Марго Ланаган - Лакомые кусочки
— Это городские земли, — заявил он.
Тяжелая мягкая бечевка виновато повисла в руках Лиги.
— У меня и моего отца есть разрешение рубить дрова в этих местах, — продолжил юноша. — А у тебя есть разрешение на охоту?
Лига опустила взгляд на только что расставленный силок: возможно, кролик его и не заметит, а вот человеческий глаз не обманешь.
— Это силки моего отца, и я ставлю их там же, где ставил он. — После его звучного голоса слова Лиги показались еле слышными и невесомыми.
Тук! Тук! На некотором расстоянии, недалеко, но и не близко, деловито стучал топор.
— Ах да, твой отец, — слегка растянув губы в усмешке, сказал парень. — Мир праху его. Может, у него было разрешение, а может, и не было. Я тебя спрашиваю: у тебя оно есть? — Скрестив руки на груди, парень стоял с видом явного превосходства. Высокий, крутой, как скала!
— Я ведь должна что-то есть, как и он, — пролепетала Лига.
— Тогда заведи цыплят, покупай им корм, заботься о них, вот и будет тебе еда. Мы все так делаем. Нельзя просто таскать дичь из чужого леса.
Кровь жарко хлынула в лицо Лиги, запульсировала в висках.
— И вообще, глядя на тебя, не скажешь, что ты оголодала. Ишь как разъелась на мясце — на ворованном-то! Жирная, точно бочка!
Рука Лиги непроизвольно легла на округлившийся живот.
Сын дровосека заметил ее жест, увидел характерную выпуклость и залитые краской стыда щеки. Узкий безымянный палец словно кричал: взгляни, на мне нет кольца, я голый! — и парень услышал этот безмолвный крик так же ясно, как громкий чих. Его глаза вспыхнули недобрым огнем, который он мгновенно погасил. Носи Лига кольцо, пусть самое простое, железное или даже вырезанное из дерева — некоторые женщины, чьим мужьям не хватало денег на кольцо из железа, надевали и деревянные, — все было бы иначе. Кольцо служило бы знаком того, что и Лига, и ребенок не одиноки, что они связаны с мужчиной, который сумеет их защитить. Тогда юный лесоруб не посмел бы скривиться в коварной и одновременно презрительной ухмылке.
Молодой наглец окинул Лигу оценивающим взглядом, словно рассматривал скотину на ярмарке. Весь он сразу переменился, и манера, и поза. У меня есть деньги купить тебя, говорил его взгляд, вопрос в том, захочу ли я.
Лига поспешила прочь. Если он пойдет за ней, сможет ли она бежать? В последнее время она передвигалась только шагом, не имея представления, когда должен подойти срок родов. Кто из них лучше знает эту часть леса: он или она? А если он окажется хорошим бегуном?
Лига едва ли не считала деревья и просветы между ними. Даже не оборачиваясь, она точно знала, на каком расстоянии ветви и листья скроют ее от юного наглеца, если тот останется стоять на месте. Лига быстро оглянулась: нет, он не пошел за ней. И все же она торопливо шагала дальше, забирая в сторону от привычного пути, к знакомым зарослям, которые надежно спрячут ее от посторонних глаз. В густой чаще Лига пролежала до самой ночи, ожидая, пока лесорубы покинут лес, и только потом рискнула вернуться в отцовскую хижину.
На следующий день она проверила ловушку. Камень был отброшен, бечевка сдернута и разорвана, свисающая ветка дерева скребла тропинку, протоптанную кроликами еще с прошлой весны. Повсюду валялся кроличий помет. Он что, нарочно принес откуда-то катышки и разбросал их здесь, этот малый? Выходит, он не только бесстыжий, но и хитрый?
Чем это может для нее обернуться? Лига ломала голову. Сын дровосека расскажет отцу о встрече с ней, и они пожалуются мэру? Выправлял ли Па бумаги на охоту и перешло ли теперь разрешение к ней? Может, сходить к матери Йенса и рассказать ей обо всем? А если у Лиги все-таки нет ни бумаг, ни прав? Вдруг мать Йенса встанет на сторону лесорубов и все вместе они натравят на Лигу полицию, судебного пристава или еще кого-нибудь, кто вышвырнет ее в чистое поле?
Сегодняшнее утро почти не отличалось от вчерашнего: солнечные лучи и пташки бесшумно порхали по веткам, ветер ласково гладил последние желтые листья. Однако Лиге было неспокойно; объятая тревогой, она стояла, держа руку на животе, в котором шевелился младенец, тяжелый и горячий, будто живые угли в печи, и мучилась неведением.
Как ни странно, встреча с сыном лесоруба обошлась без последствий. Ни до конца осени, ни зимой ничего не случилось. Лига вела себя осторожно и ни за чем не обращалась к деревенским жителям. Порой ей приходилось голодать, однако в самые тяжкие дни неизменно случалось что-нибудь хорошее: то на удочку в проруби лесного ручья клюнет костлявая рыбешка, то повезет разглядеть нужный сугроб и откопать немного зелени для ароматного бульона, то какая-нибудь залегшая в спячку зверушка продышит отверстие в снегу и облачко пара сверкнет на солнце. Лига и сама двигалась словно в полусне, держась лишь благодаря огню в очаге и по-беличьи запасенным орехам, оберегая свой маленький островок тепла в кровати, передвинутой ближе к печке.
Дитя появилось на свет в клубах пара глубокой зимой, посреди ночи. Лига сразу же увидела разницу со своим первым ребенком: у того была слишком большая голова, чересчур заостренный подбородок. С этим по крайней мере все в порядке: пухлые щечки, ручки и ножки, как у нормального младенца, а не скрюченные и темные, будто у старика. Поглядите-ка, это девочка, такая же, как Лига! Мы превзошли его числом, пронеслось в ее возбужденном мозгу. Мы выстоим против него, получим то, что хотим!
Управившись с беспорядком, Лига положила запеленутого ребенка на стол. Облегчившаяся от бремени, с дрожащими бедрами, по которым еще стекала слизь и кровь, она села на кучу тряпок, сваленных на лавке, и принялась рассматривать младенца при свете свечи.
По личику новорожденной пробегали самые разные выражения, от безграничной и глубокой мудрости до животной бессмысленности. Душа молодой матери тоже металась в противоречивых чувствах; ею попеременно владело то благоговение перед маленьким существом, требующим к себе столько внимания, то разрывающая сердце жалость: несчастная малышка, такая хрупкая… и такая мягкая, теплая! Лига не верила своим глазам, рассматривая изгибы тонкого ротика, пушистые ресницы, совершенные по красоте ушки, похожие на полураскрывшиеся розовые бутоны. Ее переполняли покой и нежность. Как хорошо, что отца больше нет, что Лига может просидеть так хоть до самого утра, не боясь попреков и оскорблений, не отрывая взора от этой крохотной искорки жизни, занятой самыми важными делами на свете — крепким сном и дыханием, легким, будто крылья мотылька, слабо вздымающим узкую розовенькую грудку.
