Николай Ярославцев - Преднозначение
Или сразу к городищу?
Но ноги, не слушая его пустых мыслишек, сами вели к жилью. Что-то говорило его, что нет чужаков уже в городище. И в окрестностях нет. Но шел осторожно, бесшумно, таясь за деревьями, будто зверя скрадывал. Их жилище встретило его таким же, каким его и оставил. Деревянный бэр, дедово рукоделье, все так же лежал, уткнувшись личиной в землю. И дедко Вран лежал между ним и деревянным посеченным Родом, уставив в немо застывший, не мигающий взгляд. Только на лицо стал желт, да нос между волосьями заострился. Да губы выцвели и покрылись бурыми пятнами. Но не птицы на клюв не попробовали, ни звери лица, пальцев не пообкусывали. Мураши и те стороной обошли. И лишь трава, побитая конскими коваными копытами и дерзкими сапогами не воспряла, не ободрилась. Так и лежит измятая, истоптанная, не распрямилась.
Не как накануне к жилью подошел. Постоял, прижавшись к дереву, приглядываясь и прислушиваясь к голосам леса. Но ничего, что могло бы встревожить его, не увидел и не услышал. И все же пригнулся и, оглядываясь по сторонам, скользнул к старику. Присел над его телом и положил свою руку на глаза. Жутко было видеть его пустой, равнодушный взгляд. Провел ладонью по лицу, пытаясь закрыть веки. Но попытка не удалась. Тело окоченело. Опустился на одно колено, и неожиданно для себя, легко поднял мертвое тело на руки. А всегда казалось, что волхв при жизни вдвое тяжелее его самого. Но не удивился. С того самого времени, как Вран отправил его проверять борти, случилось много такого, что могло поразить его и заставить задуматься. Но времени у него не оставалось ни на то, ни на другое. Почему лук, на который без ужаса раньше смотреть не мог, а не только растянуть его, вдруг подчинился ему, не оказав и малейшего сопротивления? И почему он, так и не научившись отбиваться от палицы волхва, отбивал атаки соломенноголовых воев. И не только отбивался. И почему древо – отец… Это уж совсем не для его ума!
Перенес волхва в тень, под дерево.
Теперь надо было решать.
Их народ не прятал души усопших в, вырытых за городищем, ямах, не томил их под толщей земли. А отпускал их на свободу. И жили они под ясным небом, грелись под красным солнышком. Всегда рядом, всегда близко от тех, с кем жили, кого любили. И кого ненавидели. А Вран же просил спрятать его в глубокой яме и присыпать не высоким холмиком. Радко всегда этому удивлялся. Почему? Наши щуры, пращуры и за столом посидеть могут. Для них и хлеба, и молочка на столешницу плеснуть можно. И зеленым вином порадовать. Потому и зовется божьей ладонью. И все на их глазах творится. Кто родился, кто усоп, все перед их очами. А крышкой дубовой закроешь, да землей придавишь, как выберешься?
Но это его воля, И нарушать ее Радко не собирался. Сказанное, сказано. Коли решил дедко Вран под землей схорониться, значит есть на то причины. Волхв не всегда волхвом был и за душой у него не мало такого, с чем лучше дальше держаться. Один меч чего стоит! Возьмешь в руку и силища дурная начинает распирать. И как он того воя – похвальца срубить смог?
Нырнул в лаз и принялся тащить ее из лаза. Думал, жилы от натуги лопнут не на одного его рассчитывал старик, когда ладил он свое последнее жилье. С крышкой было проще, хотя и она была не из легких. Вернулся еще раз и выбрался, неся в руках лопату. А перед лазом тот пройдоха – бэр, который пытался отведать меда из чужих бортей.
-Ну, что сластена? Дождался? Сейчас все твое будет. – беззлобно проговорил бэру. – Никто ныне не прогонит. Владей.
И закрутил головой в поисках места для погребения. Заранее решил, что должно оно быть на высоком и веселом месте. Чтобы листья над головой шумели. Чтобы птички в погожий день ему песни пели. Чтобы ясно солнышко согревало и в глаза заглядывало.
- Не сиди сиднем. А то другой любитель меда отыщется.
И проходя мимо потрепал бэра по загривку.
-Эко сала накопил. А до снега еще жить да жить. Смотри, так и пошевелиться лень будет.
Бэр, хотя какой он бэр, - до бэра ему еще расти и расти, - заворчал в ответ, и мотнул головой.
-Ну, как знаешь. Тебе жить.
Шагнул к одинокой, бог весть, каким образом поднявшейся среди матерых дубов, березке и черенком лопаты отметил размеры могилы. И принялся за работу. Земля легкая, подается быстро. Мягко дедке лежать будет. Бэру надоело ворчать в одиночестве и он, загребая передними лапами землю, косолапо подкатился ко краю ямы. Сел на ее краю и долго, с любопытством наблюдал за его работой, ворочая круглой головой. Потом поднялся и запрыгал с передних лап на задние, что означало крайне волнение и озабоченность. Земля под его весом посыпалась в яму.
-Не мешай! – Прикрикнул на него Радко, не отрываясь от работы. – Закончу, так и быть получишь горбушку. И даже с солью.
Но бэр не успокаивался. И, мало того, заворчал еще громче. Пристроился рядом и принялся рвать землю когтями, не забывая при этом класть в рот толстые и, должно быть, вкусные корешки.
На одном дыхании Радко выкопал яму в свой рост. И с подозрением посмотрел на домовину, прикидывая и примеряясь, как ловчее ее опустить, не уронив. В два приема сдвинул ее на узкий край могилы и толчком послал ее вперед, навалившись всем телом на другой ее конец, чтобы домовина не упала, а плавно сползла на дно. Домовина с глухим стуком ухнула вниз. Бэр оторвался от своего занятия и с любопытством посмотрел на нее.
-Сказано, не мешай. Лучше бы помог.
Перекатил деревянную громадину с изображением Рода и уронил ее концом вниз. Пусть и по смерти рядом будут.
-Держи вот здесь. – Указал он бэру, где он должен был держать столб. – А я яму забрасывать буду.
И словно понимая его, бэр подпер деревянную колодину лапами, не переставая скандально ворчать. Скоро над могилой вырос ровный, черный холмик. Радко постоял, внимательно оглядывая дело рук своих, и пошел резать дернину, чтобы дождями Враново последнее пристанище не размыло.
Встал в ногах и низко, до самой земли поклонился.
-Прощай, дедко Вран. Прости, что не уберег тебя. Не скучай. Даст бог, свидимся когда – нибудь.
Перетаскал побитых воев от жилья, подальше и сбросал в кучу. Нечестно жили, не честно и лежать. Зверье растащит еще до снега. И исчез в жилье. Бэр сел напротив лаза и сунул голову в лаз, нетерпеливо повизгивая.
Подсохшая буханка хлеба, кусок почерневшего вяленого мяса, связка сушеной рыбы и узелок с солью. Покидал их в мешок. И задумался, оглядывая мешочки с корешками и травами. От людских хворей вряд ли что ему пригодится, а вот от воинских увечий… и в мешок лег еще один узелок. Завязал устье узлом и потянул за вязки.
Бэр за лазом снова заворчал
-Да, не забыл я, не забыл. – Досадливо бросил он ему. И окинул взглядом тесное, полутемное их с Враном пристанище. – Прощай дедово жилье. Хорошо здесь жилось. Беззаботно. Жаль, что кончилось все скоро. Может, и доведется когда вернуться сюда, а пока…
