Вероника Иванова - Право быть
— Вы легко приняли решение и начали действовать, но почему-то не поставили в известность того единственного, ради кого все и затевалось. Может быть, следовало начать с разговора по душам? И кто знает, возможно, тогда не произошло бы недавних трагических событий.
Карие глаза вспыхнули гневом:
— Разговор? Как же! «Да, милая, давай поговорим», «Извини, я отвлекся, так о чем шла речь?», «Прости, мне надо подумать о делах», «Отложим все до вечера», и так день за днем одним и тем же тоном, а взгляд словно проходит сквозь тебя, не замечая… На вас так когда-нибудь смотрела женщина, которую вы любили?
Нет, боги миловали. Ненависть, злоба, нежность, жалость… Было все, кроме равнодушия. Но его высочество немного запамятовал, каковы из себя повседневные человеческие чувства, а потому не видел ничего особенного в бесстрастном спокойствии собственной души.
— Он не мог говорить ничего другого.
— А смотреть? Смотреть иначе он мог?!
Я подумал и коротко ответил:
— Нет.
— Вот! И вы еще удивляетесь! — всплеснула она руками. — Я будто своими глазами видела, как между нами растет и растет стена… И мне стало страшно, понимаете? Страшно!
Понимаю. Рушились планы, надежды, мечты — все, что юная баронесса так тщательно растила, берегла и защищала от всего мира. Можно было разжать кулаки и отпустить, но… Терять нужно учиться, а первая потеря — обычно самый неподходящий предмет для преподавания урока. Начинать нужно в детстве, с малого, с иллюзорных несчастий и бед, тогда к урочному дню страх успеет выцвесть и поистереться, как старый половик, привычный и потому почти незаметный.
— А смерть вас не пугала? Если не своя, то чужая?
Селия посмотрела на меня таким взглядом, что расспросы можно было более не продолжать.
— Чем плоха смерть? Умереть лишь однажды, разве это не завидная участь? А когда каждый день тебя медленно и равнодушно убивают, чтобы ночью воскресить для новых мучений…
Гордая. Сильная. Уверенная. Своевольная. Решительная. Наверное, именно такая подруга и нужна правителю, но сии замечательные краски почему-то предпочли сложиться в неприглядную картину. Возможно, потому что оказались излишне ярки?
Я слез с подоконника и направился к двери.
— Уходите? — догнал меня разочарованный голос девушки.
— Да.
— А где же итог? Мы так долго разговаривали, и что?
— Итог каждый подводит сам.
Насмешливое:
— Вы не позовете стражу?
— Я уже говорил, что не судья вам и вашим страхам.
— А кто судья?
— Вы и тот, с кем вместе вы собирались кушать этот горчащий пирог.
Его высочество, сидящий в соседней комнате. Принц Дэриен, опустивший голову и упершийся локтями в колени. Он вздрогнул, услышав звук открывающейся и закрывающейся двери, но глаза поднял не сразу, а лишь когда затянувшаяся пауза стала почти невыносимой. Борг, стоящий рядом, сочувствующе кивнул, мол, мерзкая тебе досталась работа, но выполнил ты ее на совесть.
— И что мне делать?
В голосе принца по-прежнему чувства едва только намечались, но что-то мне подсказывало: весны ждать уже недолго. Совсем. И начнется она, увы, с ненастья.
— Решайте сами.
Золотисто-ореховые глаза влажно блеснули отчаянием:
— Я не знаю!
— Никто не станет решать за вас.
— Я не прошу решать. Я прошу…
— Совета? У вас есть Борг, он не хуже меня разбирается в изменщиках и предателях.
— Я… — Дэриен сглотнул. — Я же люблю ее!
Утверждение прозвучало нарочито похожим на вопрос, но второй раз попадать в уже изученную ловушку я не собирался:
— И она любит вас. Поэтому, прежде чем принимать какое бы то ни было решение, спросите себя оба, как именно вы любите друг друга. Может быть, ответы вам помогут. Если будут искренними и правдивыми, разумеется.
— Ее поступок…
— Можно разглядывать, поворачивая из стороны в сторону и всякий раз находя новые черты, а сейчас у вас слишком мало сил, руки дрожат, того и гляди, выроните все, что пытаетесь удержать. Не знаете, на что решиться? Позвольте течению времени самому вынести вас на твердый и верный берег.
— Ты…
— А вот когда хоть что-нибудь решите, тогда просите совета. И будьте уверены: вам не откажут.
Я притворил за собой двери комнаты горьких откровений, прошел по темному и пока еще пыльному, не успевшему вернуть прежний блеск коридору, ступил на крыльцо, поднял взгляд в небо и прошептал одними губами, потому что теперь знал вернее верного — мой голос будет услышан:
— Шеррит, забери меня домой.
Аппетит приходит либо как верный признак выздоровления после долгой и скучной болезни, либо как вестник окончания важного дела, когда понимаешь, что можно никуда не торопиться и спокойно восстанавливать силы, поскольку главный рубеж уже покорен, а второстепенные не наберутся наглости теребить, стараясь обратить на себя внимание. Но и в том, и в другом случае есть одно небольшое препятствие, мешающее движению, скажем, в сторону кухни. Ленивая нега, рожденная уверенностью: никто и ничто от тебя не убежит — ни враги, ни дела.
Я открыл глаза с первыми лучами солнца, добравшимися до окна моей комнаты, но так бы и лежал многие часы, а может, и дни, растерянно улыбаясь и глядя в потолок, пока… Мир не содрогнулся.
Ощущение больше всего походило на то, какое возникает у ковра, часть нитей которого вдруг кто-то решил натянуть, как струны, при этом совершенно не раздумывая ни о пределах их прочности, ни о сохранности их соседок. Слава богам, тугой звон, наполнявший пространство внутри и снаружи, длился менее вдоха и тем не менее не оставил ни малейшей возможности усомниться в его появлении. А сразу, как все стихло, на стремительно опустевшее место неги явилась непонятная, но явная тревога.
Хорошо, когда тебе не нужны ни оружие, ни доспехи, довольно лишь накинуть на плечи домашнюю мантию, чтобы прикрыть тело от сквозняка! А будь я более уязвим, пришлось бы обвешиваться железом и… Эй, откуда такие странные мысли? Тот звон был чем-то вроде сигнала боевого рога, предвещающего войну? Но я никогда раньше его не слышал. Не мог слышать. Или…
Память резво прогнулась назад, будто собралась поспорить гибкостью с храмовыми танцовщицами из Маддины, и преуспела в своем намерении, коснувшись дна одного из многочисленных провалов истекшего времени.
…Сотни струн рвали на части сознание, истекающее кровью, словно плоть. Всего миг. Целый миг.
— Вызов брошен, — хрипло выдохнул кто-то рядом со мной, и я невольно обернулся.
Жесткие короткие пряди белоснежных волос показались знакомыми, но сияющая под ними лазурь взгляда смотрела на меня впервые. Такая безмятежная и такая… Опасно бездонная.
