Илья Яковлев - Черный снег
– Правда, предупреждаю: сегодня у нас оплата по двойному тарифу. Плюс разъездные. Бензин нынче дорог, не укупишь.
– Ладно, партайгеноссе, хорош дурака валять. Давай в Контору, общий вызов. Форма одежды номер шесть, субтропическая.
– Это как? Прошу разжевать для неграмотных, – вздохнул Борис.
– Майка-скатка, трусы на выпуск! – заржал Рэм и добавил несколько удивленно, – Ты чего дураком прикидываешься? Телевизор не видел, что ли?
– Телевизор я видел. На картинке. Но даже если бы я его и не видел никогда в жизни, это всё равно, сэр, не даёт вам права беспокоить меня в законный выходной по разным мелочам. Тем более, с такими глупыми предложениями, как требование явиться на службу, – продолжал валять ваньку Борис.
– Не знаю, что ты там на картинке видел, но отлично помню, что у тебя дома аж два телевизора! И ты за ними просиживаешь массу внеслужебного времени. Хочешь сказать, что именно сегодня ты решил изменить своим привычкам и не схватился за пульт сразу, как продрал свои шары после вчерашнего пьянства? Тогда тебе надо вызвать скорую! – начал раздражаться Рэм.
– Ах, ты вот про что! Видишь ли, я забыл тебе сказать. На прошлой неделе я разобрал оба телевизора и из их деталей собрал детекторный приёмник. Теперь слушаю по нему "Голос Пекина", – Борис отставил трубку подальше от уха, но сделал это напрасно: Рэм орал громко и слышно его было настолько хорошо, что вполне можно было предположить, что у них было селекторное совещание. Глядя на Юлю, он виновато пожал плечами, кивнув на трубку и всем своим видом показывая, как он скорбит по поводу того, что его сослуживец такой несдержанный. И матершинник, к тому же: последняя фраза, донёсшаяся из трубки, была шедевром ненормативной лексики. Услышав её, Юля смущённо хихикнула, а Борис строго поинтересовался, снова поднеся трубку к уху:
– Ты вроде не акушер и меня не принимал. Откуда такие подробности?
– Из твоего личного дела, – перевел дух прооравшийся и немного успокоившийся Рэм, – Закончил юродствовать?
– Закончил.
– Ну и?..
– Чего – "ну и"? Ты про "вести из столицы"?
– Именно. Гриб и так тебя только к середине дня распорядился выдернуть.
– Спасибо ему огромное! Отец-благодетель, а не начальник! – не удержался от сарказма Борис, – Передай ему мои самые искренние заверения в наиглубочайшей признательности!
– Да ладно тебе. Тут такие подробности по линии УПС, обалдеешь! Вот командование и прыгает, – сообщил заговорщическим голосом Рэм, – Давай в Контору быстрее, всё равно ведь в покое не оставят. Я уж сказал, что до тебя дозвонился, – виновато добавил он.
– Отмахнувшись от извинений Рэма и положив трубку телефона на базу, Борис плюхнулся на диван рядом с Юлей, с явным нетерпением ожидавшей от него подробностей, и задумчиво уставился на висевшую на стене копию картины "Л.И. Брежнев подписывает партбилет N1 на имя В.И. Ленина", подаренную ему на день рождения шутником приятелем, который, в свою очередь, спёр её из запасника своей бывшей школы, куда зашёл как-то на первое сентября поздравить учителей. Картина несколько не вписывалась в интерьер, как и слова Рэма о каких-то там подробностях по линии УПС не вписывались в сюжет обычных "банановых" переворотов, уже дважды происходивших в стране. УПС было не что иное, как Управление Правительственной Связи, и не в их привычках было посвящать посторонних в подробности сообщений из Центра. А посторонними они считали всех, включая даже работников самой Конторы. Хотя сами они вроде и числились с Конторой в одной упряжке, но жили обособленно, "своим муравейником", никого не пускали в своё "святая святых" и информацией делились не иначе, как только по непосредственному пинку сверху. Да, в общем-то, и не были оригинальны в своих действиях: информацией любого порядка всегда неохотно делились между собой и остальные подразделения их организации. И раз уж упээсовцы снизошли до того, что выпустили хотя бы часть сообщённого им из Центра наружу настолько открыто, что это было известно не только высшему руководству, но и среднему звену, вроде Рэма, то это говорило только о том, что происходило что-то действительно интересное или, по крайней мере, необычное. Во всяком случае, у Бориса, умудрённого служебным опытом, были все основания так предполагать. Но, само собой, легче на душе от таких предположений не становилось, а лишь появилось острое ощущение какой-то неопределённости, поэтому он хмуро перевёл свой взгляд с монументального полотна на Юлю, терпеливо ожидавшую от него разъяснений и буркнул:
– Ну, мать, по коням! "Марш, марш вперёд, труба зовёт, чёрные гусары!" Не проси чего либо пояснять, сам ни черта не понимаю. Хотя есть авторитетное мнение, что с этим переворотом что-то нечисто. Похоже, что это не дежурная клоунада на потеху электората. Ты, кстати, домой заходить не собираешься?
– Не знаю… Как я выгляжу? – неуверенно спросила Юля.
– Как "Аленький цветочек". В смысле – на все сто. Это я, небось, как
Кощей Бессмертный. Рожа, наверное, опухшая… – задумчиво сказал Борис, прыгая на одной ноге, при этом пытаясь второй ногой попасть в штанину форменных брюк.
– У Кощея фэйс был наоборот, худой, – заметила она, – А выглядишь ты, кстати, вполне прилично. Спасибо за "аленький цветочек".
– Взаимно. Но ты мне льстишь. Я же чувствую, что выгляжу несколько помято.
– А ты меньше чувствуй. Возьми, да посмотрись в зеркало. Как я, – невнятно сказала Юля, орудуя около трельяжа губной помадой и наводя на лицо дежурный "боевой узор".
– Некогда лоск наводить. Чёрт с ним, пошли, – сказал Борис, напяливая фуражку типа "аэродром", – Не на торжественное собрание в актовом зале по случаю Дня Чекиста идём. И так сойдёт.
Выйдя на улицу, Борис сразу отметил, что несмотря на все перевороты и чрезвычайные положения, народу было не так уж мало, чем он сразу поделился с Юлей. Та немедленно с ним согласилась, но в свою очередь от себя добавила, что общественный транспорт сегодня явно взял отгул. Самым интересным было то, что люди, которые им попадались по пути в Контору, отнюдь не казались чем-то обеспокоенными. Судя по всему народ, уже неоднократно переживший нечто подобное, не сговариваясь, решил особого внимания на всё происходящее не обращать. Но при этом большинство предприятий сегодня, явно просто не зная, чего в ближайшее время ожидать от властей, решили не напрягать особенно извилины и попросту объявили выходной. По крайней мере, так сделали владельцы многочисленных палаток, не без основания опасаясь погромов под шумок и Борису, у которого закончились сигареты, пришлось вместе с Юлей сделать небольшой крюк, зайдя в один из продовольственных магазинов.
