Евгений Малинин - Драконья алчность, или Дело Алмазного Фонда
Тихий, монотонный голос Фун Ку-цзы глухо звучал в расплавленном зноем воздухе, как жужжание усталой мухи, безнадежно бьющейся в оконное стекло. Он навевал дрему и в тоже время не давал заснуть, шурша и перекатываясь в моей голове, словно высохшее перекати-поле по выжженному песку пустыни. Постепенно я перестал понимать смысл его рассказа, и монотонный шепот скользил мимо моего сознания… И внутри моего расплавившегося, испарившегося, иссохшего мозга радужными миражами возникали призрачные видения ручьев и рек, озер и прудов, водопадов и гейзеров… болот с их черной стоячей холодной водой… Водой!.. Водой!!
Я не знаю, сколько времени я грезил под монотонную речь моего учителя, но вдруг моих ушей очередным пустынным шорохом коснулось… «самоцвет»! Это, буквосочетание, пока еще лишенное для меня смысла, стало словно бы кодовым словом для зомбированного человека. Все мое существо неожиданно встрепенулось, и сознание вырвалось из опутывающих его грез о воде. С усилием разлепив глаза, я посмотрел вокруг. Солнце заползло за вершину укрывшей нас скалы, и нашу каменную площадку накрыло серой призрачной тенью, совершенно не принесшей прохлады. Свирепое светило, казалось, решило расплавить гранит скалы, чтобы пепел, в который мы скоро превратимся, растворился в вязком размягченном камне.
Фун Ку-цзы по-прежнему сидел по-турецки, только теперь его прямая спина не касалась каменной стенки. Глаза его были закрыты, а с едва заметно шевелившихся губ слетал тихий шепот… Гварда лежал рядом со стариком, и только слабое, хриплое дыхание показывало, что он еще жив. Чуть дальше расположился Поганец с замотанной мешком головой. Его глаза тоже были закрыты, а длинные руки почему-то беспокойно шарили по голому камню площадки, словно пытались нащупать некую только что выроненную вещь.
Я перевел взгляд на старика и заставил себя прислушаться к его словам.
– … Сначала Дань была невелика, а самоцветов в Поднебесной было много, так что самому простому бедняку было под силу выплатить эту Дань. Но шли годы, и драгоценные камни становились редкостью. Теперь их извлекали из земли, роя глубокие штольни, уходили за ними в далекие горы и даже в земли варваров…
Я покатал во рту шершавый, как наждак язык, проверяя, слушается ли он меня еще, а затем едва слышно прохрипел:
– Учитель, повтори еще раз о… самоцветах!..
Мой шепот был похож на шарк старой подошвы по мокрому асфальту, однако, старик меня услышал. Его голос на секунду смолк, а потом снова зазвучал все с той же безразличной интонацией:
– Тогда Желтый Владыка обложил свой народ одной единственной данью – каждый житель Поднебесной должен был раз в год преподнести своему владыке один драгоценный камень… Один самоцвет! Величина, качество, а значит и красота преподносимого камня зависели от положения данника в Поднебесной. На сбор Дани отпускалась одна неделя, и горе было тому, кто не мог вовремя внести положенную Дань – он становился рабом. Его господином становился любой, заплативший за должника Дань. Если же вносимая Дань не соответствовала статусу человека, он терял свое положение, опускаясь по социальной лестнице. И ни таланты, ни заслуги, ничто не могло спасти его от этой участи. Его место занимал другой. Сначала Дань была невелика, а самоцветов в Поднебесной было много, так что самому простому бедняку было под силу выплатить эту Дань…
Я понял, что старик закончил «повторение пройденного» и снова перебил его:
– А если человек имел камень для внесения Дани, но… по объективным обстоятельствам, не мог попасть к месту ее сбора?!
И снова мой слабый шепот был услышан. И снова Фун Ку-цзы на минуту умолк, а затем… открыл глаза и уперся в меня сухим… пыльным взором. Казалось, он не сразу понял, кого видит перед собой, но, спустя несколько мгновений, к нему пришло понимание и его истончившиеся губы разошлись в улыбке:
– Ты задаешь интересные вопросы, ученик… Значит ты меня слушаешь! – прохрипел он, – И ты получишь ответ…
Он снова немного помолчал, то ли переводя дух, то ли собираясь с мыслями и силами.
– Подданный Желтого Владыки мог находиться где угодно, даже за пределами Поднебесной, он мог быть прикован к постели тяжелой болезнью или томиться в плену. Но если он мог внести положенную Дань, ему надо было только высказать вслух это желание, только сказать: «Я желаю внести Дань моему повелителю Желтому Владыке». И в то же мгновение к нему являлся Мэнь-Шень, дух-хранитель врат, ему-то и передавалась положенная Дань!
– Но, как я понял, этот способ выплаты Дани не слишком широко распространен?.. – чуть насмешливо прошептал я, а в моей голове зародилась какая-то еще не совсем понятная мне самому мысль!
– Да, ты прав, ученик, – снова едва заметно улыбнулся Фун Ку-цзы, – Просто люди боятся Мэнь-Шэней, боятся этих посланцев Желтого Владыки. Слишком часто они являлись к жителям Поднебесной с убийственной миссией, с карой!
– Учитель, – я, наконец, поймал свою ускользающую мысль, – А ты заплатил Дань этого года?..
На секунду мне показалось, что Фун Ку-цзы немного растерялся, но уже в следующую секунду с его губ слетел тихий ответ:
– Благородный Тянь Ши, уезжая со своей дочерью в Цуду, обещал заплатить Желтому Владыке Дань за меня.
И снова в моей голове возникло некое ощущение ценной мысли, вот только опять я никак не мог сформулировать ее для себя. А Фун Ку-цзы, не дождавшись от меня новых вопросов, продолжил свой «урок»:
– Все сильнее разгоралась в Поднебесной борьба за владение копями и россыпями. Постепенно все известные месторождения драгоценных камней оказались в руках правителей провинций и великих магов Поднебесной. Они могли выплачивать Дань не только за себя, но и за своих детей, своих ученых, своих мастеров, за всех тех, кто был им нужен или… дорог…
И снова его голос превращался для моих ушей в некий шорох, лишенный смысла. Только теперь причиной этого была не жара, хотя она продолжала царствовать в Мире. Теперь все мое существо сосредоточилось на неясно блеснувшем подобии мысли, которую мне необходимо было понять, сформулировать, осмыслить… Но в моей бедной, спаленной до пепла, голове уже не было необходимого серого вещества! Мне просто нечем было думать!!
Я начал… плавиться!!!
Сначала меня удивило, то, что мое тело не теряет имеющуюся в нем жидкость, не ссыхается, а само начинает превращаться в вязкую, лениво булькающую, вяло текущую субстанцию, напоминающую чуть подогретую патоку. Потом я вдруг решил, что мне все равно, и принялся отстраненно, со спокойным интересом наблюдать, как мое тело медленно теряет свою форму, оплывает горячим воском, распластывается на камне карниза бесформенной бугристой лужицей. Я продолжал видеть окружающий мир, хотя уже не имел глаз, чувствовать под собой раскаленный шершавый камень, хотя у меня уже не было нервов…
