Ольга Болдырева - Скелеты в шкафу
— Да, — непритворно огорчилась Хель, — это будет сложнее, чем мне представлялось.
— И что дальше? — небрежно бросила Юля, пытаясь подчеркнуть, что проблемы Убийцы ее не касаются.
— Разыграем твою смерть… Сейчас сюда ворвется Оррен, пожелавший, чтобы Лареллин здесь не было… И мы с тобой все обставим так, дабы он решил: я тебя убила. На самом же деле закроешь глаза и через несколько секунд окажешься в своем времени — живая и невредимая. Там сейчас тоже проблем хватает. Следом за тобой переместится и этот невыносимый Кристиан. Вот, собственно, и все. На этом партия закончится. Заодно до следующей нашей встречи у тебя будет возможность чуть поумерить свой гнев. Как раз обдумаешь, что теперь не нужно гадать, откуда у обычной полуэльфийки такие огромные, необычные возможности и почему напрочь отсутствует целительский дар — вот уж что я не умею делать… И плакунья тебя не тронула, почуяв мою кровь, — наоборот, пробралась поближе, надеясь на защиту… Впрочем, это лишь вершина айсберга. Над остальным поразмышляешь на досуге…
— Подожди! — Думать над открывшейся тайной Юле не хотелось, поэтому она поспешила задать уже давно мучающий ее вопрос: — Но почему все получилось именно так?! То, что в своем будущем я слышала о Лареллин, никак не совпадает с тем, что вижу сейчас. Значит, я все испортила?
Хель покачала головой:
— Нет, конечно. Неужели ты думала, что будет настолько просто? Один разговор, пара взглядов — и время изменится в нужную сторону? Нет, так мир не устроен. Мы бросили зерна в добрую почву, а теперь у них есть достаточно времени, чтобы дать богатый урожай. Ты изменила отношение Оррена к себе, и уже несколько месяцев (не без моего вмешательства) его мучают угрызения совести, что просиживаешь платья здесь, а не в своем любимом Светлолесье. Сегодня он подумает, будто бы я убила Лареллин из-за неправильной формулировки одного желания, и взвалит на себя тяжесть вины… День за днем, но Рит убедит себя поверить в то, чего никогда не было. Так всегда происходит. Нельзя изменить человека, можно лишь направить его в нужную сторону, чтобы он сам на себя повлиял. Ты все сделала правильно.
Юля упрямо нахмурилась, но ничего отвечать не стала, да и не успела бы — дверь в зал распахнулась, но еще за миг до того Хель щелкнула пальцами, отбрасывая полуэльфийку к противоположной стене, буквально впечатав ее в холодный камень. Нет, боли Юльтиниэль не почувствовала, но, видимо, со стороны это смотрелось ужасно.
— Что ты сделала?
Юля не могла ни пошевелиться, ни успокоить испуганного Оррена, сказав, что с ней все в порядке, зато ему ответила Хель:
— Всего лишь исполнила твое желание… — Лареллин больше здесь нет. Думаю, пока скрыть исчезновение княжны будет нетрудно, а после родов все решат, что она умерла… Сейчас я уберу тело.
А затем реальность начала стремительно сереть, растворяясь в холодной пустоте.
Дневник, к безграничному счастью, со своего места никуда не исчез. Мне оставалось только крепко сжать его в руках и позвать Пресветлую мать, ни капли не сомневаясь, что творец отзовется. И Алевтина не заставила себя ждать, сразу же возникнув в комнате.
Хель многое рассказала мне об этой женщине. Например, то, что она появляется всегда в таком обличье, которое произведет на собеседника максимально выгодное для Алив впечатление: одному — всесильное существо не от мира сего, другому — усталая женщина, быть может, юная девчонка с задорными бронзовыми косичками или же невинный ребенок. Видимо, ради наглого герцога она решила себя не утруждать или же посчитала подобный вид наиболее удачным, хотя, в чем именно заключалась фишка, я понять сразу не смог. Для меня Пресветлая мать оказалась невзрачной, худенькой женщиной за тридцать в простенькой темной одежде, с недлинными, какими-то линялыми рыжими волосами и блеклыми болотными глазами. Только спустя несколько долгих мгновений я понял, что выбор действительно был неслучайным — этой небрежностью и невзрачностью творец пыталась вызвать у меня ассоциации сразу с двумя женщинами, сыгравшими в моей жизни большие роли. И как только я это понял, словно упала пелена — блеклые глаза стали мертвыми, а уставшая улыбка обернулась голодным оскалом опасного хищника.
Не нужно было слушать воду — подсказка призрака заключалась в существовании самих строчек. Все это время у меня под боком лежал ключ к решению проблемы, а я с упорством осла искал второе дно.
— Это не совсем вежливо — позвав даму, так бесцеремонно разглядывать ее и молчать. — Алив красиво изогнула брови, словно бы показывая, что совершенно не представляет, зачем я — слуга ее оппонентки — позвал Пресветлую мать.
— Прикажи эольцам, чтобы они убирались. Хватит играть нашими жизнями, Великая, — не здороваясь, начал я.
— И что ты сделаешь, Оррен Рит, если я откажусь? Погрозишь пальчиком, отшлепаешь меня или умрешь от негодования? — Речь Алив оказалась настолько переполнена какими-то нелепо затертыми фразами, что даже она сама это поняла. Алевтина поморщилась и попыталась исправиться: — Вижу, ты захватил с собой козырь? Глупо. Я легко могу забрать дневник с собой, а ты наверняка не догадываешься, как его можно использовать…
— Не приукрашивай, — я покачал головой, — если бы ты могла, то забрала бы дневник сразу же, как он попал ко мне в руки… Или в тот момент, когда мы начали его переводить… Как же там было?
Я сделал вид, что усиленно вспоминаю строчки из дневника:
— Кажется, ты написала, что общаешься с Рием, и об этом не должен знать никто из творцов? Правда, я не представляю, кто такой — этот Рий, но думаю, если сказать Хель, она быстро поймет, что к чему. Так как? Ну же, отнимай свою игрушку!
Алив опустила взгляд в пол, то ли подыгрывая, то ли действительно не зная, что можно ответить.
— Если об этом узнает Хель… — начала она, вдруг запнулась и замолчала.
Я не торопил Пресветлую мать, прекрасно понимая, что долго ощущать удивительное чувство превосходства мне не позволят. Алевтина быстро найдет способ отыграться за минуты унижения, но пока я мог позволить себе эту небольшую слабость.
— Нет, ты не поймешь тот ужас, что произойдет, если кто-либо узнает об этом. Особенно Хель. Как можно объяснить суть огромного мира ничтожному микробу, возомнившему себя богом?
— Попробуй, — предложил. — Вдруг я проникнусь?
— Хватит! — резко одернула меня творец и закусила губу, явно убеждая себя, что не стоит развеивать меня по ветру.
— Значит, если я отзову эольцев, снова притворившись их драгоценной Хель, ты отдашь мне дневник?
— Нет, не так. Ты отзываешь убийцепоклонников и оставляешь нас в покое, а я, так уж и быть, не стану ничего говорить Хель. Вот мои условия.
