Маргарет Уэйс - Драконы мага песочных часов
— Пусть войдет! — крикнул он.
Внутрь осторожно просунулась лысая голова Бертрема, блестевшая капельками пота. При виде Рейстлина, сидящего в кресле и закутанного в поношенную серую мантию, его глаза расширились.
— Но он, э-э… ты… они…
Рейстлин глянул на него:
— Говори, что хотел сказать, и можешь идти.
— Э-э… посетитель, — вновь повторил Бертрем слабым голосом и поспешил прочь, громко шаркая сандалиями по полу.
Флинт ввалился внутрь. Старый гном с негодованием разглядывал Рейстлина из-под косматых седых бровей, скрестив руки на груди, его роскошная борода змеилась поверх кожаной брони, которую он предпочитал стальным доспехам. На новой броне ясно выделялось тиснение символа Рыцарей Соламнии.
На Флинте был его обычный шлем, который он раздобыл в одном из ранних приключений. Рейстлин уже забыл где. Шлем украшал хвост, изготовленный из конского волоса. Флинт был уверен, что это грива грифона, и ничто не могло его разубедить, даже тот факт, что у грифонов не бывает грив.
Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как они виделись, но Рейстлин был потрясен изменениями, произошедшими в гноме. Флинт исхудал, его кожа приобрела меловой оттенок. Он тяжело дышал, а его лицо избороздили новые морщины горя и потерь, усталости и беспокойства. Однако взгляд старого гнома, что сейчас впивался в Рейстлина, горел прежним огнем.
Оба молчали. Флинт прокашлялся, прочищая горло, и быстрым взглядом обвел келью, отметив книгу заклинаний, лежащую на столе, посох Магиуса, прислоненный в углу, и пустую чашку из-под чая. Все имущество Рейстлина — ничего из вещей Карамона.
Гном нахмурился, яростно почесал нос, продолжая прожигать Рейстлина взглядом из-под насупленных бровей, и неловко потоптался.
«Каково бы тебе было, знай ты правду, — подумал Рейстлин, — как я бросил Таниса и Карамона погибать?»
Он уже жалел о появлении гнома.
— Кендер сказал, что видел тебя, — наконец нарушил тишину Флинт. — Он говорил, что ты умирал.
— Как видишь, я вполне живой, — сказал Рейстлин.
— Да, хорошо… — Флинт погладил бороду. — Ты носишь серые одежды, что это означает?
— Только то, что я отослал свои красные в стирку, — язвительно ответил Рейстлин. — Я не настолько богат, чтобы позволить себе обширный гардероб. — Он нетерпеливо дернулся. — Ты пришел сюда просто поговорить об одежде и поглазеть на меня или у тебя есть цель?
— Я пришел, потому что волновался за тебя, — произнес Флинт, нахмурившись.
Рейстлин сардонически улыбнулся:
— Вовсе нет. Не из-за меня. Ты пришел, потому что волновался за Таниса и Карамона.
— Пусть так, я ведь имею на это право? Что с ними случилось? — Бледное лицо Флинта порозовело от волнения.
Рейстлин чуть помолчал. Он не мог сказать правды, сам не понимая, по какой причине. В конце концов, он прекрасно знал, что Флинт думает о нем, что они все думают. Рейстлин мог сказать правду — он бросил их на погибель в Водовороте. Правда, Флинта такая новость потрясла бы. В ярости гном мог попытаться напасть. Старик не представлял угрозы для Рейстлина, но ему пришлось бы защищаться. Будет драка, шум, эстетики переполошатся. После этого они выгонят его на улицу, а Рейстлину предстоит еще многое сделать.
— Мы с Лораной и Тасом знаем, что вы вместе бежали из Тарсиса, — продолжал Флинт. — Мы вместе разделили сон. — Гном выглядел весьма смущенным, признавая этот факт.
Рейстлин был заинтригован.
— Сон в земле кошмаров Сильванести? Сон короля Лорака? Вы? Очень интересно… — Он задумался, рассматривая все аспекты такой возможности. — Я знаю, что вы испытали это, но только потому, что вы были внутри сна. Интересно, что испытали остальные?
— Гилтанас сказал, что это был Камень-Звезда. Эльхана дала такой Стурму в Тарсисе.
— Да, она упоминала об этом. Это мог быть Камень-Звезда, они мощнейшие магические артефакты. Он все еще у Стурма?
— Его похоронили вместе с ним, — грубо сказал Флинт. — Стурм мертв. Он погиб в сражении при Башне Верховного Жреца.
— Я сожалею… — сказал Рейстлин, с удивлением понимая, что это действительно так.
— Стурм погиб как герой, он в одиночку бился с синим драконом.
— Тогда он погиб как глупец, — хмыкнул Рейстлин.
Лицо Флинта вспыхнуло.
— А где Карамон, почему его нет здесь? Он никогда не оставил бы тебя, для этого ему пришлось бы тоже умереть!
— Возможно, так все и есть, — сказал Рейстлин, — возможно, все мертвы. Я не знаю.
— Ты убил его? — выдавил из себя Флинт, медленно багровея.
«Да, я убил его, — подумал Рейстлин, — он был весь объят пламенем…»
Но вместо этого произнес:
— Дверь позади тебя. Прикрой поплотнее, когда будешь выходить.
Флинт хотел что-то сказать, но сильнейший гнев душил его. Он смог лишь пробормотать:
— Даже не знаю, зачем пришел. Я сказал: «Избавились наконец», когда услышал, что ты умираешь. И снова говорю, уже тебе в лицо: избавились наконец!
Гном развернулся на пятках и сердито потопал к двери. Он уже было открыл ее, когда за спиной раздался голос Рейстлина:
— У тебя серьезные проблемы с сердцем, Флинт. Тебе постоянно нехорошо, у тебя боль, головокружение, одышка. Ты стал легко утомляться. Я ведь прав, есть такие признаки?
Гном замер, положив руку на ручку двери.
— Если ты не перестанешь нервничать, — продолжал Рейстлин, — сердце долго не выдержит.
Флинт замер и медленно оглянулся:
— Сколько у меня времени?
— Ты можешь умереть в любой момент, — вынес вердикт Рейстлин. — Тебе срочно надо отдохнуть.
— Отдохнуть… Война идет! — воскликнул Флинт, но тут же закашлялся, захрипел, прижав руки к груди. Видя, что маг наблюдает за ним, гном проговорил: — Не все умрут как герои…
Флинт затопал прочь, забыв захлопнуть за собой дверь. Вздохнув, Рейстлин поднялся на ноги и сделал это вместо него.
…Карамон закричал, попробовал сбить огонь, но не существовало никакой возможности спастись от магии. Его сгорающее тело сморщивалось в пламени, пока не обратилось в плоть старика, закутанного в темную мантию. В волосах и бороде старца сверкали огненные искорки.
Протянув руку, Фистандантилус шагнул ко мне.
— Если твоя броня сгорела, — мягко сказал старик, — я помогу с решением задачи.
Я не мог двинуться, не мог защититься. Магия истощила все мои силы до конца. Фистандантилус стоял передо мной — черная мантия свисала клочками ночи, плоть сгнила и отваливалась кусками, кости просвечивали сквозь кожу. Ногти старца выросли и заострились, как у мертвеца, глаза сияли тем неукротимым огнем, что горел в моей душе, теплом, что могло воскрешать умерших. На тощей шее Фистандантилуса поблескивал гелиотроп.
