Елена Федина - Стеклянный город
— У всех сегодня праздник.
— Проходи, садись.
Эрна сложила у стены свои вещи и подсела к столу. Есть и пить отказалась. Она смотрела на светящиеся бусы, а ее глаза как угли поглощали любой свет. Я это заметил и очень удивился.
— Это бусы — "Сердца Дракона", — сказала она серьезно, — их можно носить только с белым платьем.
— Почему?
— Поверь мне на слово. Я тебе плохого не скажу.
— Хорошо. Я это запомню. А что еще ты мне можешь посоветовать?
— Многое, — она взглянула на меня, аж сердце сжалось, — например, не верить тому человеку, что приходил к тебе вчера.
— Вот как? — удивился я, — ты же не знаешь, о чем мы с ним говорили!
Ведьма нахмурилась. Глаза ее снова стали страшными.
— Я никогда ничего не объясняю. Я просто говорю. Мне нужно верить.
— Понял, — сказал я завороженно, — что еще?
Она задумалась на минуту, потом уверенно проговорила:
— Тебя что-то мучает. Но ты не виноват. Ты это хотел услышать?
Тут я уже испугался. Мне стало совсем неуютно в обществе этой ясновидящей колдуньи.
— Ты что, мысли читаешь?
— Нет, — сказала она, — я не читаю твоих мыслей. Но иногда просто знаю.
— Ты страшная женщина, Эрна, не зря тебя называют ведьмой.
В это время, очень кстати, появился мой посыльный Ганс. Я даже вскочил ему навстречу.
— Ты звал меня, Бриан?
— Да! Иди сюда! Смотри!
Он взял бусы и понимающе улыбнулся.
— Опять Юноне Тиль?
— Разумеется. И передай, чтоб носила только с белым платьем. Ты меня понял? С белым.
— Понял, Бриан, будет исполнено.
Я простился с ним по-дружески, вручил ему кошелек на дорогу и закрыл за ним дверь. Не так давно я сам был на посылках.
— Ты напрасно меня боишься, — сказала Эрна, когда я вернулся к столу, — я никому не делаю зла. Ты спросил — я ответила, вот и всё.
— Я обидел тебя? Извини.
— Меня уже нельзя обидеть. Просто… я надеялась, что моя помощь тебе пригодится.
Она сказала это с таким достоинством, точно я буду последний дурак, если упущу этот случай и откажусь от ее помощи. Я этот случай упускать не собирался.
— Ты мне нужна, — сказал я, — за этим тебя и позвал.
— Тогда можешь располагать мной. Для меня честь — служить великому Бриану.
По ней трудно было понять, по душе ей такой поворот дел или нет, тем не менее, эта ведьма производила впечатление человека абсолютно независимого, ни запугать, ни купить ее было немыслимо. Значит, она сама этого хотела. Знала бы она только, кто на самом деле ее великий Бриан!
— Ты так мне предана?
Она подняла на меня свои жуткие глаза.
— Кому же, если не тебе?
Действительно! Кому? Сейчас весь мир раскололся надвое: или за Бриана, или против. Я допускал, конечно, мысль, что ее кто-то подослал, но склонен был ей верить. Мне этого хотелось, я забыл про осторожность, я впервые за три года был пьян.
Мы смотрели друг на друга. Я еще испытывал остатки суеверного ужаса от черноты ее глаз, но чувствовал, что не нужно ее бояться, что она хочет мне добра, и, может быть, она — единственное мое спасение.
Эрна отвела взгляд. С опущенным взором она была не так уж и страшна.
— Что от меня требуется?
Я думал недолго.
— Повсюду следовать за мной.
Потом я остался один, совсем один в чужой просторной комнате с шестью огромными зеркалами, и в каждом находил только себя.
Ну, вот я и напился. Ну и что? Я жив, меня не выворачивает наизнанку, я крепкий парень! Мне даже поначалу стало весело… но легче-то мне не стало! Ничего не забылось, нет! Наоборот, в этой наступившей тишине зашевелилось в душе разбуженное шипастое чудовище с острыми когтями и змеиным жалом. По-моему, оно даже завыло там, внутри и зарычало. Разбудили его сегодня невзначай: мой ночной гость и эта ясновидящая колдунья! Раздразнили, сами того не ведая!
Я понял, что пора уже всё вспомнить, всё до конца, и хоть что-то понять в этой истории.
Что общего между мной и Амильо Алонским? Зачем нас поили из этих кубков? То, что мы сделали потом, никому не было нужно, в чем тут смысл? А, может, от нас хотели чего-то другого, просто не получилось?.. Стоп. А почему не получилось? Ведь мы же ничего не помним! Возможно, и получилось! А всё остальное — побочный эффект…
Я слонялся по комнате от зеркала к зеркалу, у меня подкашивались ноги, но сидеть я не мог и подавно. Я заставлял себя думать о том, о чем старательно забывал все эти годы, забывал, но так и не смог забыть: ни в монашеской келье, ни в бою, ни днем, ни ночью.
Итак, чего от меня добивались? Чего? От меня, рядового и заурядного балбеса, не посвященного ни в какие тайны? И как это было, в конце концов?
Я пил у Водемара из кубка. Откуда он у него взялся, этот кубок? Что он говорил? Он говорил, что это подарок незнакомки и, наверное, не врал. Его часто одаривали поклонницы, певцам вообще достается больше восторга, чем простым артистам. Креонт долго вертел кубок в руках, а потом, наверно, из зависти, сказал, что нечего на эту штуку любоваться, а надо использовать ее по назначению. И я с ним согласился!
Ах, как ярко светило в тот день солнце! Как пахло в раскрытое окно розами! Веселый Батисто Тапиа сидел, раскинув руки, на диване и в последний раз радостно смеялся. Он был сыт и пьян, ночь провел у хорошенькой женщины, утро — с друзьями, а вечером собирался играть Геракла. Но только на сцене!! На сцене, а не в жизни!!!
Он лежал на полу посреди комнаты, в руке был зажат еще мокрый от крови меч. Тут же, рядом, лежали Марта и дети. Лица их были искажены застывшими навеки ужасом и болью. И он не закололся этим же мечом только потому, что тут же, немедленно сошел с ума.
Мир лишился объема, он стал плоским и неправдоподобным как картинка. Время встало. Оторванная пуговица падала на пол минут пять, все звуки исчезли, словно в ушах была вата, а воздух стал густым и вязким как кисель. Тогда он решил, что это кошмарный сон.
Потом… потом вообще всё исчезло. Я осознал себя уже на берегу реки за городом. Малиновые и голубые стены его полыхали в рассветных лучах летнего солнца, коленки мои были в земле, а руки — в крови.
Амильо Алонский потерял, конечно, больше. Но мы оба потеряли всё. Всё, что у нас было, даже самих себя. И виной всему, как оказалось, был этот проклятый синий кубок. Бедолагу Амильо опоила Флора, а меня-то кто? Неужели тоже она?! Господи, я еще помнил вкус ее губ!
Впрочем, кубков могло быть много, и женщин коварных и безжалостных — тоже немало. Да и произошло это в разное время. Меня одурманили гораздо раньше. От него хотели Стеклянный Город со всем его мастерами и секретами, а может быть, и красавицу-жену. А от меня-то чего? Ни жены у меня не было, ни особого богатства.
