Марго Ланаган - Лакомые кусочки
Лига не могла налюбоваться на дочурку, но глаза понемногу начали слипаться. Тогда она взяла младенца и уложила рядом с собой в выкатную кровать. Она до сих пор не перебралась на большое родительское ложе — нет, никогда! — и уже не раз подумывала о том, чтобы порубить его на дрова для растопки печи. Лигу останавливало лишь то, что на этой кровати умерла Ма, и этот предмет мебели — единственное, что у нее осталось от матери, пусть даже в ушах до сих пор стоял храп отца и скрип деревянных досок под его дергающимся туловищем.
Дитя жалобно запищало, Лига пробудилась от глубокого мягкого сна, лениво размышляя, что за крыса или другая зверушка забежала в хижину, почему Па еще не встал, грохоча башмаками, и не прибил незваную гостью. И в этот момент ее пронзила счастливая мысль: да ведь отец исчез, исчез навсегда! А то, что лежит у нее под боком и царапает темноту, учась мяукать во все маленькое горлышко, это… это…
Лига достала грудь, радуясь тому, что впервые может применить эту часть тела по назначению. Больше не надо до крови закусывать губы от того, что Па грубо теребит ее, лежа сзади, пыхтя и называя Лигу именем матери. Новорожденная пожевала ротиком и забавно сморщилась, но затем инстинкт притянул ее к соску. Малышка издала несколько звуков (так похожих на удивление и восторг, что Лига не удержалась от смеха — легкого и беззвучного выдоха через нос, чтобы не испугать девочку), после чего более или менее сносно взялась за дело.
Лига лежала с открытыми глазами в зернистой тьме, каждой клеточкой ощущая рядом с собой маленькое живое существо. Детский кулачок лежал у нее на груди, словно удерживал на месте, словно бы это он, ребенок, устроил все в мире нужным образом и теперь просто пользуется установленным порядком. Какое невыразимое наслаждение подчиниться невинному созданию, чьи потребности столь ясны и просты, да к тому же идеально совпадают с тем, что она, Лига, может дать.
Неожиданно явилась весна. Дубы разом выбросили пучки бледно-зеленых листьев, на других деревьях свечками вспыхнули плотные бутоны. Просевшие сугробы незаметно исчезли, оставив после себя мокрую черную землю, из которой с надеждой и любопытством начали высовывать свои тугие головки весенние первоцветы. Гигантские легкие, покрытые слоем зеленой тины и плачущие потоками талых вод, мерно дышали, источая ароматы цветов, кислый запах прелой листвы и плесени. Там, где прежде воздух был холодным, матовым и далеким, как луна, все теперь стало влажным, теплым, чутким.
Лига, кроткая, умиротворенная, с младенцем на руках вышла в это удивительное утро. Ее волосы, за которыми она больше не ухаживала, сильно отросли; тусклые соломенно-желтые пряди развевались на ветру, лезли в лицо, пахли дымом и теплом постели.
Малышка заморгала глазками, беспокойно завозилась в пеленках, выпростала ручки. Личико, на которое солнце набросило кружево из света и тени, недовольно сморщилось. Лиге и самой казалось, что это ее первая весна, первая встреча с природой. Так тих и светел стал мир без отца, все страхи исчезли вместе с ним, и теперь ей нечего бояться.
Сперва она услышала голоса. Со стороны дороги раздался взрыв грубого хохота: компания обогнула холм. Трое-четверо, а то и больше. Затем голоса вдруг стихли, как будто на их обладателей кто-то шикнул.
Лига узнала этот смех — реготание подростков, рисующихся друг перед другом, молодых парней со скрипучими ломкими голосами и глазами, которые никогда не смотрят тебе в лицо. Она смутно помнила похожий смех, слышала его на рынке в городе. «Поторопись, — сказала тогда Ма. — Побудем в полотняном ряду, пока они не пройдут».
Поторопись, сказала себе Лига, взяла ребенка из кровати и застыла, прислушиваясь.
Компания приближалась к хижине. Держаться тихо у подростков не получалось; их было слишком много, и каждый желал доказать остальным, что ему все нипочем и он не намерен таиться. Парни громко топали и переговаривались между собой, кто-то харкнул, кто-то предостерегающе цыкнул, но сплюнувший сердито огрызнулся.
Лига бесшумно прокралась к печи, вытащила незакрепленный кирпич, нашарила за ним ключ и метнулась к деревянному сундуку. Открыла его, уложила девочку на тряпки, аккуратно опустила крышку и заперла. Едва успела спрятать ключ… Вот они, показались из-за деревьев. Пятеро, все рослые, за исключением приземистого коротыша, что идет первым. Среди них — сын лесоруба и сын того чужеземца. Лига как-то спросила мать, показывая пальцем на темнокожего мужчину: «И зачем он вымазал лицо углем?». Ма испуганно закрыла ей рот ладонью.
Лига быстро окинула взглядом всю компанию и затворила дверь. Увидев это, парни рванулись к хижине. Невысокий предводитель шайки в два прыжка одолел расстояние до двери, но Лига уже заперла ее, успев накинуть крючок как раз в тот момент, когда он забарабанил кулаками с другой стороны. Лига испуганно охнула и отскочила назад. Надо было бежать к деревьям, пронеслось в ее голове.
Подростки принялись бросаться на дверь, выкрикивая грязные оскорбления, полностью обезумев в своем неистовстве. Их не остановит ни дверь, ни крючок, поняла Лига. У нее хватило ума не кричать от страха и не ругаться в ответ: ее возгласы лишь распалили бы мерзавцев. Лига затаилась в углу рядом с сундуком, мечтая раствориться в воздухе.
Шайка переместилась к окну; нападавшие старались разглядеть, что делается внутри, при этом продолжали изрыгать непристойности, свистеть и улюлюкать. Их гогот пушечными выстрелами бил по стенам хижины, которую Лига считала своим убежищем, еще совсем недавно уютным и надежным, а теперь хрупким и беззащитным, словно птичья клетка или белый шарик одуванчика на тонком высохшем стебельке. Всегда, даже в самую сильную бурю, Лига верила в крепость своих стен, и вдруг оказалось, что они тоньше бумаги, призрачней дыма, а руки обидчиков уже трепыхались в окне, будто ленты майского шеста, развевающиеся на ветру.
Подростки высадили раму, начали крушить стену вокруг окна. Лига положила ладонь на деревянный сундук.
— Я вернусь за тобой, — шепнула она младенцу и полезла в дымоход.
Лига рассчитывала быстренько подняться наверх, выбраться наружу — она успешно делала это прежде, — скатиться по соломенной крыше, добежать до леса, укрыться там и выждать, пока негодяи, не добившись своего, уберутся. К. несчастью, она обнаружила, что плечи намертво застряли, и вылезти из дымохода невозможно. Лига задрала голову: вверху виднелся колпак трубы и кусочек неба.
Парни ввалились в дом, их голоса гулко доносились до нее через дымоход. Правая нога Лиги вдруг соскользнула, сажа вместе с небольшим обломком кирпича посыпалась вниз, на холодную плиту очага.
