Людмила Ардова - Путь дипломатии
— Вот ваш плащ, Льен, я сохранил его в память о вас.
— Плащ! Да, это мой плащ — так он был все это время у Товуда! Он сохранил его.
— Боюсь, что я несправедливо о вас думал, барон, если это досадная ошибка и интрига, в которую вас втянули против вашей воли, то прошу принять мои искренние извинения.
— Но, скорее всего, вы также несправедливы в отношении герцогини. Можно ли бросаться такими обвинениями в адрес столь знатной особы?
— Нет, уж тут я не ошибаюсь — это точно! Как же мы с вами расстались?
— Я не помню — кажется, мы выпили лишнего, и я проснулся в своей комнате, а вас там уже не было.
— Так мы даже не попрощались?!
— Я не помнил этого.
Товуд не был артистом. Сыграть радость при виде меня, столь недоумение, растерянность, — я склонен был ему поверить. Вероятно, Кафирия чем-то околдовала его. Теперь мне пришлось извиняться за свои подозрения.
Товуд пригласил меня сесть, и я не стал отказываться — мне было интересно побеседовать с ним.
— Но как же вы провели все эти годы?
Он как будто не видел разницы между нами. Словно я был для него по-прежнему графом Улоном, равным ему по званию и по положению в обществе. Барон сумел пролить бальзам на мое растоптанное самолюбие.
— Я был в дальних краях, если вы помните, мне запретили появляться в Мэриэге. Так что сейчас я нарушаю королевский приказ.
— Ах, поверьте, вы не единственный кто делает это! — засмеялся Товуд.
"Так он в оппозиции королю"! — с удовольствием подумал я.
— Я совершенно далек от всего, что происходит в столице, и если бы не мои личные дела, то еще долго бы не появился здесь.
— Мэриэг сильно изменился. Теперь здесь всем заправляет некая баронесса Авеиль Сав. Она возглавила орден Черного лиса. Многие противились этому, но ее власть при дворе огромна.
— А что случилось с графом?
— Он плохо кончил — старческое слабоумие.
— Хм. А что с Аров-Мином?
— Его убили.
— Как странно! И кто?
Товуд пожал плечами.
— А король?
— Король очень дружен с этой баронессой Сав. Во всем ей потакает.
— Так она его любовница?
— Отнюдь. Я не знаю: в каких они отношениях, но не любовники, это точно.
— Кто же теперь фаворитка?
— Король изменил своей любимой Бессерди. Она позволила себе какие-то резкие замечания в его адрес и ее отравили. Во всяком случае, так говорят. Тамелий после смерти Бессерди приблизил к себе Шалоэр, затем сменил ее на блондинку Фелису.
— Чем занимается Миролад Валенсий?
— Ему приходится делить власть с Локманом и Сав. Он ненавидит обоих.
Новостей было достаточно, но я хотел услышать что-либо о своих друзьях.
— Орантон отдалил их от себя, — сообщил мне Товуд, — зато приблизил одного очень ловкого человека, графа Влару.
Услышав это имя, я сразу напрягся. Вот кого я уж точно не хотел увидеть в числе живых. Я хорошо помнил ту историю с его отцом. Я помнил про измену Алонтия. Я помнил все. И мне очень захотелось его уничтожить.
Попрощавшись с бароном, с просьбой хранить мое появление в секрете, я думал о том, как мне забрать у Кафирии камень и документ.
Амулет для создания личины помог бы мне в этом, но Гротум не захотел мне оказать услугу, да и кому она доверяет настолько, чтобы показать местонахождение этих вещей. Кому доверяет она? Пожалуй, никому! Но я мог воскресить незабвенный образ Френье. Нет! Она не поверит, решит, что это колдовство, но возможно потянет руку к своему тайнику, чтобы извлечь камень. А почему он должен быть в тайнике? Вероятно, она носит его на своем теле. Нет, это не годится! Войти в ее дом под покровом плаща и… обыскать его? Это может помочь. Так, я однажды узнал о тайнике Рантцерга. Достаточно просто понаблюдать. Но если на ней камень, обладающий магией, то она может узнать о моем присутствии. Но ведь у меня тоже есть камень, извлеченный из меча. Он был на цепочке, висевшей на шее.
Теперь он всегда со мной. Я закрылся магией плаща и направился на улицу Сокола, к дому Кафирии Джоку.
Признаюсь, разные чувства овладевали мной, когда я подходил к огромной двери украшенной драконьими мордами, над, которой находился герб герцогства Джоку: три меча, лебедь и роза. Я с трудом смирился с тем, что так бестолково оказался жертвой искусного обмана герцогини. Я ни на минуту не заподозрил ее в неискренности. А ведь она с самого начала нашего знакомства использовала в своих интересах мое доверие к ней. Наверное, я поверил ей, потому что она много раз помогала мне, прятала Амирей, делилась откровенными мыслями о короле и его приближенных, была в близких отношениях с бунтовщиком Турмоном. Вот так она заставила меня думать, что мы на одной стороне.
Мой позорный крах в Красном зале возвел между нами непроницаемую стену, и на этом можно было поставить точку — я бы понял. Но Джоку решила поступить иначе — она надумала избавиться моими руками от своего соперника, присвоить его артефакт. Возможно, я простил бы ее за разрыв отношений, но я не мог простить ей то, что она вздумала использовать меня как пешку в своей игре.
Умная, талантливая и изощренная герцогиня! Ее способности мог бы использовать король, но он пренебрег ею. Ступая по мягким синегорским коврам, я неслышно обошел весь дом. Прежде кабинет Кафирии, в котором я часто бывал, располагался по левой стороне от входа. Но она изменила положение комнат, и теперь уединялась в комнате, в конце коридора ведущего в правую часть дома. Она сидела за роскошным секретером, и… писала письма. Малиновая тяжелая роба из дорогой ткани открывала босые ноги, нервно потаптывающие по пушистому ковру. Целая пачка писем уже была запечатана в конверты. Да, у нее обширная переписка! Герцогиня отличалась сдержанностью, стиль ее был суховат и лаконичен.
"Что будем делать?" — мысленно спросил я себя.
С недавних пор во мне шел мучительный диалог между двумя разными сторонами моей личности. Как примирить в себе дворянина, живущего согласно кодексу чести, и бывшего авантюриста, человека без принципов и морали, каким меня угораздило стать под влиянием обстоятельств и собственного малодушия.
— Кафирия не оставила мне выбора, она играет не по правилам, — сказал сэлл Жарра.
— Но теперь ты уподобляешься ей, — возразил барон Жарра.
И все-таки в этом споре победил трезвый расчет и элементарный цинизм. Я начал шпионить. На войне как на войне.
Я встал за спиной герцогини, но она что-то почувствовала, повела плечом и потом нервно поднялась и подошла к окну. Плотно затворив его, она снова уселась и продолжила работу.
Кэлла Джоку скрупулезно строчила свои послания. Герцогине Гиводелло — приглашение на вечер, графу Пушолону — просьба привезти из его погреба белого вина, которое она жаловала.
