Беттина Белитц - Дьявольски рисковый (ЛП)
- Откуда ты это знаешь?
- Прочитал её сообщение. - Леандер небрежно указал на мой мобильный, который всё ещё лежал на подушке.
- Я говорила тебе уже тысячу раз, что тебе нельзя копаться в моём телефоне! Я этого не хочу! - Мой тон напоминал мне раздражённых матерей в парке Мира. Именно так они говорили, когда их ребёнок что-то сделал, чего не должен был.
Мамочка этого не хочет! Положи лопатку назад! И не ешь песок! Не то мама рассердится! Ужасно. Но это всё равно его не заботило.
- Успокойся, я по крайней мере ответил ей, ты этого никогда не делаешь. - В этом он к сожалению был прав. Я только в самых крайних случаях писала короткие сообщения. Я не видела в этом смысла. Если я хотела кому-то, что-то сказать, то ведь могла и позвонить ему. Это было бы намного быстрее.
- И что скажи, пожалуйста, ты ответил? - Я спряталась за открытой дверью, чтобы снять пижаму и надеть вещи, и надеялась на то, что Леандер и дальше останется стоять на коленях возле полочки, чтобы найти дневник дружбы.
- Что она может позвонить мне в любое время, когда будет горевать. То есть тебе. Что она и сделала. Ха-ха. - Застонав, он опустился на живот, и его верхняя часть тела исчезла под диваном. - Подожди, я думаю, вот и он ...
Я использовала возможность, чтобы скользнуть в свежую маечку, а наверх надеть футболку с длинным рукавом. Теперь ещё брюки, готово. Мой расчёт времени был хорошим. Когда Леандер выбрался вместе с дневником дружбы в руках из под дивана, босыми остались только мои ноги. Торжественно, он поднял его вверх.
- И как же он выглядит? - воскликнула я в ужасе. На обложке красовалось большое, тёмное, жирное пятно, а ленточка, которую Софи вплела для обозначения страницы, была вся в крошках.
- Это я сейчас исправлю! - Леандер засунул дневник под свою жилетку, прежде чем я смогла вырвать его у него из рук.
- Иди спокойно завтракать. Я всё снова починю. Я приду сегодня в школу только к большой перемене.
Я спрашивала себя, как он хочет починить жирное пятно, но перестала об этом заботится, потому что мой желудок требовал кофе и тост с арахисовым маслом. К тому же было гораздо легче завтракать, когда Леандер не сидел под столом, ожидая, чтобы я подавала ему еду. Поэтому я оставила его с дневником наедине и исчезла на кухне.
Мама уже слопала свои мюсли и смотрела тусклым взглядом в кружку с чаем. На моё приветствие «доброе утро», она отреагировала только измученным вздохом. Но что меня больше всего обеспокоило, так это то, что она была не накрашена.
Даже не нанесла блеска для губ. Я почти не узнала её.
- Что-то случилось мама? - спросила я осторожно. Было рискованно спрашивать маму о здоровье. Часто я получала таким образом информацию, которую никогда не хотела узнать.
И ни в коем случае её нельзя было ненароком вовлечь в разговор на женские темы. Из него не возможно было больше сбежать. Мама с удовольствием любила говорить о гормонах и их чудесных последствиях. Но я слишком любила маму, чтобы не спросить, почему она, вздыхая, уставилась в свою кружку, как будто сообщили о том, что следующие шесть недель будет лить проливной дождь.
- Я думаю, для меня это слишком. Слишком много стресса ..., - размышляла она. Слишком много стресса? Что она под этим имела в виду?
- Работа в гимнастическом клубе? - предположила я, хотя не могла себе представить, что для тренера это могло быть более напряжённым, чем для учеников. - У тебя была только одна тренировка ... подожди какое-то время, - попыталась я переубедить её, когда она не ответила. - Ты снова к этому привыкнешь.
