Андрей Лавистов - Нелюди Великой реки. Полуэльф
Возле сходней хаус-бота стоял все тот же рыхлый охранник, и я с раздражением понял, что если он и сейчас будет тупить, то я его убью, и плевать на возможную ссору с Реймсом! Охранник, кстати, приятно удивил. Подбежал, принял на руки пьяненького брата-близнеца, если по фингалам считать, сразу появилась личная телохранительница Реймса, еще какие-то слуги, так что Семеном было кому заняться. Пока я принимал душ, все думал — чего охранник так переменился? Неужели мой маленький урок благотворно подействовал?
Или Реймс провел свои мероприятия?
* * *Душ! Уф-ф, благодать! В моем гальюне на стенке за толчком висела небольшая акварельная картина в простенькой деревянной рамке, изображающая белый парусник с белыми же лебедиными крылышками, стремительно летящий по лазурному небу. Только сейчас заметил… Минут пять стоял, бездумно пялясь на «туалетное» искусство. Чего это я? Устал…
Свитер в порядке, и зашивать не надо… Когда я вышел в кают-компанию, Реймс уже вовсю рассыпался в комплиментах Паоле, левая рука которой оказалась забинтована и подвешена на повязке Дезо. Оказалось, у Паолы ключица сломана, а я и не заметил. Точно, устал… И алого шелка шаровары на краснокожей фэйри по-дурацки смотрятся. По-дурацки…
В приключенческих романах герой после очередной схватки с негодяями влюбляет в себя дюжину красоток, а у меня ноги заплетаются и дрожат. И хочу я даже не чаю, а кефирчика, как у Офейма подают… Горячий чай мне с моим зубом противопоказан, интересно? Но спасли меня его «всадники», ничего не скажешь! Так что для меня этот знак хорошим оказался, что бы Наполеончик ни думал…
Спать хотелось немилосердно, но я должен был выяснить еще кое-что у Паолы, пока она отмякла слегка. Завтра уже не получится, точно говорю.
Вытребовав у Реймса обезболивающего и прозрачно намекнув, чтобы он шел утешаться со своей бодигардкой, я подсел к Паоле, чопорно ковыряющей вилочкой рыбный салатик. Из всевозможных ингредиентов она выбирала только кусочки груши и раковые хвостики, в просторечье именуемые шейками. Кусочками осьминога, креветками и прочей рыбной требухой брезговала.
— Паола, а ты помнишь момент, когда в себя приходила, в диетическом кафе?
— Смутно, — оторвавшись от еды, ответила фэйри, — хочешь сказать, что я что-то тебе обещала? Забудь!
У меня нижняя челюсть бы от черепушки отвалилась, не придерживай я ее рукой.
— А ты помнишь, как тебя Офейм лечил? — Следующий вопрос, наводящий, конкретизирующий… На «отлично» за ответ теперь пусть не надеется.
— Что-то в рот вливали, гадость какую-то, и еще в венах будто кровь вскипела…
— Тебя абсорбентом с магической составляющей опоили, Семен потом полкабака разнес! — хихикнул я. — И еще мы теперь с тобой родственники: Офейм над нами обряд кровного родства провел, чтобы мой смарагд из тебя проклятие вытянул!
Не говоря худого слова, фэйри протянула мне руку. И отнюдь не для рукопожатия. Если можно было бы описать жест фэйри словами, то он звучал бы: «Пайку! Пайку давай!»
— ???
— Теперь, значит, смарагд и меня может защитить? Давай его сюда! У тебя еще есть, я знаю!
Прекрасно! А я хотел вопросы фэйри позадавать как брат — сестре, по-родственному. А она сразу смарагд требует… Ну что ж, и в эти игры я тоже могу поиграть…
— Посмотрим на твое поведение! — До чего же я эту фразу ненавижу!
Разделявшая, кажется, мои чувства Паола сморщилась и вернулась к салату. От вина она, как я понял, отказалась, и все из-за Семена. Кто-то пьет, а другой из-за этого кого-то рожу воротит. Равновесие в природе такое… Эх-эх-эх!
— Скажи мне, Паола, как сестра брату, — начал я второй заход, — кто на нас у Офейма покушался?
— Я знаю? — ответила полудемоница с набитым ртом. — Мне они не представились!
— А догадки? — теряя терпение, продолжил я.
— Догадок много, и одна из них конкретно такая: охотились на тебя! Так что думай!
Похоже, я надоел фэйри — вон как нахмурилась, но отпустить ее поспать или проведать Семена не мог: на языке вертелся вопрос, которого я ни за что не позволил бы себе задать ни одной женщине, будь чуток поумнее. Или посвежее. А тут как кто-то за язык тянул:
— Паола, у меня куча вопросов, но ответь хотя бы на один: вот чего ты с алкоголиком связалась? Семен же не слишком красив, и немолод. Вон полысеет скоро!
Задав вопрос, я стал напряженно ждать, ответит фэйри с набитым ртом или проглотит, а потом уже ответит. Девушка усиленно жевала. Проглотила. Засунула в рот еще одну порцию салата и ответила с набитым ртом, ответила неожиданно спокойно — видать, о том же самом размышляла:
— У Семена вообще-то много достоинств. И человек не бедный, парой магазинов владеет… но это не главное.
— А что главное?
— Семена я вижу насквозь, — медленно проговорила Паола. — И еще на пол-аршина землю под ним…
— И что, этого достаточно, чтобы завести с ним роман?
— Он меня любит…
— Паола, я не слепой, конечно, он тебя любит. Но ведь тебя могли полюбить и другие люди, нелюди, полунелюди и полулюди. Трезвые, работящие и небедные… Себя я не имею в виду, сестричка! Почему Семен?
— Его я могу простить.
— Что-о-о?
— Что слышал. С другими этого не получалось. И не спрашивай, что я тогда делала. Все, разговор закончен… Умеешь ты настроение испортить, братец…
Я, понятное дело, отвалил потихоньку — мне жить хочется, — а в голове почему-то нарисовалась картина, как Паола складывает головы своих «непрощенных» поклонников в мешок. А мешок — в воду.
* * *Только я со вкусом устроился в своей каюте, как дверь распахнулась и в каюту ввалилась Паола, морщась от боли:
— Беда, Петя! Семен вексель Конкруда пропил!
Да закончится ли когда-нибудь этот бесконечный день?
— Пропил или проиграл? — Это вопрос принципиальный! Если пропил, то выкупить вещь у кабатчика довольно легко. Чуть дороже будет, чем если бы просто за водку заплатили. Но если проиграл…
— Не помнит он! — Ясненько… Будем исходить из худшего.
— А тубус? Вексель в тубусе был!
— Тубус на месте! Его я сразу проверила, а внутрь не заглянула, дур-р-ра стар-рая! — зарычала Паола.
— Чего он его с собой взял? Передал бы Лехе, тот — Тимохину, и все дела!.. — В ответ на мои слова Паола только рукой махнула досадливо. — Что предлагаешь? Носиться по городу и искать вексель? Семен же сам говорил, что бумажка не стоит ничего… Поле Беренсона не зря же там! Векселем и воспользоваться-то не сможет никто… — Мне не хотелось никуда идти, не хотелось жутко, просто «ломало» всего! Я спать хочу!
Ну, тогда я сама пойду, одна! — Паола, круто развернувшись, задела больной рукой дверную ручку, и зашипев сквозь зубы, остановилась.
