красноречиво говорит: вот человек, который боится того, что на него нападут. По всей вероятности, он этого заслуживает. Ату его! Нет, нужно быть хитрее и не бросаться в глаза. Тем более что его, Скелли, внешне почти никто толком не знает. Даже эдели, получающие — покупающие — свои грамоты и титул, имеют дело не с ним, а с его вышколенными помощниками. Он же для большинства остается только именем, которое кто-то произносит с неподдельным волнением, кто-то — с пренебрежением, кто-то — со страхом.
Окончательно проснувшись, он лежал на спине и смотрел прямо перед собой, в невидимый потолок.
Если в один далеко не прекрасный день случится что-нибудь непоправимое и ему придется спасаться из замка, самым правильным будет идти, не прячась, с непокрытой головой, в толпу, где он окажется своим, таким же, как все, невзрачным старикашкой, безобидным и жалким. Ни Тиван, ни Демвер, ни Томлии, ни Скирлох подобной неприкосновенностью похвастать не смогут. Их знают в лицо сотни, если не тысячи вабонов. Предадут, поймают, прикончат. Разумеется, этого не должно случиться ни при каких обстоятельствах, иначе бессмысленно все, что он сейчас делает с таким увлечением и с такой тщательностью, но всегда бывают крутые повороты судьбы, которых не ждешь. Готовым приходится быть ко всему. Он готов. И тем лучше, чем меньше вокруг него будет шума и суеты.
Скелли сел, спустил ноги на пол, нащупал войлочные тапки со стоптанными задниками и так же, на ощупь, добрался до стола. Зажег лучину. Не имея возможности видеть отсюда улицу, он точно знал, что уже рассвело. Обычно для него это было неважно — просто давнишняя привычка. Сегодня — другое дело. Сегодня нужно многое успеть, многое выяснить, о многом позаботиться.
Умываться и завтракать тем, что осталось с ночи, он не стал. С возрастом есть хотелось все меньше, а видеть свое заспанное лицо ему все равно не придется. «Проморгаюсь. Кстати, чем противнее собеседник, тем меньше желание на него смотреть и уж тем более запоминать его физиономию». — Он усмехнулся. Открыл дверь.
— На таверну «У старого замка» вчера было совершено нападение, — выпалил один из его помощников, бросившись навстречу, когда Скелли, позевывая, вышел из коридора в общую комнату, где все корпевшие за столами писари, собственно, и были его помощниками.
— Не нападение, а захват, — поправил он, не останавливаясь и направляясь к отдельному столу со свежими фруктами. — Причем неудачный. — Фрукты чудесным образом даже зимой научился выращивать один из огородников замка. Вот уж кого точно никогда и никто не тронет, даже если разразится братоубийственная поножовщина. — Двое сверов по собственной дурости погибли. Преступники сбежали.
— Откуда…
— Откуда я все это знаю? — Клубника, выросшая не на солнце, была не такой сладкой, как летом, но вполне ничего. — Приснилось, дорогой мой, приснилось. — Хорошо, что он еще не утратил способность удивлять. — Это старая новость. Надеюсь, ее уже внесли в хроники?
— Оррик и Буртон уже записывают. Им не хватает некоторых подробностей…
— Ты знаешь Сартана?
— Сартана? Конечно. Его послали за водой. А что с ним?
— Да нет, ничего. — Скелли в последний момент передумал подставлять парня и решил сдержать данное слово. Все-таки так будет надежнее. — Когда появится, скажи, чтобы убрал у меня поднос с ужином. — Скелли всегда делал вид, будто любой из работающих здесь может беспрепятственно зайти к нему в келью. Мол, он им доверяет. Это во-первых. А во-вторых, Скелли ничего и ни от кого не прячет. Ну, разве что в старом сундуке, который невозможно взломать и ключ от которого всегда при нем. — Мне нужно поговорить с Демвером. Не знаешь, где он сейчас?
Писарь только развел руками и признался, что со вчерашнего вечера Демвера не видели. Услышать об этом Скелли было вдвойне неприятно, поскольку с некоторых пор он установил негласное наблюдение и за Демвером, и за Тиваном, чтобы всегда знать, чем занимаются его товарищи по заговору. Подвоха он ждал с любой стороны. Похоже, один уже наметился.
— Тогда проводи меня к Тивану. Надеюсь, его мы еще не потеряли?
— Нет, он с утра сидит в тронной зале и советуется со своими мергами насчет карьера.
— Куда же нам без советов, — хмыкнул Скелли. — Пошли.
Все писари в хранилище привыкли к тому, что Скелли никуда не ходит один. Сопровождать его они считали задачей почетной для себя, поднимавшей их в глазах остальных, и не предполагали, что самостоятельно главный писарь просто-напросто рискует заблудиться в переплетении коридоров и лестниц.
«Надо было одеться потеплее, — размышлял тем временем Скелли, следуя за провожатым, имени которого все никак не мог вспомнить. — Вряд ли эти вояки догадаются разжечь очаг. Им нравится постоянно испытывать лишения и думать, будто они находятся в вечном походе».
На сей раз он ошибся.
Когда он вошел в тронную залу, оставив за дверью безымянного писаря, его встретило приятное тепло и ароматный запах сухих поленьев. Во время советов в залу никто из посторонних не допускался, так что за поддержание огня сейчас отвечали те, кто сидел к нему ближе остальных.
«Раньше здесь было больше порядка», — отметил Скелли, кивая собравшимся и присаживаясь почти при входе на один из многочисленных стульев, расставленных по всему круглому пространству. По традиции стулья эти предназначались для тех, кто получал право присутствовать на советах, но не имел права сидеть в одном из пяти кресел за массивным дубовым столом в центре залы. Над столом едва заметно покачивалось тяжелое деревянное колесо, укрепленное на цепи под сводчатым потолком и сплошь утыканное толстыми свечами. Раньше стулья аккуратно выставлялись вдоль стен, теперь их никто за собой не убирал и они стояли где попало. Свечи тоже давно не меняли, так что если во времена Ракли импровизированный канделябр напоминал ощетинившегося ежа, то сейчас он больше походил на обычное колесо от телеги, из которого забыли вытащить комья грязи.
Как и ожидалось, председательствовал на совете Тиван. Вот уж кто совершенно не изменился. То же узкое лицо, кажущееся еще более вытянутым из-за длинной седой бороды с заплетенными по краям косичками, тот же прямой взгляд серых глаз, те же сдержанные, словно заранее просчитываемые движения.
