Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна
— Норин, я хочу поговорить!
— Оставь меня, Мэри.
— Пожалуйста.
— Я не собираюсь ничего обсуждать. Так что…
Старшая Монфор покачивает головой, но сестра нагоняет ее и хватает за руку. Нечто внутри меня с интересом затихает, превращается в кроткого зверя, изучающего добычу.
— Поговори со мной, — настойчиво требует Мэри-Линетт, — не закрывайся, не надо.
— Я сама решу, что мне делать.
— Зачем тебе решать что-то самой?
— Потому что я всегда так делаю. Я всегда решаю все сама, Мэри! Всегда.
— Но ведь я рядом.
— И что? — Норин округляет глаза и резким движением смахивает с лица волосы. — Не хочу ничего обсуждать, хочу уйти как можно дальше. Хочу убежать.
— От кого? — Тихо переспрашивает Мэри-Линетт, поджав губы. — Чего ты боишься?
— Я боюсь себя.
— Но ты не сделала ничего дурного.
— Я почувствовала! — Женщина хватается пальцами за грудь и горбится. — Здесь, я… я ведь дала себе обещание, что не поддамся, что не взгляну, не откроюсь.
— Но так невозможно жить. Ты и сама прекрасно это понимаешь.
— Мэри, жизнь — это… — Норин устало поводит плечами и вздыхает, — это не красивая история. Здесь не бывает так, как хочешь ты. Это редкость. А любовь — чувство, в которое по большей части все лишь верят, но которое почти никто в своей жизни не испытывает.
— Я не понимаю. Почему ты не борешься? Почему опускаешь руки?
— Бороться? С кем, Мэри? — Глаза женщины становятся огромными. — С Дьяволом? Я всю жизнь нахожусь под его опекой. Сколько себя помню. Он сильнее.
— Не говори так, — бросает Мэри-Линетт, — ты давала ему отпор.
— Лишь потому, что он позволял. Он играет, Мэри. Играет так безупречно! Ну, а я… я действительно поверила. — Норин неожиданно захлопывает ладонью рот и замолкает. Я не знаю, что меняется, но в моей груди вспыхивает нечто горячее. Женщина стирает слезы со щек, а я подаюсь вперед. Что-то тянет меня вперед. — Я поверила, что могу чувствовать.
— Можешь, — младшая Монфор хватается за руки сестры, — конечно, можешь.
— Он умирает, Мэри.
— Ты не знаешь.
— Он умирает, — голос Норин тверд, — мы можем позволить себе умереть ради других, но мы не можем позволить другим умирать ради нас.
По лицу Мэри-Линетт скатываются слезы. Она порывисто отворачивается, стягивает с шеи шарф и безвольно опускает руки. Женщина медленно покачивает головой.
— Это несправедливо, Люцифер лишает нас самого дорогого.
— Меня лишает.
— Нас.
— Мэри.
— Хватит, пожалуйста, прекрати. — Мэри-Линетт взмахивает руками и хмурится. — Не знаю, почему до тебя до сих пор не дошло, но все, что касается тебя, касается и меня.
— Это глупо. Разумеется, ты не причем.
— Я — твоя сестра.
— И поэтому…
— Да, Норин. Поэтому когда тебе плохо, я рыдаю. — Женщина усмехается и смахивает с лица слезы. — Видишь? Вся тушь размазалась.
— Тушь, — старшая Монфор закатывает глаза, — когда ты успеваешь краситься?
— Когда ты носишься по дому или готовишь.
— Вот оно что.
— Пожалуйста, не отворачивайся от своих чувств. — Настаивает Мэри-Линетт и вновь подходит к сестре. — Мы ведь не уверены, что болезнь Джейсона связана с проклятьем. Ты и сама понимаешь, что шанс есть. Шанс, что все наладится.
— Шанс? Этого мало.
— Один случай может все изменить. Мойра — сумасшедшая. Ты ведь знаешь.
— Мэри, я не стану отворачиваться от своих чувств.
— Не станешь?
— Нет. Потому, когда мы вернемся, я попрошу Джейсона уехать.
— Что? Но…
— Я не знаю, что между нами, честно. И я не смыслю в любви. Но, если бы смыслила, то сказала, что любовь — это ответственность. Он должен уехать, потому что шанс, будто с ним ничего не случится, меня не устраивает. Я должна быть уверена. Но уверенности нет.
— Никогда нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным.
— Хватит.
— Но нам нужна помощь. Мы все еще не вернули домой Ариадну.
Неожиданно рядом со мной пролетает ворон. Он хлопает крыльями и садится на пик фонарного столба, будто ночной сторож. Я тут же отхожу в тень, а Монфор одновременно переводят взгляды в мою сторону. Меня они не замечают.
— Пойдем домой, — шмыгая носом, отрезает Мэри-Линетт, — здесь не по себе.
Норин кивает, и они сходят с места. Я провожаю их изумрудным взглядом и думаю, как странно переживать за другого человека. Как странно перенимать его боль. Наверно, я испытывала раньше нечто подобное. Наклоняю в бок голову и хмурюсь. А, может, и нет.
* * *Он стреляет. Пуля проносится рядом с моими волосами, и я удивляюсь. Я не думала, что он решится. Ведь так сложно стрелять в человека, которого любишь.
— Неожиданно, — хриплю я, по-птичьи наклонив голову. — Но ты промахнулся.
— Я верну тебя домой. — Опять эти драматические отступления. — Я пообещал тебе!
— Чего ты так кричишь? Праведный Мэтт всегда умел держать себя в руках.
— Пожалуйста, — шепчет он. И я в удивлении замираю. Мэттью Нортон умоляет. Это нечто новенькое. — Дай нам уйти, Ари. Дай нам уйти отсюда.
Он ждет, что я отвечу. Смотрит на меня огромными, синими глазами, а мне плевать.
— Нет.
Парень горбится. Встряхивает головой, пытаясь взять себя в руки, и хрипит:
— Тогда я должен сделать это.
— Должен. Но не сделаешь… — Я упираюсь грудью в дуло пистолета. Мэтт смотрит на меня во все глаза. — Мне всегда казалось, что ты способен совершать отчаянные поступки. Но ты слабак… Как и все люди. Увы. Прости меня, Мэтт. Но сегодня я сломаю тебе жизнь.
Он недоумевает, хлопая густыми ресницами, а я представляю, как его руки движутся в сторону маленькой Эбигейл и улыбаюсь, когда мои мысли становятся реальностью.
— Нет, нет, что ты… что ты делаешь?
Он пытается со мной разговаривать. Он жалок. Хэрри мычит где-то у пристани, даже оборотень безоружен и уязвим. Они проигрывают так часто, что сражаться с ними больше неинтересно и неувлекательно. И это мои соперники? Это они должны меня остановить?
— Черт возьми, — рычит Мэттью сквозь стиснутые зубы. А я наблюдаю за тем, как пот толстыми струями скатывается по его подбородку.
Внезапно его взгляд становится другим. Наливается ни страхом, ни ужасом… В нем вспыхивает огонек безумия. Мэттью начинает стрелять в воздух, намереваясь опустошить обойму до того момента, как дуло пистолета остановится напротив головы милашки Эби.
Признаться, меня завораживает его стремление преодолеть все неприятности. Он так слепо сражается с собственными демонами, так слепо верит в победу добра над злом.