Питтакус Лор - Я - четвертый
— Как дела? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Почему ты в перчатках?
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут миссис Бартон начинает урок. По ходу урока парень рядом со мной по большей части рисует марсиан, какими они ему представляются. Тела маленькие, головы, руки и глаза большие. Тот же стереотип, который обычно используют в кино. Под каждым рисунком он маленькими буквами подписывает свое имя: СЭМ ГУД. Он замечает, что я смотрю на него, и я отворачиваюсь.
Пока миссис Бартон рассказывает о шестидесяти одной Луне Сатурна, я смотрю на затылок Марка. Он пишет, склонившись над партой. Потом выпрямляется и передвигает записку Саре. Она отталкивает ее, не читая. Это заставляет меня улыбнуться. Миссис Бартон гасит свет и включает видео. Вращающиеся на экране перед классом планеты наводят меня на мысли о Лориен. Это одна из восемнадцати обитаемых планет во Вселенной. Еще есть Земля. И еще есть, к несчастью, Могадор.
Лориен. Я закрываю глаза и позволяю себе погрузиться в воспоминания. Старая планета, в сто раз старше Земли. Все проблемы, с которыми сейчас сталкивается Земля, — загрязнение, перенаселенность, глобальное потепление, нехватка еды — были и на Лориен. На каком-то этапе истории, двадцать пять тысяч лет назад, планета начала умирать. Это было задолго до того, как мы обрели способность путешествовать по Вселенной, и народ Лориен должен был что-то сделать, чтобы выжить. Медленно, но верно мы пришли к тому, чтобы навсегда обеспечить планете условия для существования, и для этого изменили образ жизни, отказавшись от всего вредоносного — от оружия и бомб, от ядовитых химикатов и всего, что загрязняет среду, — и со временем планета начала оправляться от ущерба. По ходу эволюции, за тысячи лет, определенная категория граждан — Гвардия — сумела развить в себе серьезные способности, чтобы защищать планету и помогать ей. Словно Лориен вознаградила моих предков за их дальновидность и уважение к себе.
Миссис Бартон включает свет. Я открываю глаза и смотрю на часы. Урок почти закончился. Я снова спокоен и совсем забыл о своих руках. Я делаю глубокий вдох и заглядываю в отворот правой перчатки. Света нет! Я улыбаюсь и снимаю обе перчатки. Все вернулось в норму. Сегодня у меня еще шесть уроков. Все это время я должен сохранять спокойствие.
Первая половина дня проходит без инцидентов. Я остаюсь спокойным, новых стычек с Марком нет. В перерыве я беру поднос с комплексным обедом и нахожу пустой стол в конце столовой. Когда я уже наполовину съел кусок пиццы, напротив меня подсаживается Сэм Гуд, парень с урока по астрономии.
— Ты в самом деле будешь драться с Марком после уроков? — спрашивает он.
Я качаю головой.
— Нет.
— А все говорят, что будешь.
— Они ошибаются.
Он пожимает плечами и продолжает есть. Минуту спустя он спрашивает:
— А где твои перчатки?
— Я их снял. Руки больше не мерзнут.
Он открывает рот, чтобы ответить, но тут откуда-то прилетает огромная тефтеля, предназначенная, я уверен, мне, и попадает ему в затылок. Его волосы и плечи усыпаны фаршем и соусом от спагетти. Что-то отскочило и на меня. Я начинаю отряхиваться, когда прилетает еще одна тефтеля и бьет меня точно в щеку. По всей столовой раздается протяжное «У-у-ух».
Я встаю и вытираю щеку салфеткой, во мне нарастает злость. В этот момент мне неважно, что с моими руками. Пусть сияют как солнце, Генри и я можем уехать сегодня же, если до того дойдет. Но, черт возьми, я этого так не оставлю. Утром я стерпел, но сейчас терпеть не буду.
— Не надо, — говорит Сэм. — Если ты подерешься, они никогда не оставят тебя в покое.
Я сдвигаюсь с места. В столовой повисает тишина. На меня смотрят сотни пар глаз. Мое лицо передергивается и становится хмурым. За столом с Марком Джеймсом сидят семь человек, все парни. Когда я подхожу, все семеро встают.
— У тебя проблемы? — спрашивает меня один из них. Он большой, сложением похож на атакующего форварда. На щеках и на шее у него пятнами проступает рыжеватая щетина, словно он отращивает бороду. От этого лицо выглядит каким-то грязным. Как и все остальные, он одет в футбольную куртку Он скрещивает руки на груди и перегораживает мне проход.
— Тебя это не касается, — отвечаю я.
— Тебе надо пройти через меня, если ты хочешь до него добраться.
— Я так и сделаю, если ты не уберешься.
— Не думаю, что у тебя получится, — говорит он.
Я бью его коленом прямо в промежность. У него перехватывает дыхание, и он сгибается пополам. Вся столовая выдыхает.
— Я тебя предупреждал, — замечаю я, перешагиваю через него и иду прямо на Марка. Я уже совсем рядом с ним, когда сзади меня кто-то хватает. Я оборачиваюсь со сжатыми кулаками, готовый с размаху ударить, но в последний момент понимаю, что это смотритель столовой.
— Хватит, ребята.
— Посмотрите, что он сделал с Кевином, мистер Джонсон, — говорит Марк. Кевин все еще на полу и обхватил себя руками. Лицо у него свекольного цвета. — Отправьте его к директору!
— Заткнись, Джеймс. Вы пойдете все четверо. Не думай, что я не видел, как вы бросали эти тефтели, — говорит он и смотрит на Кевина, который по-прежнему на полу. — Поднимайся.
Откуда-то появляется Сэм. Он пытался очистить себе волосы и плечи. Большие куски убрал, но соус только размазал. Не знаю, зачем он подошел. Я смотрю на свои руки, готовый бежать при первом признаке света, но, к моему удивлению, никакого света нет. Может, сказалась внезапность и я не успел разнервничаться? Я не знаю.
Кевин встает и смотрит на меня. Он держится на ногах неуверенно и все еще дышит с трудом. Ему нужна опора, и он хватается за плечо стоящего рядом парня.
— Ты еще поплатишься, — говорит он.
— Это вряд ли, — отвечаю я. Я все еще хмурюсь, все еще обсыпан едой. К черту, не буду я ее счищать.
Мы вчетвером идем в кабинет директора. Мистер Харрис сидит за столом и ест обед, разогретый в микроволновке, за ворот заткнута салфетка.
— Простите, что прерываю. В обед случилось небольшое недоразумение. Уверен, эти ребята будут рады все объяснить, — говорит смотритель столовой.
Мистер Харрис вздыхает, вынимает салфетку и бросает ее в корзинку для мусора. Он отодвигает ладонью свой обед на край стола.
— Спасибо, мистер Джонсон.
Мистер Джонсон уходит и закрывает за собой дверь, а мы четверо садимся.
— Ну, кто хочет начать? — спрашивает директор, и в голосе его слышится раздражение.
Я молчу. Мистер Харрис сжимает челюсть. Я опускаю взгляд на свои руки. Свечения нет. Я кладу их на колени ладонями вниз — на всякий случай. Через десять секунд, прошедших в молчании, Марк начинает:
