Татьяна Мудрая - Меч и его Король
— Я вот что сказать собираюсь, внучек мой. Знаешь, что Рутен последние годы всё дальше от нас уходит?
— Со скоростью горного ледника в нашей Земле Сконд.
— И что Радужная Вуаль между обоими вселенными становится год от году толще и труднее для преодоления?
— Не совсем так, о почтенная жрица. Вуаль прикрывает ленту Мебиуса, а там, в самой ленте, просто нет никакого объема. Это обычный знак кривого пространства.
— Искривленного. Ты нерадивый ученик.
Вовсе нет: я просто издевался с вышины моей заново обретенной мужественности.
— Послушай, бабуль, мы уже давно это знаем. Что хотя существование Рутена больше не зависит от Вертдома и вертцев, а вертское от рутенского — и подавно, шляться туда-обратно становится всё труднее год от года. Шлюпка дрейфует в сторону от большого корабля. Закон природы, наверное.
— А тебе не приходит в голову, что это стоило бы еще больше замедлить? Ради тамошней медицины, точных знаний, искусств их многообразных, во имя их опоганенной, только невероятно богатой природы. Ради твоих механических игрушек, наконец.
— Лелэлу, мне нет ни нужды, ни охоты сейчас это обсуждать. Говорили мне вчера наши преподобные ассизцы, что уже близки к решению…
— Как кожа к телу. Сегодня как раз меж собою договорились.
— О. Совсем другой десерт. А какое оно?
— Решение? Взять две разнополых двойни — рутенскую и вертдомскую — и переменить местами. Их девочку нам, нашу — им. Между единоутробными детьми образуется некая прочная душевная связь — это уже две связующих нити, как бы вертикальные. А коли мы перевенчаем новые пары внутри себя — еще и по горизонту соединим.
— Снова деток воровать? И брата с сестрой беззаконно сочетать?
— Наши подчиненные рутенцы согласны. Эта семья непременно должна взять из детского дома двойню, иначе им не позволяют. Вожделенный ими мальчик — воистину прекрасный приз, а девочка крайне слаба.
— У нас она не легче загнется?
— Нет. У нее врожденное удушье от зараженного воздуха, в Верте эта астма пройдет без следа.
— И еще брачный вопрос. Здесь родное дитя никогда с приемным не путают, а у рутенцев имеется эта… тайна усыновления.
— На сей счет тоже имеется договор. Родители в случае уже назревающего развода делят детей и присваивают им свои родовые имена.
— Похоже, на то им двойня и понадобилась. Хитро задумано.
— Разлучившись, не разлучаться, — туманно выразилась бабка.
— Так, — меня вдруг осенило, что рутенский вопрос, говоря строго, нас обоих не касается. Жрицы и монахи решили, мама Эсти подтвердила, а меня только ставят в известность. Ради одного этого срочно вызывать счастливого папашу на приватный разговор не стоит.
— Бабка Биб. Кто наша пара?
— Твои наследники.
Полный удар под дых, как сказал бы мой меченосный прадед.
— Так…это… Святая бл…дь!
— Это ты ко мне обращаешься? — спросила бабка до крайности вежливо.
— Нет. Просто междометие вырвалось.
Я кое-как собрался в кучку. Не привыкать: король — не простой человек. Вообще не человек, наверное.
— Прости. Я, разумеется, еще не успел к ним привязаться, на то и отец… типа — не мать, что родила… Опять же и долг повелителя…
Ага. Понесло вразнос.
— Мне же их только что на руки положили. Только что показали.
— Неужто и впрямь?
— Неужто ты не заметила? — ответил я с сарказмом. — Дали, дали полюбоваться. Уже и прозвания им нарек. Зигрид меня весь последний месяц натаскивала. Чтобы не сбился.
— Нет, я повторяю: самих деток показали? Или одну только парадную обвертку? Э, да чего с вас взять, мужчин…
— Приду сегодня, полюбуюсь, как мыть станут. Морду в сторону наклоня, чтобы нечистым своим дыханием анималькулей в младенческую неокрепшую плоть не внедрить.
— Не выкаблучивайся. Микроб — вполне хорошее слово. Или инфузория-тапочка… Да, так о чем я? Повтори-ка, чем тебя обрадовали.
— Мальчик и девочка. Близнецы: похожи внешне, как две капли. Рыжие и верткие, стало быть, жить собираются долго. Истинное Хельмутово семя.
— Раз не одного пола, так и не из одного яйца. Зигги тебя учила биологии?
— Ну.
— Внучок, — продолжала Библис с неким призрачным сочувствием во взоре. — Они вот именно что из одного. Тонкие рутенские пробы им делали. Мочи, слез и слюны. Оба мальчики, только у одного геномалия.
Переврала термин она специально, чтобы я поправил и на том кое-как успокоился. Что я и сделал.
— Генетическая аномалия.
— Да. Несимметричный выброс женских гормонов на восьмом месяце внутриплодного развития.
От зубов отскочило. Сама она генома…
— С виду девочка, внутри мужеского полу. Красивая будет и сильная — как все такие дети. Вот ее Рутен и получит как аманатку.
Последнее слово меня хорошо успокоило. Аманат — это вроде как не навсегда и означает для нас сугубый почет и доверие.
— Это значит, воспитывать и кормить чужую малышку — моей Зигрид?
— Уж лучше такое чудо, как наша Фрейя, держать подальше от местного ханжества. Королева уже согласна.
Обвели меня, значит, снова по кривой… Как и насчет женитьбы.
— Откуда это получилось? Ну, аномалия.
— Не знаю точно. Одни говорят, что морская кровь на морскую же кровь наслоилась. Другие — что красный камень повинен. Вокруг вас любую ночь — он.
Библис показала на стенные панели. Я, когда меня спросили, какую отделку я выбираю, указал на редкой красоты багряно-розовую то ли яшму, то ли что еще. Рутенцы зовут ее «родонит», мы — «орлиный камень».
— От него исходят невидимые лучи. Не весьма вредные, в общем, но на плод в чреве могли подействовать.
Тут до меня дошло кое-что еще.
— Она же… Он же не сможет понести.
— Через пятнадцать лет либо ишак, либо падишах… — отозвалась она.
Хорошо знакомая мне притча о том, как пройдоха-скондиец взялся учить знатного осла грамоте.
— Вам всем не отмазка нужна, — сообразил я наконец. — Не путай меня.
— Именно. Фрейя — от корня ба-нэсхин, опять-таки, — кивнула бабка. — Игральные кости в чужой стране могут лечь так, что она зачнет и родит. Бог благоволит к чужакам и отважным.
— К отпетым дуракам тоже, наверное, — пробормотал я. — Ох, я надеюсь, тоже.
Размышление первоеВот что рассказывала малышу Кьяртану, тогда еще никакому не королю, его нянька и мамка Стелламарис.
Один молодой рутенский рыбак, в чьих жилах текла кровь всех царственных бродяг его страны — и Брана, и Майл-Дуйна, и Кормака из Темре, решил последовать ее зову. А звали его тоже Бран, как и одного из предков. Собрал Бран пятнадцать добрых друзей, таких же отважных непосед, как и он сам, и так же, как и он, владеющих самыми разными ремеслами, и решили они соорудить корабль, подобный тем, что были в старину. Из дубленых кож и мореных дубовых поперечин, с ребрами, мачтой и веслами из гибкого, прочного ясеня — и вместо гвоздей соединенный гибкими ремнями. Такая карра в воде оживает и делается точно зверь морской — оттого нипочем ей любая буря.
