Н Джеймисин - Сто тысяч Королевств
— Боюсь, что вы первый, мессир. По праву преимущества: вы знаете меня, я же вас — нет.
Он удивлённо приподнял бровь, потом улыбнулся и отвесил (не без насмешки) шутливый полупоклон:
— Ах да, ну как же, совсем забыл о манерах. Извольте представиться, Вирейн, местный бумагомаратель, заведую дворцовой канцелярией. Ну, и в некотором роде ваш родич. Дальний. Боюсь, что вы порядком запутаетесь в родословной, ища моё имя. Впрочем, лорд Декарта счёл возможным оказать мне радушный приём, введя в Старшую линию Семьи. — Он постучал костяшкой указательного пальца по чёрной метке на лбу.
Бумагомаратель? Нет, скриптор. Значит, он один из тех амнийских учёных мужей, избравших делом своей жизни изучение божественных письмен. Но Вирейн совсем не похож на хладнокровных подвижников-аскетов, порождённых моим воображением. Моложе, много моложе, чем следовало бы (даже на пару-тройку лет младше моей матушки). Но определённо не на столько, чтобы заиметь столь белоснежную седину. Может, он, как и мы с Т'иврелом, Амн-полукровка? И кто-нибудь из его родителей смешал кровь с чужеземцем?
— Рада приветствовать, — соблюла я вежливость. — Но не могу не задаться вопросом, какой прок дворцу в скрипторе? Чего бы ему изучать боговы свитки силы, когда живые боги носятся по здешним коридорам?
Кажется, ему доставил удовольствия мой вопрос: немногих, вестимо, заботили его труды.
— Ну, во-первых, боги не всемогущи и не вездесущи. Каждый день сотни людей в Небесах пользуются малой, бытовой, магией. Вызывай они каждый раз Энэфадех, дела бы с мёртвой точки не сдвинулись. К примеру, лифт, переместивший вас на мой ярус. Или воздух… — заметили расстояние от земли до Небес? — на такой высоте он чересчур разрежен, холоден и непригоден для людей. Магия сдерживает дворец в удобстве.
Осторожно я присела на табурет, поглядывая вскользь по сторонам. На столешнице были аккуратно разложены: несколько маленьких кисточек, чернильница, скол полированного камня, испещрёный странным переплетением завитушек и ломаных линий. Порождённие их было столь неприятным, чуждым — чужим! — глазу, что я резко отвернулась, не вынеся диковинного зрелища. Желание это диктовалось самой сутью вещи: то был язык богов — сигил.
Вирейн присел напротив, а Сиех, недолго думая, устроился и вовсе поперёк скамьи, опершись подбородком о скрещённые руки.
— С другой стороны, — продолжил Вирейн, — есть некие виды магии, где Энэфадех и вовсе бесполезны. Боги есть существа, необычайно могущественные — в своей области, — но, так сказать, ею же и ограниченные. Ньяхдох бессилен днём. Сиех… — Мужчина насмешливо кивнул в сторону: юный бог одарил нас невинной улыбкой. — …натура увлекающаяся, им движет исключительно любопытство — дорвётся до интереса, покоя от него не жди. Во многих отношениях, мы, смертные, сравни нас с богами, более… кхм, скажем, за неимением лучшего… универсальны, что ли. Более цельны. Так, ни один их них не в силах продлить — а тем более, создать — жизнь. Простейший акт делания детишек — доступный любой невезучей харчевной подавальщице или беспечному служаке, — власть, уже тысячелетия, как утерянная богами.
Краем глаза я видела, как выцветает, бледнея, улыбка Сиеха.
— Продление… жизни? — Мне были ведомы толки о том, что на деле творят некоторые скрипторы своим даром. Нехорошие, что там, — откровенно пугающие слухи. И внезапно меня озарило: а ведь мой дед стар. Очень, очень стар.
Вирейн кивнул, сверкнув глазами, словно учуяв нотку неодобрения в моём тоне.
— Это Великий Поиск наших изысканий. Когда-нибудь мы могли б достичь и бессмертия. — Он прочитал неподдельный ужас, столь явно охвативший меня, и улыбнулся примирительно: — Хотя цель эта небесспорна.
Бабушка всегда упреждающе говаривала: Амны — богомерзкие чудовища. Я отвела глаза.
— Т'иврел пояснил, вы пометите меня сигилом.
Он уже не скрывал ухмылки, откровенно забавляясь. Над маленькой, чопорной дикаркой. То бишь, мной.
— Уммм…хмм…
— Какая в нём сила?
— Ну, кроме всего, сдержать Энэфадех от попытки убить вас. Вы же видели их возможности.
Я нервно облизнула губы. Повела рукой в смутном жесте:
— Ну… да. Я… не знаю. Они были… такие… — Как бы высказаться, да не оскорбить Сиеха?
— Распустившиеся непотребно без привязи? — вклинился живо помянутый бог, зло сверкнув глазами. Он явно наслаждался моим замешательством.
Я вздрогнула, поморщившись:
— Да.
— Смертное тело — их узилище, — проигнорировал выходку Сиеха Вирейн. — Каждая живая душа в Небесах — их тюремщик. Волей Пресветлого Итемпаса они связаны клятвой служить потомкам Шахар Арамери. Величайшей из первосвященниц Его. Но к дню сему наследников её крови и тысячами не исчислишь… — Он пожал плечами, небрежно махнув рукой в сторону окна. Будто бы весь мир слыл уже единым родом. А возможно, скриптор просто имел в виду Небеса: они одни кольцевали ему целый мир. — Предки нашли выход, разграничив контроль. Клеймо скрепляет власть над Энэфадех — и связывает кровь вашу с родом. А кроме того, явствует ранг в семейных линиях. Я подразумеваю, что оттого слабее или сильнее ваша кровь, зависит и сила права повелевать богам.
Вирейн взял кисть, но в чернила не окунул. Взамен его свободная рука легла мне на лоб, отводя с лица пряди волос. Сердце сжалась, бешено стуча, покуда скриптор внимательно осматривал меня. Такому доке в своёи деле да и не разглядеть метки, оставленной Закхой? На мгновение блеснула мысль, что он догадался: на полвздоха мужчина задержал взгляд (и меня словно хлыстом огрело). Но, очевидно, боги были мастерами не хуже: убрав руку, скриптор уверенно занялся смешиванием краски.
— Т'иврел пояснил, что знак несмываем, — сказала я, в основном, чтобы успокоить нервы. Чёрная жидкость по виду напоминала обычные чернила, что повсеместно используют для письма; хотя, вряд ли для сигила годился простой чернильный камень.
— Если Декарта не прикажет его удалить, то — да. Представьте, что это — татуировка, но безболезненная. Вы свыкнетесь с нею.
Увы, но перспектива заполучить себе клеймо (особенно, несводимое) не вызывала во мне должного восторга, но протестовать было чревато. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, я спросила:
— Энэфадех. Почему вы зовёте богов таким именем?
Мимолётная тень хорошо знакомого мне чувства пробежалась по лицу Вирейна. Расчёт. Похоже, я только что частично расписалась в своём поразительном невежестве, и он, без раздумий, использует это при случае.