О, пожалуйста, пожалуйста, продолжай этим заниматься, умоляла я маму в мыслях. Это мой единственный шанс выходить свободно на улицу. И возможно твой единственный шанс вести счастливый, уравновешенный брак.
- Да, точно, но ... - Мама указала с озабоченным выражением лица на своё левое ухо. - Оно звенит. У меня в ухе звон. С сегодняшней ночи. Или со вчерашней?
Я положила тост снова на тарелку, хотя ещё даже не откусила его. Аппетит пропал.
- Звон? Что за звон?
- Ну такой. - Мама выпрямилась и поджала губы. - Тряляля-траляля-траааааааа-ляляля-ляяяяяя ..., - изобразила она на пронзительных высоких частотах. Это звучало ужасно! Инстинктивно я зажала уши.
- Ладно, мама! Я поняла.
- Как один из этих шумов по радио, Люси! И это не прекращается. Я думаю, мне нужно пойти к врачу. Я читала, что при тиннитусе нужно быстро консультироваться с врачом.
- А мне нужно быстрее в школу. Пока, мама. - Я мимоходом поцеловала её в щёку, оставила лежать тост нетронутым на тарелке и быстро пошла в мою комнату.
- Теперь и у мамы тоже звон в ... - Я остановилась, потому что Леандера здесь больше не было. Дневник дружбы лежал на моей кровати. Жирное пятно заклеено кусочком серебряной бумаги в виде облачка, на котором Леандер нарисовал водостойким фломастером сердечки. Крошек на закладке больше не было, зато на моей подушке. Очень хорошо.
Неохотно я должна была признать, что дневник выглядел лучше, чем раньше, но сердечки мне совершенно не подходили. Во всем, что связано с Софи, Леандер не должен рисовать сердечки. Даже если Софи никогда не узнает, что это он нацарапал их на обложку, а не я. Достаточно было того, что это знала я.
Я положила его в сумку и поехала на электричке в школу, где ожидала Софи в классе. Она выглядела опухшей, когда две минуты после звонка, спотыкаясь, зашла в зал. Она должно быть ревела часами. Но задрала свой круглый носик в воздух, гордо и величественно, в то время как промчалась мимо Леона, и села, тяжело дыша, на свой стул рядом со мной, чтобы тут же вырвать у меня из рук дневник.
- О, Люси, что ты такое сделала, это мило! - прошептала она хрипло, когда увидела сердечки.
- Там было пятно, - прошептала я и сделала вид, словно листаю в своей тетради, потому что госпожа Шварц бросила на меня строгий взгляд. Конечно же и в школе тоже разошлась молва, что случилось в нашем отпуске во Франции. С того времени учителя ещё больше следили за мной, чем раньше. Не только господин Рюбзам, который обвинял себя лично в том, что не достаточно приглядывал за мной, но также и все его коллеги. Поэтому я пыталась со всей силы игнорировать удивлённый, поражённый, восторженный и весёлый вздохи, которые менялись с каждой секундой от одного настроения к другому.
Что в моей записи было такого необычного? Честно говоря я даже не могла больше вспомнить, что я вообще что-то написала. Да, я твёрдо собиралась сделать это, но разве при вопросе, какой мой любимый предмет, я не ужасно устала и самое позднее на любимых книгах (никаких) не заснула?
Я хотела скосить глаза в сторону, но теперь госпожа Шварц наказала и Софи острым взглядом и та поспешно спрятала дневник в рюкзаке, прежде чем нам навяжут штрафную работу. Штрафная работа по математике, была самой изнурительной из всех штрафных работ. Софи выстроила из книг стопку рядом с собой, которая была такой высокой, что Леон не мог на неё смотреть (что он вовсе и не намеревался делать, но Софи действовала из принципа) и следовала оставшееся время за уроком, хотя иногда у неё вырывался удивлённо-восторженный вздох. Я большую часть времени смотрела на свои ноги, и перебирала вопросы в голове, на которые не могла ответить.
