Геннадий Ищенко - Выброшенный в другой мир (СИ)
— Я же еще и виноват, — проворчал герцог, пытаясь подняться. — Следующий раз буду смотреть за угол, прежде чем поворачивать.
— Сильно он вас ударил, ваша светлость? — спросила Альда.
— Какая я вам сейчас светлость, — буркнул тот. — Наедине зовите Сергом. Ваш сынок меня не слабо приложил. Живот, наверное, дня два будет болеть. Сам‑то хоть шею не свернул, жеребец?
— Не–а. В ушах только звенит, и в голове крутится.
— Вот что, Альда, — сказал герцог, который уже немного пришел в себя и с помощью сестры поднялся на ноги. — Немедленно уложите мальчика в кровать и сбегайте за Расмусом, пусть он его посмотрит. Столкнулись мы с ним сильно, поэтому у Алекса может быть и сотрясение. И пусть Амели сделает мне для живота какую‑нибудь настойку или отвар. Объясните ей, что случилось, она поймет, что нужно. И не забудьте надеть плащ или куртку, не хватало еще вам простудиться.
На этом занятия в тот день и закончились. У Алекса действительно оказалось небольшое сотрясение мозга, и ему пришлось два дня лежать в постели, что мальчик воспринял как наказание, а герцог несколько дней соблюдал умеренность в трапезном зале. Это происшествие изменило отношение Альды к герцогу. Раньше она воспринимала его только как властителя провинции и одного из первых лиц королевства, теперь он открылся ей как человек, причем человек умный, добрый и великодушный. Иной вельможа за подобное и мальчишку не пожалел бы. Еще и покушение на жизнь могли приписать.
Это происшествие почему‑то привело к тому, что Лани, вместо того чтобы испытывать неприязнь к людям, причинившим ущерб здоровью брата, наоборот, безоговорочно включила Альду в число самых близких подруг. Она постоянно приглашала девушку к себе, и очень часто сама приходила к ней без всякого приглашения. Тренировки, само собой, продолжались, причем Альда училась очень быстро.
— Как у тебя все легко получается, — с завистью сказала ей Лани. — Мне было тяжелее заниматься.
— Ты все равно все делаешь быстрее и лучше меня.
— Сколько занимаюсь я, и сколько — ты, — справедливо возразила Лани. — Ты за пятнадцать дней научилась тому, что я учила целый сезон.
Давно выздоровевший Алекс пользовался в замке полной свободой и изучил в нем каждый закоулок. Дождей почти не было, но сильно похолодало, поэтому ему не разрешали выходить во двор и приходилось резвиться во дворце, недостаточно большом для одного маленького барона. К сожалению, друзей у него здесь не было. Единственным мальчишкой из благородных был Лас, который демонстративно не хотел возиться с молокососом.
Отец уже сидел в кровати и мог говорить, хотя пока и недолго. Иногда Альда приводила к нему Алекса, закутав мальчика в теплый плащ. Надолго его не хватало: вид лазарета навевал неприятные воспоминания, а сидеть с больным «дедом» было скучно.
Постепенно приближалась зима, и увеличивалось оживление в военных лагерях герцога. Два раза в замке появлялся Арден, разговоры с которым вносили приятное разнообразие в размеренную и бедную на события жизнь госпожи Буше. Мастер, которому она, помимо одежды для Алекса, заказала костюм для охоты и верховой езды, выполнил заказ, но из‑за погоды его творение до лучших времен заняло место в шкафу.
Альде было непонятно, почему ее с некоторых пор стала избегать баронесса. Леора держалась ровно и доброжелательно, но строго в рамках этикета, словно и не было ни их дружбы, ни веселых посиделок. Наконец она не выдержала и спросила о причине такого поведения у Лани, с которой Леора по–прежнему поддерживала дружеские отношения.
— Эта дура просто ревнует, — хмуро ответила та. — Я ей не раз говорила, что тебя не интересует Серг, но у нее свое мнение. Она уже сама не имеет на брата никаких прав, но продолжает любить. Глупо это все.
— Ну и зря, — огорчилась Альда. — Я через месяц уезжаю в баронство, а твой брат уйдет в поход. И потом кто он и кто я!
— Зря ты так говоришь, — сказала Лани. — От вашего баронства до нас всего полдня езды в экипаже. И разбойников скоро всех выбьют или отправят на карьеры ломать камень для города. А брат надолго в поход не уйдет. Леора хорошая девушка, но ты для брата была бы лучшей женой. Жаль, что он такой тупой и ничего не замечает. Как в других вопросах, так умнее его не найдешь, а как дело касается женщин… И еще эта принцесса!
Девочка кратко выразила свое отношение к принцессе в матерных выражениях, сделавших бы честь любому конюху.
— Лани! — девушка потрясенно уставилась на сестру герцога. — Что ты такое говоришь!
— Ты тоже какая‑то замороженная. Я же тебе говорила, что надо больше читать книги.
— Это тебе надо завязывать с чтением! В твоем возрасте не подобает говорить и думать о таких вещах!
— Я же не о себе думаю, а о брате! И о тебе, между прочим, тоже! Мне непонятно, чем этот лейтенант лучше моего брата? Выше ростом и шире в плечах?
— Что ты такое говоришь? Мы просто дружим.
— Если ты до сих пор не поняла, что этот лейтенант в тебя втюрился, то ты еще более тупая, чем мой брат! Пусть я начиталась разных книжек, зато я теперь твердо знаю, в чем счастье женщины!
— И в чем же?
— Полюбить сильного, смелого и доброго мужчину и быть любимой им самой, рожать ему детей и прожить вместе до самой смерти! В этом и предназначение, и счастье женщины!
— Ну ты и выдала! — ошеломленная ее напором пробормотала Альда. — Самой, что ли, книги почитать?
— Вы еще долго будете так орать, что все слышно через стенку? — спросил герцог, открыв дверь, связывающую его комнаты с комнатами сестры. — Лани, с сегодняшнего дня, прежде чем что‑то прочитать, покажешь мне. Рановато тебе еще думать о предназначении женщины.
— Хочешь сказать, что я не права?
— Почему же, под последними твоими словами и я могу подписаться. А вот лезть устраивать личную жизнь других людей не советую. И не важно, твой ли это брат или посторонний человек. Это люди должны делать сами.
— А если ты…
— Все, я сказал! Здесь уже прозвучало много такого, за что ты вполне могла бы отгрести по полной программе, не будь я таким тупым рохлей.
— Я не в этом смысле говорила, и ты это знаешь!
— Ладно, это у нас уже начинаются семейные разборки. Альда, я сейчас буду наказывать герцогиню, и вам при этом присутствовать совершенно необязательно.
— Я ухожу, милорд. Только прошу вас, не наказывайте сестру слишком сурово: она вас любит и переживает.
— Вот что значит быть добрым. Все просто начинают садиться на шею. Идите, госпожа Буше, мы как‑нибудь разберемся сами.
— Конечно, милорд, извините, — она сбросила тапочки и, быстро натянув сапожки, выбежала в коридор.
