Райдо Витич - Обитель Варн
-- Ты...ты чего, а?...Эй, Лиса?! Э!
Алиса резко села и уставилась на Маликову. У той лицо вытянулось от вида заплаканной Сталеску. Это ж чему нужно случиться, как ее нужно довести, чтоб она заплакала?
-- Умер что ли кто? - спросила с сочувствием, подходя ближе.
-- Ага, Игорек, -- всхлипнула девушка и скривилась. -- Гад, сволочь! Ненавижу!!
Люция побледнела, сообразив, в чем дело, села рядом с Алисой, обняла за плечи, успокаивая:
-- Брось, выкинь его из головы. Подумаешь, нашелся тоже мне. Красивая картинка, не больше, а человек - дрянь. Я тебе говорила: скользкий он, ненадежный. Отставку дал, да? Подружку завел?
-- Оставь, -- скинула ее руки с плеч Алиса: без расспросов тошно.
-- Да, все, все. Может, пойдем куда-нибудь? Увольнительная все-таки. Сподобились, вторую за год получить, тьфу ты - и как удачно! Что тебя звонить-то ему потянуло? Или сам прорезался?
-- Я.
-- А-а-а, понятно - ностальжи.
-- Представь. За последние три месяца одно письмо, восемь строчек. Продекламировать?
-- Обойдусь, -- поморщилась Маликова. -- Мне и Шекспир не нравится, а уж письма твоего Стрелкова точно - не шедевр. Не для моей психики опусы.
-- Почему, Люся, почему? Он ведь обещал, клялся.
-- От-ты! Нашла кому и чему верить! Все клянутся и все клятвы забывают.
-- Но ведь это не правильно, не честно.
-- Не смеши ты меня - "честно", "правильно"! Наши вон в академии учатся, по вечерам мамины пирожки трескают и в клубы ходят. Чистенькие, честненькие. Напомаженные. А мы из-за какой-то фигни здесь дохнем. Им карьера светит, а нам выжить бы.
-- Мы, как животные, -- задумчиво протянула Алисия, глядя перед собой.
-- В смысле? - нахмурилась Люция. -- Ты того, подруга, крышу в круиз по дальним странам отправила, да?
-- Мы действительно, как животные, -- повернулась к ней Сталеску. -- Живем на инстинкте, а из желаний лишь самые банальные, низменные - поесть, поспать. Ты когда последний раз читала, что? А в небо смотрела?
-- Давно, -- пожала плечами девушка, не понимая, в чем криминал.
-- И остальные. Посмотри вокруг.
-- Зачем? Когда смотреть-то? Толк? Каждый живет, как может, и выживает, как умеет.
-- Не могу я больше так, не хочу. За что? Нет, ответь - за что нас прессуют? За то, что шалили? А что, мы кого-то убили? Что-то украли?
-- Угу, соцкарты вспомни, -- вздохнула Люция. Алиса посмотрела на нее и свесила голову - да, было дело, вытащили из кейса одноклассника соцкарту. Но ведь положили на место потом. У Анаконды на спор жетон от домофона вытащили прямо из кармана, а их поймали. И сколько ни доказывали потом, что без плохого умысла, а для проверки ловкости это сделали - бесполезно. А потом еще с горя, решив, что хуже не будет, а лучше наверняка - напились.
А сколько еще безобидных нелепостей было вменено им в вину?
-- Не повезло, вот и все. Умнее надо было быть, гибче. Ничего, научимся.
По казарме пошло гулкое эхо шагов - Стокман.
-- Принесла нелегкая, -- процедила Люция, вставая.
-- Если опять измываться начнет - убью гада, -- заверила Алиса, пряча глухой, неистребимой ненависти взгляд.
Сержант остановился посреди казармы и приказал:
-- Рядовые Сталеску и Маликова, ко мне!
Девушки нехотя подошли.
-- Смирно!
Замерли, вытянувшись.
-- Ваша увольнительная отменяется. Заступаете на вахту через час. Охрана пункта связи.
-- Твою мать! - не сдержалась Люция: мало, отменили долгожданную увольнительную, так еще и ставят на самый солнцепек! Будут они теперь вместо бассейна и сытого ужина в каком-нибудь приятном заведении, стоять, как подсолнухи в огороде, до 6 утра. Нет, пора сержанта убивать, иначе он убьет их.
Алиса подумала тоже самое, но в более резкой форме. Ее лицо закаменело
-- Вы что-то сказали? - зловеще процедил Стокман, шагнув к Маликовой. Та вытянулась сильней и сжала зубы, чтоб невзначай не плюнуть в ненавистную рожу изверга.
-- Я, -- спокойно ответила Сталеску.
-- Не понял? - повернулся к ней сержант.
-- Я сказала: Вашу мать и весь состав родни! И вас! И вашу гребанную службу! И ваши приказы!
Лицо сержанта окаменело. С минуту он переваривал услышанное, придумывал страшную кару рядовой. Люция, струсив, легонько толкнула подругу в бок: теперь хоть промолчи, чтобы он ни сказал.
-- Пять нарядов в мужском сортире, приступаете сейчас, -- разжал зубы Стокман.
-- Не имеете права.
-- Вас ждет карцер и трибунал, рядовая, -- заверил после повторной паузы.
-- За что?
-- Оскорбление старшего по званию, отказ выполнять приказ...
-- А кто вас оскорбил? - выгнула бровь Маликова. Сержант уставился на нее, соображая, что единственный свидетель оскорбления, далеко не свидетель, легче на эту роль пригласить прикроватные тумбочки. Что остается?
-- Игнорирование приказа...
-- Уже идем, -- заверила Маликова.
Сержант скрипнул зубами, оглядев срочниц. Он еле сдерживался, чтоб не перейти грань дозволенного и не проучить, не вернуть оскорбления, все пакости, что вылились на его голову за последние месяцы двум ненавистным девицам сейчас, прямо здесь, грубо и настолько доходчиво, чтоб на весь оставшийся год службы хватило. Причем так, чтоб после вправления мозгов и исправления перекосов в воспитании, служить бы им пришлось в лазарете. И закончить службу инвалидами.
Но их двое, он один. Неприятности, встречи с кураторским отделом дивизиона, служебные разборки ему ни к чему. Но эти промокашки вместе сейчас, а что будет завтра, по большому счету, зависит от него.
Стокман качнулся к Алисе:
-- У меня очень длинная память. Живи, но помни об этом. Чаще оглядывайся.
Развернулся и, кинув через плечо:
-- Швабры получите у дежурного! -- чеканным шагом покинул казарму
-- Крантец, -- вздохнула Люция.
-- Хуже не будет, -- неуверенно протянула Алиса.
Маликова считала иначе, но разочаровывать Сталеску не стала. Только поблагодарила взглядом за дополнительные неприятности. Их, по ее мнению, без того хватало, и хоть тяжело, но служба все ж шла и стремилась к закономерному окончанию, на финише которого их ждали чистые учетные карты и светлые, вполне заслуженные после выхлебанного дерьма перспективы. Которые, благодаря несдержанности Сталеску, превращаются в миф. Учитывая мстительность сержанта, понять, как пройдет оставшийся год службы, не трудно, а если еще учесть, что характеристики и предписные листы оформляет он, то... В принципе уже можно не спешить к финишу: орден в виде направления в академию им не светит. Выходит, с чем пришли, с тем и дальше идти? Нет, она не согласна. Сталеску вспылила, а Маликова-то причем? Они, конечно, подруги, но стоит ли из-за этого жизнь себе ломать? Как там, в народе, говорят? "Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда". И жить желательно хорошо, долго и счастливо.
