Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Я видела в этот момент его лицо — на нем была жестокая неумолимость, губы искривлены усмешкой, с какой воины встречают опасность, требующую концентрации всех сил. Он снова, в третий раз, начал очерчивать жезлом рисунок, и цвет вновь стал заполнять изображение, затем, хоть и не выцвел, но побледнел.
Тогда шевельнулась моя мать. Она протянула одну руку мне, другую — отцу, и мы вновь объединили все силы, и эту энергию нашего единства она послала Илэриэну. Он на мгновение оглянулся, пораженный, и, вновь подняв свой жезл, начал вырисовывать заданный узор из линий и символов.
Я почувствовала, как укрепляется моя сила, вопреки тому, казалось бы, что я должна, наоборот, потерять ее, все отдав заклинателю, как того требовала моя мать. И тут я увидела, что цвет, окрасивший линии, не гаснет, не блекнет, а, напротив, разгорается все ярче зелено-синим огнем. Когда Илэриэн опустил жезл, рисунок переливался и пульсировал над мрачной землей. Вокруг застывшего в воздухе портала больше не дул ветер, хотя совсем рядом, немного в стороне, вовсю кружилась едкая пыльная завеса.
Несколько мгновений Илэриэн придирчиво осматривал свое творение, словно желая убедиться, что намерения его не разошлись с результатом, он создал именно то, что хотел, и нет здесь изъянов. Затем он сделал два шага вперед, не оборачиваясь, говоря при этом: «Мы можем идти… теперь!»
Разомкнув руки, мы с матерью подняли мешки, а отец крепко взял за руку Айлию. Илэриэн коснулся кончиком жезла точки скрещения линий в самом центре портала, словно вставил ключ в замочную скважину. Ворота открылись. Я увидела, как он исчез в них. Я прошла за ним, следом за мной — моя мать, затем отец и Айлия. И вновь меня подхватила болезненная круговерть времени и пространства, и я, упав, покатилась по жестким каменным плитам и, наконец, остановилась, ослепленная болью от сильного удара головой обо что-то твердое.
Я сидела, прислонившись спиной к спинке кресла — или трона? — возвышающегося в середине зала цитадели. Свечение Ворот было единственным источником света в этом помещении, где само время сгустилось, точно сумерки.
Заметив краем глаза какое-то движение, я слегка повернула голову и увидела Илэриэна с жезлом в руке. Его совсем, казалось, не интересовали Ворота, через которые все мы только что проникли сюда, он с изумлением оглядывался вокруг, рассматривая зал, словно изучая его пядь за пядью. Не знаю, что — или кого? — ожидал он увидеть здесь, может быть, толпу слуг и охранников, или своих домочадцев? Так или иначе, но было несомненно, что эта пустота и безлюдье потрясли его до глубины души.
Он приложил руки ко лбу и стоял так, слегка раскачиваясь, возможно, пытаясь заглушить тяжелые воспоминания. Затем он направился куда-то в глубину зала, держась ближе к стене, как будто хотел во что бы то ни стало отыскать что-то, без чего не будет ему ни покоя, ни мира.
Когда он ушел, я почувствовала, как тревога понемногу начинает отпускать меня, ибо было ясно, что сейчас ему не до нас, у него доставало и собственных забот. Стоило ли тогда дожидаться более удобного случая, чтобы пуститься в путь?
Преодолев волну головокружения, которая раскачивала меня и не давала оторвать рук от подлокотников кресла, я кое-как встала и огляделась, нетерпеливо отыскивая своих спутников. Отец, оглядываясь, уже стоял на ногах, рядом с ним лежала Айлия. Он перешагнул через ее тело и протянул руки моей матери, помог ей подняться и обнял ее. Они так и застыли, обнявшись, зримо являя собой словно бы единое тело и единую душу.
Они стояли погруженные в мир, который принадлежал только им двоим, а я смотрела на них. Внезапный порыв холодного ветра пробрал меня, вызвав озноб. Я смотрела и думала, какое это счастье — чувствовать свое единство с другим человеком. Килан, наверное, познал это со своей Дагоной, а Кемок отыскал Орсию. Именно этого бессознательно жаждала и я, когда уходила с Динзилем, а оказалось, что я была ему нужна не как подруга, но просто как колдунья, способная помочь осуществлению его честолюбивой цели. И когда я смотрела на своих родителей и видела мир, которым они владели, то поняла вдруг, что мне мало быть колдуньей, и я не могу поставить Дар превыше всего этого. Однако ничего другого меня в этом мире, похоже, не ждало.
Не существовало времени для тех, кто мог так слиться разумом и душой. Но нам нужно спешить, и я шагнула, оторвавшись от поддерживающего меня кресла, навстречу своим родителям.
16
— Пожалуйста… — Я чувствовала себя бестактной и бесцеремонной и говорила очень тихо, опасаясь, что слова мои разнесутся эхом по всему залу, а Илэриэн, вероятно, вернется с минуты на минуту, оторвавшись от своих забот.
