Ева Софман - Та, что гуляет сама по себе
С другой стороны, маскировкой это было весьма посредственной. Отсутствие всяких примет само по себе являлось неплохой приметой. Скорее всего, именно поэтому встреченный ими альв предпочёл накинуть капюшон и сойти за самую обычную мрачность.
Ещё альвы были непревзойдёнными воинами — хотя бы потому, что человеку сложно сражаться с существом, которое расхаживает по воздуху и перемещается так быстро, что порой оказывается в нескольких местах сразу. Сложными отношения у альвов были не только с материальностью, но и с расстоянием. Хотя, быть может, амадэй минут десять продержаться смог бы…
В любом случае людям крупно повезло, что альвы считали ниже своего достоинства уничтожать себе подобных… ну, или просто живых разумных существ (к коим альвы людей причисляли наравне со зверьми и деревьями). Они действительно никогда не поднимали руки на живых — Охотники, альвийские стражи, не в счёт: кто-то же должен хранить границы и отстреливать незваных гостей. Именно по этой причине альвы никогда не вмешивались в людские распри. Звёздные Люди не принимали участия ни в одной войне, а Лесную любые войны обходили стороной: в армии не находилось достаточного количества самоубийц, чтобы можно было рискнуть заявиться в альвийские леса с какими-либо миссиями, кроме дипломатических.
Ещё альвы считались бессмертными. Болезням они были неподвержены, оружию — тоже: попробуй убить существо, сквозь которое лезвие клинка попросту проскочит, не заметив, приравняв плоть к воздуху. Вроде бы магия могла причинить им вред… некоторая магия. Весьма немногочисленная.
А ещё альвы крайне неохотно покидали родные Леса. Нет, были послы и члены посольства, конечно, но они путешествовали в открытую, со всеми полагающимися посольству почестями: дипломату скрывать свою личность считалось дурным тоном. Даже у альвов, имевших весьма специфические взгляды что на политику, что на придворный этикет.
"И в таком случае довольно-таки остро встаёт следующий вопрос: что желающий оставаться инкогнито альв забыл в приграничном трактире Равнинной?"
— А ты откуда узнала? — наконец отмер Джеми.
— Я же кошка. Я привыкла видеть то, чего не видят другие… даже колдуны, — Таша выразительно скрестила руки на груди. — Итак, я жду ответа на мой вопрос.
"Нет, теоретически Джеми тоже мог увидеть крылья… и теоретически такую реакцию могло вызвать зрелище альва, дожидающегося своей очереди в трактире Равнинной… но чисто теоретически".
Человек увидеть крылья альва попросту не сможет. Оборотень или маг сможет, лишь очень того захотев — но Таша на альва и внимания не обратила бы, если бы не Джеми.
Оставалось лишь одно объяснение: мальчишка его узнал.
Джеми нервно похрустел костяшками. Пожевал губами воздух. Оглянулся на дверь. Начертил в воздухе руну, не замедлившую полыхнуть сапфирным блеском, и в комнате вдруг воцарилась идеальная тишина: полное отсутствие каких-либо звуков, даже звона в ушах. Таша поспешила щёлкнуть пальцами — благонадёжно слышимый щелчок уверил в том, что она не оглохла.
"Чтобы не подслушали?.."
— Он наш Учитель, — едва слышно ответил Джеми.
Таша моргнула.
И ещё раз моргнула:
— Учитель? Ваш учитель, тот, кто вас спас, заменивший вам отца… альв?
— Да, — Джеми судорожно выдохнул. — И когда он узнает, что я тебе об этом рассказал, я буду к смерти гораздо ближе, чем тем вечером на Белой Топи.
Интересно, ошеломлённо думала Таша, опускаясь на противоположную кровать. Хм… а тот прыжок… и то, как Алексас владеет мечом…
— А… Алексас… он…
— Да, за годы обучения Учитель передал Алексасу и мне… вернее, моему телу — некоторую часть чего-то альвийского, — невероятным образом угадав смысл её грядущего высказывания, кивнул Джеми. — Альвы это умеют, им и ритуалов никаких не надо. Нет, я по-прежнему человек, но… во мне есть что-то нечеловеческое… и Алексас умеет с этим управляться. Вызывать на время боя.
— Так вот почему… почему он очнулся на поляне?
— Да.
— Ясно, — неуверенно сказала Таша. — Значит, он тебя нашёл… или ты его… в общем, вы друг друга нашли. И что дальше ты собираешься делать? Пойдёшь к нему?
— Он сам ко мне придёт, — довольно-таки безрадостно бормотнул Джеми.
— Откуда ты знаешь?
— Он сам сказал. Чтобы я был в комнате, когда он придёт.
— Сказал?
— Условные знаки, — Джеми в точности воспроизвёл небрежные движения альва — стряхнул с плеча невидимые пылинки и поправил не накинутый, но подразумевающийся таковым капюшон. — Система разучивается годами.
Таша чуточку нервно разгладила складки юбки:
— И когда он придёт? — подняла глаза она.
— Ну, — отчего-то совсем невесело ответил Джеми, — вроде бы обещал…
Альв шагнул сквозь стену, словно не заметив её. Следом за ним, изящно взмахивая руками, проплывая сквозь дерево, проследовал с-виду-его-ровесник в чёрной мантии — маг, как несложно было догадаться.
— …сейчас, — закончил Джеми, вскакивая между Ташей и незваными гостями. — Учитель…
Капюшоны оба накинуть не соизволили, а потому зрелище представляли весьма любопытное. Альв сверкал холодной красой зимней звезды, и снежную белизну его кожи ещё более оттеняла чернота длинных волос. Мага Богиня щедро одарила крупными чертами нескладного лица, ямочками на щетинистых щеках и почти абсолютной белизной ерошистой шевелюры — притом что брови были чёрными, а глаза тёмно-серыми, цвета грозовых туч. Впрочем, грозовые тучи они напоминали лишь цветом: глаза эти так и лучились смешинками доброжелательности. В уголках губ пряталась улыбка — весьма скверно пряталась, надо сказать.
Вдвоём они составляли прекрасную, старую, как мир, парочку "плохой стражник — хороший стражник".
И… странно, но…
"Почему этот маг мне кажется знакомым?"
— Кажется, я велел тебе позаботиться о своей спутнице, — холодно произнёс альв. — Вернее, об её отсутствии.
Хотя назвать этот распевный, мелодичный, полный странных завораживающих гармоник голос "холодным" было несколько неправильным. Он скорее напоминал… бриллиант. Прекрасный бриллиант — и очень, очень остро огранённый. Скорее даже нечто близкое к алмазному сверлу.
Таша почти видела, как Джеми перетряхивает ящики своей памяти в поисках нужных слов.
— Но, Учитель, она сама… и я… она ведь…
…но всё-таки она не отказалась бы, чтобы процесс поиска протекал поскорее — потому что когда в тебя вот так всматривается бездна синих альвийских глаз, ты вдруг испытываешь смутное ощущение, что жизнь твоя подвешена на чём-то очень и очень тонком. Куда более тонком, чем волос.
