Тамара Воронина - Надежда мира
Личности Жени и Риэля были подтверждены быстро, а с Тарвиком возникли проблемы: если он тот самый Ган, которого клеймили, но потом король его амнистировал, то где клеймо? Ты хочешь сказать, тать и вор, что магия может убрать клеймо? Выжженное клеймо? А, только по королевскому прямому указанию…
Выпустили их без извинений, тут это не было принято: за что извиняться – что службу бдительно несут? Ведь никак не обижали, не грубили и вообще Женю яблоками угощали, мелкими, но сладкими, как пастила. Риэль отнесся к аресту философски: не первый раз, да и не последний, в морду даже Тарвику не давали, а менестрелям вообще от стражи нечасто достается, если, конечно, самому не просить. Что греха таить, спьяну и не то бывает. То есть бывало.
Женя знала от Симура, что до ее появления Риэль пил заметно больше, и хотя в драки ввязывался крайне редко по причине неистребимого своего миролюбия, случалось, что попадал в кутузку на срок «пока не проспится». Да и то редко, потому что он, при кажущейся общительности и приветливости, был все же одиночкой, выпить в компании мог, и даже изрядно, но не до безобразия, а надираться всерьез предпочитал наедине с собой – либо в комнате в гостинице, либо в чистом поле, прихватив с собой бутылку чего покрепче. Да и Женя, бывало, останавливала его во время повальных пирушек во время и после состязаний. Она не то чтоб спасла Риэля от алкоголизма – тоже не великая редкость среди менестрелей, но кто знает, что было бы с ним дальше.
Риэль посмотрел повнимательнее в спину Тарвика и озабоченно покачал головой. Заметил, что тот мерзнет даже в куртке. Женя, правда, тоже замерзла. Они опять забрались в северные края поближе к зиме, а все потому, что некий владетельный барон пригласил Риэля и его подругу выступить на свадьбе дочери и посулил такие деньги, что Риэль и Женя, переглянувшись, согласились. Менестрелей не обманывали, может, просто потому что к обманщику даже просто по дороге заходили неохотно, да и слухи о скупости расползались не только в среде музыкантов. Обжуливать менестрелей считалось у знати чем-то неприличным. Конечно, если менестрель был нерадив или вел себя нехорошо, то могли и вовсе не заплатить, да только среди тех, кто удостаивался специального приглашения, таких не обнаруживалось. А они даже аванс получили, доехали до города дилижансом, а вот нанимать коляску, чтоб доехать до имения, не стали – дорогое удовольствие. Да и пройтись перед выступлением Риэль любил. Природа его действительно вдохновляла. Они немножко сбились с пути, решив срезать петляющую дорогу, не заблудились, но до ночи не успевали. Лишняя ночевка в лесу их не смущала. Места были спокойные, потому как барон был человеком сурового нрава и разбойников в своих владениях искоренял беспощадно. Стража за каждого отловленного головореза получала не только денежный приз, но и бочонок вина (плохого, конечно, для челяди, зато дармового), а головорезы получали на полную катушку: и позорный столб, и публичную порку, и каторжные работы либо отсечение руки. На выбор. И что удивительно, почему-то все выбирали каторгу, хотя и знали, что со здешних рудников не убегал еще никто и никогда. По словам всезнайки Тарвика, барон был и справедлив, с короля, видно, пример брал: с каторжниками обращались строго, но не жестоко, кормили нормально и честно выпускали по отбытии срока.
Здесь пенсию назначали даже тем инвалидам, которые стали безрукими по приговору суда. Может, потому что за тяжкие преступления вовсе не руку отрубали, а голову. Пенсия была, конечно, мизерная, однако всяко лучше, чем ничего. А вот в случае Тарвика – не полагалось, потому что руку ему парализовали не по суду, а при задержании, значит, сопротивление оказывал – сам виноват. Посвящал ее во все эти тонкости именно Тарвик, а Риэль тоже порой головой покачивал, узнавая что-то для себя новое.
– Привал, – объявил вдруг Тарвик. – Здесь гарта есть, будет костерчик, погреться хочется. И не надо сверлить мне спину сочувственными взглядами. Может, и это пройдет. Я знаю, что вам не холодно…
– Мне – холодно, – возразила Женя. – Погодка та еще.
– И мне не жарко, – скидывая рюкзак, согласился Риэль. – Нет, ну до чего легкие футляры делают эльфы… Как они доводят дерево до такого состояния – и прочное, и легкое…
Тарвик уже возился с палаткой. Женя наломала гарты, выбирая засохшие веточки. Просто магический кустарник: расползается хуже сорняка, при этом ветки регулярно засыхают, новые отрастают – раздолье для бродяг. И ломается легко, можно даже без ножа обойтись. Риэль развел огонь, и Женя занялась женскими хозяйственными делами: начала разогревать остатки купленного в городе мясного пирога, кипятить чай, доставать кружки. Всегда ненавидела кухню и терпеть не могла ухаживать за гостями, а тут делала это с удовольствием. Разве это не признак счастливой жизни, когда мелкие хлопоты – и те в радость?
Барон оказался чересчур уж владетельным: замок его был даже не велик – огромен, и, как все огромные строения, весь пронизан сквозняками и промозглой сыростью. Наверное, даже в его личных покоях было не особенно уютно. Но им отвели не особенно большие комнаты, которые было куда проще прогреть. Комнат было две – спальня и гостиная с камином и диваном, который достался Тарвику. Постельное белье и одеяла им дали без разговоров: ну, раз у приглашенных менестрелей имеется спутник, пусть поживет, не объест, только чтоб носа не казал на господскую половину, ел на кухне или прямо в комнатах. Сказано это было прямо, Тарвик разумно не выказал никаких обид и послушно не казал носа. Свадьба была даже не русская, когда деревня неделю пьет: здесь гуляли десять дней по какому-то старинному обычаю. Кроме Риэля и Жени, был приглашен Гартус. Группа бродячих акробатов, жонглеры, фокусники, два небольших оркестра сменяли друг друга во время танцев, а вот за обедами-ужинами работали менестрели. Какой бы скотиной ни был Гартус, вкалывал он честно, сменяя даже Женю, чтобы она не сорвала голос. А может, сказывалась гильдейская солидарность: ведь она была уже не ученица, она была своя, а своих подставлять было нельзя. К тому же Женя польстила его самолюбию, сообщив, что петь в очередь с великим Гартусом – просто немыслимая для нее честь, и он смягчился, даже не очень пакостничал, но к Риэлю все равно вязался, а тот все равно не реагировал.
Помимо обещанной хозяином платы перепадало и от гостей: мужчинам – за талант, Жене – за красоту, потому что рядом с этими двумя она была… ну все равно что какая-нибудь ресторанная певичка по сравнению с Монтсеррат Кабалье. Вроде тоже звуки издает и не фальшивит, а сравнивать даже и в голову не придет.