Мать повернула голову и взглянула на меня. Очевидно, она прочла тревогу на моем лице, и сама обеспокоилась.
— Ты боишься? Чего же, дочь моя?
— Илэриэна, — ответила я прямо. Отец тоже насторожился, услышав это, и хотя одна его рука по-прежнему покоилась на плечах Джелиты, другая скользнула к поясу, словно готовясь выхватить оружие.
— Слушайте, — зашептала я, не решаясь прибегнуть к мысленному общению — в этом доме, насыщенном колдовством, мысли могли прозвучать громче, чем слова, произнесенные вслух.
— Я рассказала вам далеко не все. Эскор разорен, давно уже разорен и разодран колдовством. Многие из его прежних властелинов либо поглощены Тьмой, которую сами же вызвали, либо ушли через подобные Ворота в другие миры. Они сами вызвали эту беду в незапамятные времена, и на них лежит проклятье. Мы ведь мало что знаем про Илэриэна. Правда, я не верю, что он полностью принадлежит Тьме, ему подвластен синий цвет, а силы Тьмы им владеть не могут. Однако среди заклинателей Эскора были такие, кто вроде бы не следовал ни хорошему, ни плохому, но из любопытства, просто стремясь увеличить свои познания, они тоже несли зло. Мы сражаемся теперь за благополучие Эскора… я, к несчастью, способствовала возобновлению войны между силами Света и Тьмы, сотворив по неведению заклинание, чем и пошатнула установившееся здесь неустойчивое равновесие. И еще одна вина лежит на мне отныне, и я не смогу вынести это бремя. Боюсь, не случилось бы так, будто я привела сюда с собой колдуна, который вмешается в наши дела и, может статься, разрушит все, что мои братья и их товарищи создавали в тяжелых трудах.
Илэриэн знает слишком много, его нельзя ни оставить здесь, ни взять с собой в Зеленую Долину. Прежде чем мы дадим клятву быть его товарищами, мы должны поверить ему, но я…
— У нас мудрая дочь, — вставила Джелита. — А теперь расскажи нам, и как можно быстрее, то, что еще не рассказала.
И я, ничего не опуская, поведала им о Динзиле, о том, к чему привела наша встреча; когда я окончила рассказ, мать кивнула:
— Хорошо, теперь я понимаю, почему Илэриэн кажется тебе подозрительным. Но… — Она замолчала, словно прислушиваясь к чему-то, и я поняла, что она сейчас пытается установить с ним контакт, разыскивая его разум в лабиринтах цитадели.
— Так… — Ее пристальный взгляд, погруженный куда-то в глубь себя, наконец, встретился с моим. — Я не думаю, что нам надо бояться его. Между этим миром и тем существует огромная разница во времени. Мы даже представить себе не можем, какая это трагедия для него. Он ищет то, что ушло давным-давно, хотя годы оставили имена и события на свитках истории. Ему придется поверить, что это так, но он должен сам осознать это, сам, без подсказки. Представь себе, каково видеть, что твой собственный мир сметен и уничтожен. Я не думаю… Ты действительно веришь, дочь моя, что Илэриэн может представлять угрозу для нас и для тех, кого мы любим?
Вспомнив Динзиля, я отбросила колебания и сказала «да». Но видимо, мать так до конца и не поверила моим подозрениям. На какой-то момент она позволила мне заглянуть в свои мысли, и я смогла прочитать, быть может, и не полностью, то, что она узнала об Илэриэне. Боль и отчаяние от того, что открылось мне, были столь велики, что я задрожала и отступила, мне хотелось крикнуть — не надо, я не хочу этого знать!
— Видишь, — сказала мать, отпустив мой разум, — ему есть о чем подумать, не будем ему мешать. Если мы должны уйти…
— Тогда давай уйдем сейчас! — Мне хотелось сию минуту оказаться как можно дальше от этого места, которое было обителью Илэриэна, как можно дальше от мыслей о нем (если мне когда-нибудь удастся избавиться от этих мыслей), мне хотелось бежать отсюда со всех ног, словно за мной гналась стая серых.
Но в любом случае, прежде чем уходить отсюда, нужно было разрешить одну важную проблему: ведь Айлия была до сих пор с нами, и я теперь гадала, что нам с нею делать. Если вапсалы до сих пор живут в том прибрежном поселке, нам остается лишь разбудить ее спящий разум и привести девушку обратно к соплеменникам. Вероятно, перед этим стоило произнести какое-нибудь заклятие и стереть из ее памяти воспоминание о путешествии по ту сторону Ворот. Но если же окажется, что после набега население поселка было полностью истреблено, нам придется увести Айлию с собой в Зеленую Долину и просить Дагону и ее близких взять вапсалку под свою защиту.
