Саша Суздаль - Туманный Кот
Тут были свои причины. Во-первых, она хотела немного отомстить Слэю за то, что бросил её, как и все предыдущие мужчины, а во-вторых, за ней ухаживали все братья Гай, и она хотела проверить на кого из них можно положиться. Оказалось, что на всех. Такая преданность братьев к ней тешила её самолюбие и нравилась ей, а если учесть, что сестра братьев может стать ей золовкой, то стоило позаботиться и о Эйсиноре.
— Мне кажется, я помешала разговору? — спросила Мари, порывшись в головах присутствующих. «Ничего себе!» — подумала она: «Этот Слэй ещё тот ловелас!» Она внимательно рассмотрела Слэя, но ничего интересного для себя не нашла. «Лучше Томы никого нет!» — с удовольствием констатировала Мари и продолжила разговор с собравшимися: — Если я вам мешаю – я могу уйти?!
— Нет, ты нам не мешаешь, — фамильярно поспешил сообщить Слэй, зная о том, что под защитой Мари ему ничего не грозит. Братья Гай так не думали и восприняли Мари, как одну их его бывших любовниц и их и без того суровые лица стали ещё мрачнея.
— Как давно ты её знаешь? — спросил Гай Грегор, указывая на Мари.
— Я знал её ещё до знакомства с Эйсинорой, — неосмотрительно сообщил Слэй, совсем не вкладывая в сказанное никакого подстрочного смысла. Мари, прочитав мысли братьев и Секлеции, которая стояла у дверей каюты, закрыла свой рот ладошкой и захихикала. Наложив на лицо равнодушную маску, она хихикала внутри, но потеряла контроль, отчего братья подумали, что неизвестная девушка над ними насмехается.
— Ты хочешь уйти с ней? — воскликнула Эйсинора, переваливаясь через борт. С её одежды ручьём текла вода, а чёрные угли глаз накалились и прожигали насквозь.
До этого она, вероятно, слушала всё, сказанное здесь, скрываясь за бортом баркаса. Ошарашенный Слэй потерял дар речи от такого обвинения и искал глазами помощи у Мари, надеясь, что она опровергнет слова девушки. «Разбирайся сам!» — хихикнула про себя Мари, собираясь смотреть с первого ряда интересный спектакль.
— Дайте ему палку! — воскликнула Эйсинора, собираясь наказать Слэя. Братья, хорошо знавшие свою сестру, с удовольствием вручили Слэю крепкую палку в два пальца толщиной. Эйсинора, сгорая от нетерпения, бросилась вперёд и нанесла своей палкой удар в мягкое место, которое Слэй не успел прикрыть своим деревянным оружием.
— Я не буду с тобой драться! — воскликнул он, на что Эйсинора ответила: — Тогда я размозжу тебе голову.
Она так бы и сделала, не прикройся Слэй палкой. Удары Эйсиноры сыпались, как град, но Слэй оказался искусным драчуном и парировал все её удары.
— Девочка моя, ты так хорошего дрима погубишь! — возмутилась Мари и, схватив Слэя поперек пояса, вознеслась в небо.
— Я тебя люблю! — раздалось с небес, а растерянная Эйсинора терялась в догадках, кому адресованы данные слова: ей или Мари, которая унесла дрима.
— Если захочешь увидеть Слэя, найдёшь его в Лыбе, — прогремело с высоты. Эйсинора, услышав сказанное, не знала, радоваться ей или плакать. От огорчения она прыгнула в воду и поплыла к барже, где Котин и Стах молчаливо подали ей руки, вытягивая на палубу. Весь день она сидела у румпеля, тупо глядя вперёд, а когда остановились на ночь, то, даже, не поужинала, а сразу завалилась спать.
***Оказалось, что Гай Гретор как в воду смотрел – жители Кривого Рога, возле которого они остановились, рыбу, моченую в растворе саса, скупили сразу, стоило им только её распробовать. Воодушевлённый таким раскладом торговли, Гретор позвал Котина и сразу предложил ему продать остатки саса.
Тот, после некоторых сомнений, согласился, тем более что Гретор давал Котину большие деньги. Котин, никогда не державший в руках такой суммы, немного ошалел, а потом сообщил Стаху, что они для жизни в столице обеспечены.
Гретор, получив в своё распоряжение сас, высыпал его в бочку и наполнил её живой рыбой. Через сутки её вытащили и развесили вдоль палубы, а очередную порцию рыбы отправили в бочку с сасом. Рыба, продаваемая на ура, погрузила Гретора в радужное настроение, и он забыл о простой осторожности, иначе бы заметил постоянного наблюдателя на берегу. Тот настойчиво следил за баркасом, а ещё больше за Эйсинорой, которая, по-прежнему, находилась на барже. Когда время подошло к обеду, к наблюдателю присоединились два оболтуса.
— Смотрите за баржей в оба, — предупредил наблюдавший и один из пришедших его успокоил:
— Не волнуйся, Бук, у нас муха не пролетит.
Бук презрительно хмыкнул и отправился в портовый кабачок выпить кружку пива.
Секлеция в этот день сама привезла обед и, наложив в миски содержимое котелка, подсела к Эйсиноре.
— Не переживай ты так, — промолвила она, глядя на далёкий противоположный берег, — все мужики сволочи.
— Не все, — возразила Эйсинора и, на недоуменный взгляд Секлеции, добавила: — Мои братья так бы не сделали.
— Тут ты права, — легко согласилась Секлеция и вздохнула: все братья Гай ей нравились и, прямо, льнули к ней, но она не могла кого-нибудь выбрать.
— Я его видела, — призналась Эйсинора. Вероятно, ей хотелось поделиться данной новостью, но не с братьями же.
— Кого? — не поняла Секлеция.
— Я видела Слэя во сне, — повторила Эйсинора. Секлеция вспомнила, как раньше ей снился Слэй, и у неё в некотором месте стало горячо, хоть в воду прыгай, чтобы остудиться. Со вздохом отпустив Слэя, она вспомнила крепких братьев Гай и представила их на месте Слэя, отчего у неё разгорелся форменный пожар. Она хотела уже соскочить с места и плыть на баркас, когда Эйсинора сообщила:
— Он во сне признавался мне в любви.
Они молчаливо посидели рядом, думая каждая о своём, а потом Секлеция поднялась и великодушно предложила:
— Приедем в Лыбу, найдём твоего Слэя.
Она потискала успокоенную Эйсинору и погребла в лодке к баркасу. Поднятая крепкими руками братьев, Секлеция, загадочно улыбаясь, легко поднялась на борт и пошла в свою каюту. Открыв дверь, она оглянулась и увидела рядом самого младшего из братьев, Свона.
— Зайди, поможешь мне, — улыбаясь, сказала она, и Свон зашёл в тесную каюту. Секлеция закрыла дверь и, облегчённо вздохнув, впилась в безусые губы Свона. Дальнейшее безумие истощило силы, но погасило пожар, превратив его в приятное томление.
Когда они вышли из каюты, Свон покраснел и, стесняясь, прятал глаза, а Секлеция радостно и с любовью смотрела на братьев, не допуская никаких других толкований своего состояния, кроме как счастливого.
Когда наступил вечер, и все собирались ложиться спать, Секлеция, загадочно улыбаясь, громко сообщила:
— Этор, иди ко мне, — приглашая следующего брата в свою каюту, чтобы впредь не давать повода усомниться в её намерениях. Вероятно, братья поняли, так как добродушно подтрунивали над братом, искренне улыбаясь Секлеции, а она, под их взглядами, казалась ещё краше и соблазнительней.
