Павел Молитвин - Путь Эвриха
Отяжелевшие веки не желали подниматься, но взглянуть на невесть откуда взявшегося саккаремца было любопытно, и Эврих, заставив себя забыть о подбирающемся к сердцу смертном холоде, открыл глаза. Склонившийся над ним пожилой мужчина в выцветшем темно-синем халате и украшенном крупным рубином белоснежном тюрбане был ему незнаком. Чисто выбритое, загорелое лицо незнакомца производило приятное впечатление, но все же не настолько сильное, чтобы отсрочить погружение в небытие…
— Куда ты так спешишь? В урочный час все мы отправимся туда, откуда нет возврата. Но торопиться, право же, не стоит, если нет опасности опоздать. Не к лицу достойному человеку покидать этот мир, не завершив начатые дела, не отдав собственные долги и не получив причитающееся тебе по праву.
Эврих шевельнул губами, намереваясь сказать, что все причитающееся ему он уже получил с лихвой, а долги умирающим принято прощать, но с уст его сорвался лишь жалкий стон. Струны продолжали лопаться в нем одна за другой, черты незнакомца начали расплываться…
— Экий ты нетерпеливый! Даже беседой меня удостоить не хочешь! А ведь я твой должник и хотя бы поэтому заслуживаю некоторого внимания. На-ка, выпей.
Незнакомец приподнял голову арранта и поднес к его лицу маленькую белую чашу. Прозрачная жидкость коснулась запекшихся губ Эвриха, и он, внезапно ощутив, что снова может говорить, спросил:
— Что это?
— Вода. Не совсем обыкновенная, но все же вода. Да ты пей, не раздумывай. Когда-то, в совсем ином мире, один человек — лекарь и поэт, родственная тебе душа, написал:
Если подлый лекарство нальет тебе — вылей,
Если мудрый подаст тебе яду — прими.
— А ты, значит, тот самый мудрый? — с сарказмом прошептал Эврих. Через силу сделал глоток-другой и зажмурился от вспышки света, успев подивиться тому, что погружается не в кромешную тьму, а в ослепительное сияние…
Открыв глаза — выходит, он все еще не умер? — аррант увидел серое бездонное небо над головой и, чувствуя, что тело его затекло от долгого лежания на жесткой земле, пошевелился. Поджав под себя ноги, сел и понял, что смерть отступила. Даже ставшей уже привычной боли — и той не было. Прицепив к поясу зажатый в ладони пенал с Тилорновым «маяком», он прислушался к собственным ощущениям: тело было сильным и здоровым, как до посещения дома придворного мага Хозяина Степи. Чудно-о… Впрочем, может так и должно быть, когда человек переступает черту?..
Почувствовав легкий зуд, Эврих машинально погладил левую щеку и нащупал между клочьями щетины вздувшийся рубец. Бережно придерживая сверток с «Дополнениями», распахнул теплый стеганый халат и убедился, что скрючившие его багровые, скверного вида шрамы исчезли, а появившиеся на их месте рубцы выглядели вполне пристойно — словно раны зажили по меньшей мере год назад. Чудны дела твои, Всеблагой Отец Созидатель…
Аррант поднялся на ноги и огляделся по сторонам, не совсем еще доверяя своим чувствам. Он стоял на склоне окруженного сизым, клубящимся туманом холма, на вершине которого было возведено здание в виде гигантской головы, увенчанной высокой пирамидальной шапкой. И у головы этой было по меньшей мере два лица, сложенных из выветренных каменных блоков. Каменных? Эврих протер глаза — нет, ему не померещилось, лики, образующие стены здания, все время менялись: лицо воина превратилось в обезьянью харю, потом в лисью морду…
Зачарованный диковинным зрелищем, он не сразу заметил вышедшего из здания мужчину, того самого, в выцветшем синем халате и белом тюрбане с рубином.
— Рад видеть тебя в добром здравии! — приветливо произнес незнакомец, приближаясь к арранту. — Я был бы безутешен, если бы не сумел отблагодарить тебя за заботу о моей родине.
— Кто ты и зачем спас меня? Что это за место и почему ты хотел меня отблагодарить? Как удалось тебе это сделать?
— Ты избавил Благословенный Саккарем от нашествия степняков, и я считал своим долгом спасти тебя. А место это… О высокоученый аррант, ты должен был сразу догадаться, что это за место. Ты, безусловно, читал о нем в рукописях, обилием которых заслуженно славится библиотека блистательного Силиона.
О нем, я полагаю, говорили тебе и ученые мужи этого замечательного города мудрецов. Мог слышать ты об этом месте и еще кое от кого…
— Не верю собственным глазам… Это — Врата Миров? Я вижу перед собой Храм Многоликого?.. — Эв-рих потряс головой. — Но ведь я не маг. И, следовательно, не мог сюда попасть!
— Разумеется, ты не маг. Однако попасть сюда, при определенных условиях, может всякий проходящий Врата, соединяющие Верхний и Нижний миры, — охотно пояснил незнакомец. — А уж я позаботился о том, чтобы создать надлежащие условия и оказать тебе посильную помощь в благодарность за избавление саккаремцев от кровопролитнейшей войны с полчищами Энеруги Хурманчака.
— Прости, но слова твои плохо укладываются у меня в голове. Ты, без сомнения, великий маг, и если способен был вернуть меня к жизни, то, уж верно, мог сам без особого труда прикончить Зачахара?
— Великий — это м-м-ммм… не совсем правильное определение. Кое-чего я в самом деле достиг и как раз поэтому был не в состоянии уничтожить Зачахара. Чем искуснее становится маг, тем больше, как это ни парадоксально звучит, ограничены его возможности использовать свое могущество. В этом есть свои хорошие и плохие стороны, но главное, обойти этот закон никоим образом нельзя. Впрочем, поразмыслив на досуге, ты сам придешь к выводу, что по-другому и быть не может, иначе оба хорошо знакомых тебе мира давно бы уже изменились. И менялись бы постоянно самым непредсказуемым образом.
— И все же ты спас мне жизнь, — пробормотал Эврих, старательно пытаясь вникнуть в слова незнакомца.
— Спасти бедного безвестного странника и отнять жизнь у придворного мага Хозяина Степи — это, согласись, разные вещи. — Мужчина тонко усмехнулся и доверительно подмигнул арранту. — Кроме того, не мне говорить тебе, что тот, кто привык оказывать помощь, убивает своих ближних с большой неохотой и испытывает потом от содеянного сильное неудобство.
— О да… — Эврих отвернулся, чтобы не смотреть в проницательные глаза мага, видевшего его, казалось, насквозь, и уставился на колеблющиеся волны сизого тумана.
Подобно невиданному существу, он то редел, то сгущался в причудливые объемные фигуры, готовые вот-вот материализоваться и обрести плоть. Порой сквозь голубоватую дымку проглядывали зловещего вида черные утесы, окруженные кружевами белой пены; странные, залитые водой леса; краснопесчаные пустыни с громоздящимися на горизонте сетчатыми металлическими конструкциями; белые храмы, обвитые цветущими лианами, и солнечные поля пшеницы, над которыми парили крылатые, удивительно похожие на людей существа. Временами же в сгущавшемся, будто притягивавшем к себе взгляд, тумане начинали вырисовываться исполинские твари, похожие на помесь мономатанских слонов с отвратительными насекомыми или увенчанными рогами, клыками и шипами ящерицами…
