Владимир Свержин - Башни земли Ад
Испанский гранд метнул заинтересованный взгляд на Хасана Галаади, сидевшего меж прочих советников Железного Хромца, но тот потупил взор, не желая вступать в безмолвную дуэль.
— О, великий Тимур! — стараясь не выдать досаду, вновь заговорил арагонец. — Я всего лишь воин, и не мне судить о том, что истинно и что нет. Я исполняю волю своего короля…
— Ну да, ты — воин, — перебил его Тамерлан. — И только воин. Тогда посоветуй в меру своего воинского разумения, подобает ли мне посылать твоему государю поздравления и дары, если по неведомой для меня воле Аллаха ты и подобные тебе нанесете поражение войску моего собрата, эмира Гранады?
Тамерлан поднял на испанца тяжелый изучающий взгляд. Тот безмолвствовал.
— Я вижу, из тебя плохой советчик. Твой государь посылает храброго туда, куда следует отправить мудрого.
— Но, могущественнейший Тимур, — наконец вымолвил кабальеро. — Наши ссоры с эмирами Гранады и прочими властителями мусульманских земель в Испании длятся уже многие века и стали делом обыденным, как и всякие ссоры между соседями. Мы деремся и миримся, это обычное дело. К вам же мой государь испытывает величайшее почтение. Он прислал меня, дабы я передал вам богатые дары и слова восхищения. Король Мартин будет счастлив, если подарки его доставят вам радость. Мой повелитель желал бы стать вам другом, вернейшим и преданнейшим. И хотя разница в вере мешает изъявлению братских чувств, но ведь мы, как и вы, веруем в Бога единого.
Тамерлан медленно кивнул:
— И в то, что Иса ходил по земле и уста его изрекали слова божественной истины. Ступай. Я принимаю дары твоего короля и обдумаю твои слова.
Арагонец, церемонно кланяясь, вышел из шатра. Убеленные сединами, покрытые шрамами во множестве походов советники наперебой загалдели, спеша поделиться с владыкой правоверных своевременными и, главное, мудрыми мыслями.
— А ты чего молчишь, Хасан Галаади?
— В собрании мудрых прислушиваются к тому, кто молчит, — негромко сказал дервиш. — Ты хочешь услышать от меня, биться ли тебе с Арагоном, Кастилией, Наваррой и другими королевствами Испании или нет? Как в прежние годы, ты решишь это без меня. Я лишь знаю, что, бряцая оружием вдали, у самого горизонта, где враг едва способен различить тебя, ты можешь напугать его. Но вернее — насторожишь, дав возможность загодя принять меры. Выхватывать меч стоит тогда, когда можешь пустить его в ход.
— Но если я приму дары и не заставлю христианских владык склониться пред моим мечом, что скажут единоверцы, гибнущие от христианских рук в Испании?
— Вероятно, то же, что сказали бы христиане своим владыкам. Что они не хотели умирать. Один человек некогда попросил муллу: «Подари мне кольцо, которое ты носишь на пальце. Я буду смотреть на него и вспоминать тебя».
— И что же ответил мулла?
— Он сказал: «Нет. Лучше смотри на свое кольцо, которое я не попросил у тебя, и вспоминай обо мне».
Тамерлан улыбнулся:
— Этот мулла знал, что делал.
Он резко встал с трона. В движениях Великого амира больше не чувствовалось ни старческой дряхлости, ни сонливой усталости. Казалось, что Железный Хромец готов был сейчас же вскочить в седло и мчать вперед, не ведая пути, к последнему, закатному морю. Он повернулся к одному из своих приближенных.
— Там среди даров я видел доспех…
— О да. Великолепный доспех работы толедских мастеров. Его не стыдно надеть даже самому королю неверных. Он стоит целого табуна кобылиц. Столь тонкой и изысканной работы не сыскать во всех землях севера, юга, запада и востока. Ищи хоть целый год. Червленое золото на нем сияет ярче солнца…
— Ничего не должно сиять ярче солнца, — оборвал поток славословий суровый полководец. — Набейте доспехи соломой, установите на колу и велите самым умелым лучникам стрелять в доспех с сотни шагов, потом с полусотни, затем с двадцати…
— Но ведь… — попробовал было перечить ошеломленный царедворец.
— Мне не нужен доспех, сияющий, как солнце. Мне необходимо знать, со скольких шагов и в каких местах его пробивают стрелы наших луков. Ступайте. После вечернего намаза я желаю знать результаты. Сейчас они очень важны. Завтра утром мы выступаем к Константинополю.
В тени смоковниц, растущих на берегу речушки со странным названием Лик, весело несущей свои воды в сторону Мраморного моря, Тамерлан остановил коня и, закрываясь от солнца рукой, стал разглядывать тройную линию крепостных стен, прикрывающих Константинополь с суши. Перед стенами, напоминая адскую бездну, зиял ров, облицованный кирпичом, через который были перекинуты довольно узкие мостки.
Никогда прежде Тамерлану не доводилось видеть столь мощную крепость. Всякому, имеющему глаза, было видно, что нет смысла идти на штурм этой неприступной твердыни.
— Лишь безумец или ангел небесный с пламенеющим мечом решится пойти на приступ таких стен, — цокнул языком один из военачальников Тамерлана.
— Воистину твои слова разумны, — милостиво согласился Железный Хромец. — Недаром же наш славный друг, султан Баязид, простоял здесь без толку два года.
— И еще бы простоял, когда бы не мы.
— К чему поминать былое? — покачал головой Тамерлан. — Разве кому-то из вас не доводилось испить полынную горечь поражения? Вон, кстати, и наш друг Баязид, да будет славно имя его вовеки.
Баязид мчался верхом на тонконогом арабчаке, от нетерпения постоянно срывающимся в галоп. Вслед за султаном наметом шли янычары в белых шапках акберк, над которыми реяло знамя с алым мечом Али. Издали эту эмблему можно было принять за крест, когда б не раздвоенный клинок праведного халифа.
— Как видите, — указывая на приближающегося султана, сказал Тимур, — мой храбрый и верный Баязид вполне оправился от невзгод и вновь, во славу Аллаха, может гордо именоваться Молниеносным.
Между тем повелитель османов в считанные минуты сократил дистанцию и, подъехав к Тамерлану, приложил пальцы ко лбу и груди, приветствуя:
— Ассалам алейкум.
— Алейкум ассалам, — ответил Тимур с улыбкой. — Рад видеть тебя в добром здравии, слава Аллаху. Ты не лукавил, когда рассказывал мне о стенах Константинополя, — без перехода, едва завершив приветствие, продолжил Железный Хромец.
— Сердце мое открыто перед тобой.
— Теперь понятно, отчего ты простоял здесь столь долго. Взять эту крепость штурмом не сможет никто. Осада же, не сочти за обиду, и вовсе глупость. Покуда нет средства прекратить доставку продовольствия и снаряжения по морю, осаждать Константинополь — все равно что осаждать Луну.
— До недавних пор я тоже думал так и сокрушался, что не знаю средства, дабы одолеть моих врагов. Но теперь Аллах услышал мои слова. Я и пред самим Иблисом, врагом рода человеческого, порази Господь его молниями в главу и чрево, поклянусь что нет на земле стен, которые бы устояли пред моим доблестным другом Тимуром!
