Донован Фрост - Храм ночи
— Оно, конечно так, мой король… — с сомнением пожевал губами Ройл, однако и паршивая шавка может поднять шум, учуяв засаду…
Но Конан перебил его:
— Это у тебя с похмелья или ты действительно стал трусоват? Где-нибудь в безлюдных горах или девственном лесу собаки, учуяв засевшего в чаще человека, начнут брехать и выть, а тут в двух шагах их собственный лагерь, и под каждой сосной по пьяному разбойнику валяется. Веди лучше на тропу и своих зови, а то упустим охотников.
И не собираясь больше спорить, кряхтя и ругаясь, Конан полез по скользкому склону вверх. Ройл вздохнул, снял висевший на шее деревянный свисток, подал условный сигнал, подражая крику некоей болотной птицы, и полез следом.
Не прошло особенно много времени — Конан и следопыт только и успели, что привести в относительный порядок измазанную одежду, как дрожащий зеленый полог сгустился, в тумане задвигались еле различимые вначале тени, затем туман расступился, пропуская бесшумно скользящих меж стволов деревьев воинов.
Ройл быстро объяснил им задачу и повел маленький отряд в самую непролазную чащу, руководствуясь одному ему понятными соображениями, почерпнутыми из задушевной беседы с молодым разбойником. Дорогу преградил бурелом, высившийся, будто замок лесного людоеда. Туман оставлял на серебристых стволах полусгнивших деревьев, наваленных самым причудливым образом, легкий белесый пушок. Тянули узловатые щупальца вывороченные корни вековечных деревьев, обнажая в плоти земли ужасные раны, — на эти ямы, полузатопленные подернутой ряской водицей следопыты косились особенно неприязненно, стараясь обойти их стороной. Кто знает, что за зверь или нечисть может броситься оттуда на осмелившихся нарушить лесной покой людишек?
Проплутав изрядно в этом лабиринте, отряд аквилонцев выбрался на небольшую полянку. Все отряхивались, словно лоси после переправы через ручей, хрипло и зло переругиваясь, вновь сгибая луки и натягивая тетивы, до того заботливо смотанные и упрятанные в холщовые мешочки — жилы берегли от влаги. Конан, спохватившись, стал шарить по перевязи, и один из телохранителей протянул королю его меч, оставленный в самом начале пути.
— Кром, — сквозь зубы проворчал Конан, нацепляя ножны. — Это уже совсем не годится. Оставил меч гнить в какой-то канаве, словно деревенский увалень, пригнанный главным королевским лесничим на тушение лесных пожаров…
Ройл меж тем озирался, явно ища и не находя некоей метки. Лучники все возились со своим нежным снаряжением, северяне вполголоса частили ненавистные леса, где не на что сесть, и нет ни капли свежего воздуха, ни луча солнца.
Старый разведчик негромко вскрикнул, указывая на зарубку в коре разветвленного вяза, и уверенно повел отряд за собой — опять в непролазные заросли. Конан повеселел, слушая за спиной каркающие северные ругательства на выразительном ванирском наречии вперемежку с именами хайборийских богов, снабжаемых самыми нелицеприятными эпитетами на его родном киммерийском.
Наконец мучения нордхеймских и киммерийских наемников кончились — Ройл вывел их на поросший колючим кустарником холм, косо обрывавшийся к югу урочища. Искомая тропа проходила по низу разлома, идущего в теле Совиной Горы по самым укромным чащобам, и косогор висел над ней козырьком, будто созданный для засады.
— Это надо совершенно обнаглеть, чтоб не выставить тут охраны, — проворчал Конан, вглядываясь в дрожавшую над лесами хмарь, в которой где-то с запада улавливался нарастающий птичий гомон.
Вернее, варвар уже смог определить, что к тропе движется большая группа людей.
— Митра свидетель: беспечные добытчики — это как раз то, что нам надо, — проворчал Ройл, распределяя людей вдоль гребня. — Если нас прихватят здесь, то основные силы вряд ли успеют подойти к нам на помощь, хоть я уже и послал за ними. Прижмут вот к обрыву и перебьют, как щенков-несмышленышей.
— Да, могут и прихватить, а могут — нет, — с видимым сожалением пробормотал Конан, устраиваясь среди колючих кустов с таким треском, словно кабан-секач на лежку.
— Да будет еще драка, мой король, будет. Не забывай, что их тут тьма. Перебьем-вот охотников, двинемся дальше, и будет нам за каждым кустом арбалетчик, за каждым стволом — мерзавец с ножом в зубах. Главное, — Ройл уже обращался к своим воинам, — чтобы никого не пропустить. Положить всех!
— Да, да, — чуть повысил голос Конан, — а то всполошим лагерь раньше времени, и уйдут они, а всех не переловишь в этих-то дебрях.
— Все равно отступят на немедийскую сторону. Хват уже не раз проделывал этот номер, — тихо пробурчал Ройл.
Он видел в своих нехитрых планах громадную брешь, но не решался перечить неистовому киммерийцу.
«А ну как действительно уйдут за кордон? Мы что же это, полезем к соседям?» — ломал себе голову седой ветеран, и что-то в самой глубине души говорило ему, что цель Конана, прикрытая скороспелым решением идти на разбойников, на самом деле именно такова.
«Неужто ринется наш король добивать их в немедийских землях… Тогда пограничный заслон немедийцев набросится на нас, как мы сами когда-то выкинули их с территории Аквилонии. Может, на это и расчет… Поговаривают, что Конан не прочь устроить заварушку, с кем попало, а немедийцы — неплохой выбор. Ох, уж мне эти стареющие короли да герцоги».
Ройл с обычным для бывалого служаки презрением к вышестоящим сплюнул и вздохнул, начиная понимать, что тихое гарнизонное сидение безвозвратно закончилось.
Меж тем стало слышно, что разбойные люди совсем уже близко. Вот послышался собачий лай, затем короткое ржание, голоса. Они шли, совершенно не скрываясь, будто законные владетели этой дикой земли, весело и беспечно. Уже явственно доносился смех, нестройное пение и даже лихой разбойничий посвист из тех, что тревожат сны толстых купцов и караванных вожаков. Ройл стиснул зубы и покосился на Конана. Как еще отнесется король к такой наглости на своих землях.
Однако августейшая особа признаков недовольства своими порубежниками выказывать и не собиралась. К удивлению ветерана, лицо киммерийца было совсем не похоже на разъяренный лик властительного вельможи, по цветущему саду которого расхаживают воры. Напротив, лицо короля выражало скорее затаенную грусть и некую светлую печаль.
Ройл, вспоминая байки о прошлом Конана, хмыкнул. Очень уж это было похоже на тоску по ушедшей залихватской юности. Когда лихой посвист раздался во второй раз, Конан вздохнул и шумно заворочался. Ройл ухмыльнулся и, забыв о грустных мыслях, припал к мокрой земле, превращаясь в бездушный призрак войны — комок настороженности: лишь слух да зрение, даже дышать перестал.
