Гарри Тертлдав - Император Крисп
Фанасиоты обрушили на голову герольда проклятия, а кое-кто и стрелы. Тот поднял щит, защищая лицо; на нем были шлем и длинная кольчуга, укрывающая тело до колен.
Когда дождь стрел прекратился, герольд опустил щит и продолжил:
– Автократор советует вам оценить всю важность этой свадьбы: она не только напомнит вам о проигранном сражении, но станет также символом радости жизни и того, как она продолжалась – и будет продолжаться – от поколения к поколению.
В него полетели новые проклятия и новые стрелы. Передав послание, герольд более не был обязан стоять под этим смертоносным дождем и торопливо удалился.
Свадебная процессия поднялась на платформу. Группа оказалась невелика, гораздо меньше той толпы, которая собралась бы, проходи свадьба в столичном Соборе. Перед Фостием и Оливрией шествовал целитель Глав, которому предстояло совершить церемонию, а сзади шли Крисп, Катаколон и Заид. Вот и все.
На церемонии не требовалось даже присутствия Заида, хотя Фостий был рад видеть его рядом. Главной причиной пребывания мага на платформе было разработанное им заклинание, благодаря которому голоса людей слышались гораздо дальше: Крисп хотел, чтобы фанасиоты услышали каждое их слово.
– Вознесем хвалу владыке благому и премудрому, – сказал священник и запел гимн Фосу, который подхватили Фостий, Оливрия, Крисп, Катаколон и Заид. Солдаты тоже вторили молитве, которую произносили по несколько раз в день всю свою жизнь. – Мы собрались в этом необычном месте, чтобы отпраздновать необычный союз, – заговорил Глав. – Если не считать череды долгих лет здоровой жизни, то величайший дар, каким может наделить благой бог верящих в него, есть продолжение рода. И люди радуются на свадьбе во многом как раз потому, что она есть надежда и ожидание этого продолжения. Когда свадьба происходит в императорской семье, на нее возлагают еще больше надежд. Продолжение династии из поколения в поколение – наша лучшая защита от катастрофы гражданской войны.
Фостий заметил, что священник не упомянул о том, что династия Криспа берет начало от него самого, простого крестьянского сына.
– И этим браком мы также получаем шанс засыпать трещину, расколовшую верующих Видесса, и символизировать возвращение к родной вере тех, кто определенное время думал иначе о союзе его младшего величества Фостия и Оливрии, дочери Ливания.
А это, решил Фостий, есть единственная уступка фанасиотам, которую Крисп смог себе позволить, не вступая сам на светлый путь. Глав даже не назвал их еретиками. Крисп хотел, чтобы они позабыли о своей вере, а не цеплялись за нее с упрямством, достойным лучшего применения.
Глав некоторое время говорил о том, какими достоинствами должны обладать жених и невеста, дабы их брак оказался успешным. Фостий немного отвлекся, и Глав застал его врасплох, спросив:
– Готовы ли вы следовать этим добродетелям и быть вместе, пока смерть не разлучит вас?
Крисп подтолкнул сзади зазевавшегося Фостия, и тот понял, что должен ответить первым.
– Да, – произнес он, радуясь, что магия Заида делает его голос громче.
– Да и на всю свою жизнь, потому что выбираю этот путь, – решительно заявила Оливрия.
Крисп и Катаколон возложили на головы новобрачных венки из сладко пахнущих растений – свадебные венцы, завершающие церемонию. Священник сошел с платформы.
Все закончилось столь же быстро, как началось.
– Вот я и женат, – пробормотал Фостий, удивляясь собственным словам.
Фанасиоты на стенах засвистели, заулюлюкали и принялись выкрикивать оскорбления. Не обращая на них внимания, Крисп хлопнул Фостия по спине и сказал:
– Женат, женат, сын, – и на мудрой женщине. – Потом повернулся к Оливрии и добавил:
– Последний штрих был безупречен. Если Фос пожелает, твои слова заставят их спорить до хрипоты.
Катаколон игриво ткнул Фостия в ребра:
– А теперь тебе полагается взять на руки молодую жену и отнести ее в вашу… да хотя бы в вашу палатку.
У Фостия имелось хорошо обоснованное подозрение, что Оливрия подобной глупости ему не позволит. Он украдкой взглянул на нее. И точно: стальной блеск ее глаз предупреждал, что не стоит даже пытаться.
– Мне доводилось выслушивать идеи, звучавшие более практично, – заметил Крисп; веселье в его голосе подсказывало, что он тоже заметил этот блеск. – Но все же идите в палатку. Вам все равно придется туда войти, но лучше сделать это сейчас, пока на вас свадебные венцы.
Его слова пощекотали любопытство Фостия. Он подал Оливрии руку. Когда они стали удаляться от наспех построенной платформы, одни солдаты приветственно кричали, а другие забрасывали Фостия скабрезными советами. Новоиспеченный муж глуповато улыбнулся Оливрии. Та улыбнулась в ответ. Подобные советы зеваки щедро раздают на каждой свадьбе.
Ухмыляющийся халогай придержал для них полог палатки и опустил его за новобрачными.
– Думаю, теперь мы вас не скоро увидим, – бросил он вслед.
– Ты только взгляни! – воскликнула Оливрия. Фостий огляделся. По углам их разложенных одеял кто-то – может, сам Крисп, а может, человек, выполнивший его приказ, – воткнул в землю шесты, изображающие столбики кровати.
– Если на них повесить венцы, это принесет удачу, – сообщил Фостий и аккуратно повесил свой венец на один из шестов. Оливрия повесила свой с другой стороны.
– Я начинаю верить, что все происходит на самом деле, – сказала она.
– Все это настоящее. – Фостий понизил голос, чтобы телохранители снаружи не услышали – они, конечно же, прекрасно знали, что происходит внутри, но традиции следует соблюдать. – А раз все настоящее, и мы с тобой наедине, и даже сражения никакого сейчас нет…
– Да? И что дальше? – подыграла ему Оливрия. Она тоже говорила негромко, а руки ее теребили застежку белого льняного платья, подаренного на свадьбу Криспом. Застежка раскрылась. – И что дальше? – тихо повторила она.
Что делать дальше, они быстро выяснили. Поскольку Фостий был еще весьма молодым мужчиной, вскоре им пришлось выяснять это снова, а потом еще разок. К тому времени Фостий совсем потерял счет времени, хотя солнце все еще освещало одну из стенок палатки. Он зевнул, вытер вспотевший лоб влажной от пота рукой и задремал. Оливрия заснула еще раньше него.
Было уже темно, когда его разбудил жуткий шум. Он сел и, моргая, оглянулся. Рядом лежала все еще спящая Оливрия – даже слегка похрапывая, – с еле заметной улыбкой на губах. Фостий осторожно, чтобы не потревожить ее, оделся и вышел из палатки. Ее окружала новая смена халогаев.
– Что за шум? – спросил он одного из них. Северянин указал на Эчмиадзин.
При тусклом свете костров и факелов его лицо казалось бронзовым.
