Виктор Дубровский - Кочевые дороги
— Какая проблемка? — насторожился я.
— Бабушка перед смертью спрятала дома одну вещь. Эту вещь после похорон искали, но не нашли. Вот моё условие такое: я продаю тебе дом, но ты, если найдешь какую-нибудь странную штучку, сразу же мне позвонишь. Имей в виду, её трогать руками нельзя, только через перчатки.
Фигасе, бабушкино наследство. Однако водка уже сделала свое коварное дело, и я согласился, горячо уверяя Ирину, что ради неё он готов практически на всё, в том числе и на то, чтобы немедленно пойти и принести в зубах ей лилий из речки. Не говоря уже о том, что найти секрет бабушки и принести ей в клювике, то есть в перчатках. Ирина тоже немного расслабилась от вина, и моя пламенная речь не оставила её равнодушной. Я ещё на всякий случай уточнил:
— А что за вещь-то?
— Никто не знает. Но она будет обязательно обычной необычной. Ну, к примеру, это может быть простая дощечка, но на дощечке написаны непонятные слова. Может палочка, может веревка с хитрыми узлами. В принципе может быть все что угодно, кроме пластмассы.
— Хорошо, как только увижу, немедля сообщу тебе, клянусь корнем того дерева[14].
Мы накатили ещё по чуть-чуть. Видимо, эта бабушкина штучка и была одной из проблем, которые мучили Ирину, потому что она заметно расслабилась.
Только я почуял слабину, как моя кобелиная натура попёрла наружу. Я ей начал говорить, что мой Добрый Учитель, доктор Курпатов, перед расставанием, завещал мне массу эзотерических знаний и сакральных экзерсисов по дистанционной диагностике и невербальному лечению психоневротических фрустраций.
— Понимаешь, Ирина, наша высшая нервная деятельность досталась нам в наследство от предков-хищников. А это значит, что всякая мыслительная деятельность, по умолчанию, должна сопровождаться движением, — гнал я пургу.
Дальше я пересказал в очень вольном изложении основы телесно-ориентированной психотерапии, которую, в свою очередь мне факультативно, за субботним пузырём, втюхивал доктор Курпатов.
— Мне Учитель рекомендовал внимательно присматриваться к тем людям, с которыми сводит меня судьба, и помогать им добрым советом и, поелику возможно, действием. И мой внутренний взор видит у тебя острую тактильную недостаточность!
Не буду же я ей говорить, что у неё все симптомы перманентного недотраха, это может разрушить ту хрупкую атмосферу доверия, которая у нас возникла. Курпатов, конечно, безнадежный циник, ничего святого, для него весь мир — будущие пациенты, которым он с радостью ставит диагнозы. Для него секс — не слияние тел и душ, а метод психологической разрядки, он готов назначать его даже импотентам. Не зря его попёрли из психдиспансера в морг, трупам секс ни к чему.
С точки зрения Курпатова, выражение "утешить вдову" носит не похабное, а глубоко психотерапевтическое значение, когда тонкой женской психике, измотанной радостью от потери мужа-алкоголика и горем от разборок со скорбящими родственниками по поводу дележа акций нефтяной компании, нужна разрядка в виде многократного оргазма. После которого женщина, прямо на глазах — есть тому примеры, возвращается к жизни, часто — вместе с молодым энергичным любовником.
Я продолжил тему медицины:
— Весьма опасный синдром. Вот у тебя, к примеру, ярко выраженная зажатость мышц плечевого пояса, и если не принимать мер, то в ближайшее время начнутся органические поражения каналов протекания ци в меридиане чжан-фу…
Дальше я, не переставая трепать языком, постепенно понижал голос, доводя его до тембра записного ловеласа, затем встал и положил одну ладонь на руку Ирине, а вторую — на плечо.
— Какие у тебя восхитительные руки, — помычал я, глядя ей в глаза. Возражений не последовало. Я начал целовать её запястья, поднимаясь всё выше и выше, дошел до плеч и шеи и, наконец, поцеловал в губы. Она ответила. Я уже положил ей на грудь свою правую руку, а она начала с постаныванием дышать, но отстранила меня и сказала:
— Аня идет.
Я сразу ломанулся в холодильник, с понтом у меня там срочные дела. Ирина начала сосредоточенно резать колбасу.
Аня ворвалась как тайфун и, с порога затараторила:
— Мам, я была у Кати, у них родились щеночки такие милые, давай возьмем себе, а? Только Найда не подпускает к ним еще. А у Машки во дворе цыплята, такие манюсенькие, желтенькие и пищат так забавно. Мне разрешили подержать одного! Мам, я кушать хочу.
— Садись и кушай. Вот молоко, вот хлеб, вот колбаса.
Аня начала есть, порываясь ещё что-то сказать, видать у неё накопилась масса деревенских новостей, которые немедленно надо было вывалить на окружающих.
Я посмотрел на неё и сказал:
— Когда я ем…
— Я глух и нем, — ответило дитё.
— Молодец, девочка, возьми с полки чупа-чупс.
Аня начала зевать и потихоньку слиняла в койку. Ирина выдала мне пачку постельного белья, а сама постелила себе и дочери. Я в некоторой аффектации отправился курить. Однако, подумалось, бабка год как померла, а в хозяйстве всё на месте. Родня даже постельное белье не растащила.
Мне, конечно же, хотелось Ирину дожать, такой впечатляющий аванс упускать было нельзя. Я поплелся на кухню, с желанием потрепаться на всякие рискованные темы, типа сексуальных предпочтений папуасов племени маринд-аним, но Ирина была в горнице. Она стояла возле стола, на котором были разложены фотоальбомы и разные фотографии, и рыдала. Ну, не рыдала в голос, а просто стояла, держа в руках фотографию, и всхлипывала.
Женские слезы — это страшная вещь, я вам авторитетно заявляю. Никогда не знаешь, чем они вызваны — то ли следами губной помады на воротнике твоей рубашки, то ли оттого, что колготки порвались, то ли оттого, что ты забыл, когда день рождения у её прабабушки. И никогда не знаешь, как на них правильно реагировать. В одном случае надо клятвенно заверить, что губная помада свалилась с полки, когда ты доставал из шкафа важные бумаги, и немедленно предложить ей купить новую кофточку, а в ином случае просто завалить в койку и как следует помять. Ни тот, ни другой способы пока не годились. Я, не зная, что предпринять, снял очки и начал их энергично протирать.
Ирина положила фотографию в альбом, захлопнула его и повернулась ко мне. Я подошёл, обнял её и начал гладить по волосам и по спине, целуя её мокрые щеки, бормоча что-то успокаивающее. Она уткнулась мне в грудь и приобняла одной рукой. Потом мы начали целоваться, постепенно распаляясь, и я уже было опустил руку значительно ниже талии, как она сказала:
— Не заводись.
Я чуть не ляпнул: "С фигале?", как она добавила:
— Мне сегодня нельзя.
И тут до меня медленно, но дошло. Я, конечно же, умный, аж жуть, построил стройную и непротиворечивую теорию, а самого простого и не учел. У неё же ПМС, вот тебе и психические задвиги и эмоциональная неустойчивость, а я сочинял многоходовую, научно-обоснованную модель соблазнения с ожидаемым финалом в постели. М-да, и на старуху бывает проруха. Но есть позитивный момент: в принципе можно, но не сегодня.
